он говорит о своей дочери и профессиональной подопечной Анне Фрейд как о своей «Антигоне» (Антигона была дочерью Эдипа от его матери, царицы Иокасты). Этим Фрейд хотел подчеркнуть, что Анна была ему ближе, чем просто дочь.
Фрейд считал миф переходной фазой на пути к «неизбежному» научному мировоззрению. Несмотря на то что он был воспитан в духе ортодоксального иудаизма (и, возможно, в детстве испытал сильное влияние нянек-католичек), Фрейд писал, что он «полностью отчужден от религии своих предков, как и от любой другой». В своих трудах он называет себя «атеистом». В книге «История психоаналитического движения» он пишет:
«В четырех эссе на тему «Тотем и табу» я попытался обсудить проблему расовой психологии средствами анализа. Это должно привести нас непосредственно к истокам возникновения запрета на инцест и к истокам сознания.
Если мы принимаем эволюцию представлений человека о вселенной… согласно которой АНИМИСТИЧЕСКАЯ фаза сменяется РЕЛИГИОЗНОЙ, а та, в свою очередь, — НАУЧНОЙ, то мы без труда можем проследить судьбы «всемогущества мысли» в каждый из этих трех периодов. На анимистической стадии человек приписывает всемогущество себе; на религиозной — уступает его богам, но не отказывается от него всерьез, ибо сохраняет за собой правой управлять богами, тем или иным способом влияя на них в своих интересах. При научном подходе к жизни для всемогущества человека не остается места; человек признает свое ничтожество и смиренно покоряется смерти, как и прочим неизбежностям. И все же, поскольку мы полагаемся на мощь человеческого духа, воспринимающего законы реальности, в нас продолжает жить осколок этой первобытной веры во всемогущество мысли».
Хотя Фрейд не рассматривал элементы мифа ни как универсальный компонент бессознательной сферы любого человека, ни как врожденную черту самой области бессознательного, проекцию коллективных внутренних образов бессознательного мышления всего рода человеческого, он считал мифы внешней проекцией бессознательного (пусть даже чисто индивидуального бессознательного), а также признавал общность между образами сновидений и мифов. В этом он заложил основание для трудов своего «наследника», а впоследствии оппонента, Карла Юнга.
В своем труде по истории психоаналитического движения,
«Открытие бессