— Двадцать…
Шум еще не слышен, но ноги уже улавливают вибрацию. Кто-то произносит сзади что-то непонятное: коммандер не узнает голос и не понимает сказанного, но интонация почему-то насмешливая, значит, это не может быть важно.
— Десять… Девять…
Это «окно», последняя страховка всего комплекса от несанкционированного пуска. Если извлечь ключ или даже просто не сделать ничего — пуск не состоится.
— Семь…
Командир атомной подводной лодки «Сан-Хуан» 12-й эскадры подводных лодок специального назначения поворачивает пусковой ключ во второе положение. За секунду вибрация нарастает так, что со столов начинают падать карандаши и шариковые ручки, слетают листки бумаг. Он видел это много раз, он много раз поворачивал этот ключ, но сейчас колющие нервы иглы рвутся по его позвоночному столбу вверх. Так не было еще никогда.
— Четыре…
Осталось четыре секунды на то, чтобы отменить пуск. Кому это придет в голову? Кто посмеет остановить то, к чему они все готовились всю свою сознательную жизнь, ради чего десятки лет тратили трудовые деньги многие миллионы граждан США?
Отсчет уже не озвучивается, незачем. Нарастает рев, потом «Сан-Хуан» дергается, и на фоне этого по перепонкам бьет звонкий металлический звук. Так, наверное, ощущалось попадание в корпус вражеского ядра или снаряда в век брони. Потом начинается просто тряска. Газогенераторы вышвыривают ракеты вверх из-под слоя воды в 18 фатомов толщиной. При выходе каждый «Томагавк» разрушает мембрану своей капсулы и устремляется вверх, окутанный коконом кипящих пузырей. Цветовые индикаторы на панели мигают все разом и меняют цвет поодиночке.
— Сход!.. Сход!.. Сход!.. — вопит немолодой уже уоррент-офицер, колотя кулаком по столу. Энсин за его спиной приплясывает и кривляется, размахивая сцепленными руками, как эпилептик.
Из пусковых установок «Сан-Хуана» выходит по ракете каждые 2,5 секунды: этот показатель в разы больше, чем для надводных кораблей, но с этим ничего нельзя сделать: врывающаяся в опустевшие контейнеры морская вода весит тонны. Но все равно, пуск 12 боевых ракет субмариной — это всего лишь полминуты. Когда все заканчивается, коммандер Мартин не дает экипажу поорать и попрыгать, похлопать друг друга по плечам, поаплодировать, как учат стереотипы дешевых кинофильмов. В отличие от большинства своих офицеров, уоррент-офицеров и старшин, он прекрасно понимает, что для всего этого не время. Они привыкли, что даже боевой пуск — это безнаказанный удар по одному или другому арабскому побережью. В ответ на него на рубеж не прилетят противолодочные самолеты и вертолеты, не придут вышедшие из баз по тревоге надводные корабли и субмарины-охотники. Именно поэтому командовавший «Сан-Хуаном» во время Иракской войны коммандер Эдвард Такесуи получил всего лишь «Бронзовую Звезду». Тоже неплохо, если глядеть со стороны. За все время современных войн, в которых участвовали Вооруженные Силы США, их противники — арабские государства и югославы — не предприняли ни одной попытки сопротивляться в воздухе и на море. И не всегда из-за того, что не имели такой возможности: скорее просто потому, что не видели перспективы. Поднимать в воздух ударные самолеты, прикрывая их истребителями? Да пилоты «Хорнетов» и «Томкэтов» аж скулят от ожидания, так этого ждут. Потертые долгой службой МиГ-21 против истребителей последнего поколения: исход любого столкновения просто очевиден. Да, можно припомнить две войны, когда господство в воздухе ВВС и флотской авиации США не распространялось на весь театр военных действий: Корейская и Вьетнамская. Но ни разу после 1945 года США не воевали с государством, хотя бы в принципе способным противодействовать ударам с моря. Теперь все иначе. Наверное, это не все еще осознали, но термин «миротворческая операция», которым им продолбили все мозги в ходе подготовки в Гротоне, не вполне соответствовал сложившемуся за последнее время значению этого термина. Все привыкли — а он не соответствует, вот неожиданность для молодежи! А он, коммандер Мартин, понимает: как бы это ни называлось, вот теперь началась настоящая война с настоящим противником. Таким, который неоднократно наказывал за излишнюю самоуверенность самых почитаемых полководцев мира.
Мощность реактора вновь ушедшего вниз «Сан-Хуана» была доведена до 40 % — по мнению старшего помощника командира, на данной глубине это обеспечивало лучшее отношение шумности и скорости. Они уже развернулись и теперь шли к северо-востоку: Мартин планировал обойти Колгуев именно с востока, снова встав в пару с «Александрией». Если им предстоит отбиваться от русских на отходе, это лучше делать по крайней мере вдвоем. Больше шансов целыми дойти до своего «зонтика». Опустошив вертикальные пусковые установки и потратив три торпеды на потопление русского «Оскара» в интересах обеспечения развертывания и политических аспектов начавшейся миротворческой операции, «Сан-Хуан» далеко не исчерпал свои боевые возможности. Но конкретные боевые задачи ему больше не ставятся. Главная задача сейчас — уйти из русских вод целым.
— Экзек?
— Да, сэр?
— Было ли противодействие во время пуска?
Лейтенант-коммандер отходит от командира и некоторое время переговаривается с офицерами, потом возвращается.
— Нет, сэр, никаких признаков противодействия.
— Все 12 сошли чисто. Полная дюжина.
— Именно так, сэр. Я должен сказать, это было великолепно.
— Я объявлю благодарность команде лично, можешь не сомневаться. Когда для этого будет время. Пока же я просто говорю «спасибо». Это действительно была качественная работа.
— Без сомнения, сэр. Будем надеяться, они дойдут до цели.
— До целей, друг, до целей. До всех из них, будем надеяться.
Оба, не сговариваясь, посмотрели вверх, на покрытый белой эмалевой краской («негорюче и нетоксично, патент США») подволок центрального командного поста. Оба отлично знали, что происходит наверху, за слоями стали и слоями моря. Через несколько секунд после выхода «Томагавка» из-под воды, одновременно с окончанием работы стартового твердотопливного ракетного двигателя ARC/CSD (он же просто «бустер»), пиротехнические заряды отстрелили хвостовой термообтекатель, что дало возможность раскрыться стабилизатору. За это время «Томагавки» успели подняться на высоту 9–12 тысяч футов, но немедленно потеряли половину набранной высоты на нисходящей ветви стартового участка, чуть менее чем на полпути от рубежа пуска к береговой черте. Именно тогда на каждом раскрылись консоли крыла, выдвинулся воздухозаборник, и пироболты отстрелили бустер. Через минуту после пуска включился маршевый двигатель (если бы не включился, всплеск был бы услышан на «Сан-Хуане» даже, наверное, без помощи сонара), и «Томагавки» перешли на заданные траектории полета. Неполные 10 миль до берега не дали инерциальной подсистеме накопить значимую ошибку — та составляла 730 ярдов за час полета над морем, и за считаные секунды и мили, которые потребовались «Томагавкам», чтобы пройти над головами онемевших жителей Индиги и Выучейского, отклонение измерялось максимум футами. Вероятно, это означало, что столь тщательная подготовка навигационных систем на предстартовом этапе была даже излишней, — не продолжай быть верными те аргументы, которые коммандер проговорил себе получасом ранее.
Сейчас, через минуты после старта, в маршевом режиме высота полета ракет снизилась до 60–200 футов, а скорость упала от 750 до 550 миль в час. Через несколько миль после пересечения береговой черты, где-то над бесчисленными озерами и собственно рекой Индигой, блоки наведения «Томагавков» должны были опознать местность как первый район коррекции. И повести ее на полную дальность. Подсистемы управления и наведения TERCOM (корреляционная по контуру рельефа местности) и DSMAC (корреляционная электронно-оптическая) способны вывести «Томагавки» на цели с минимальным отклонением, и даже если русские проснутся, сбить больше четверти ракет им не удастся ни при каком раскладе. От устья Индиги на сотни километров к югу, юго-западу и юго-востоку тянутся тундра и болота, а уже через несколько десятков минут полета курсы отдельных ракет будут разведены далеко в стороны друг от друга, что до предела осложнит возможности любой ПРО.
— Godspeed…[26]
Коммандер снова отвернулся к тактическому экрану и даже не стал переспрашивать кого-либо: отличное зрение позволяло ему считывать самый актуальный сейчас показатель с дисплея единой навигационной системы прямо со своего собственного места. Высокочастотный радар ближнего радиуса действия позволял субмарине чувствовать себя в относительной безопасности даже на столь умеренных глубинах, но каждый лишний фатом под килем и над «парусом» принимался им с нежностью и облегчением. Европейцы называют лодочный «парус» — башнеподобную структуру на верхней части корпуса субмарин традиционной компоновки — «плавником». Коммандер не раз говорил вслух, что этот термин нравится ему больше: такой маленький мазок оригинальности он позволял себе без лишних тревог о том, что могут о нем подумать. Вся его жизнь и так состоит из тревог разной степени значимости. Именно поэтому на командирских должностях так быстро сгорает здоровье крепких, сильных мужчин. Именно поэтому, а не только из-за власти над миллионами долларов и миллионами жизней, у способных удержаться на этой должности офицеров такой высокий социальный статус.
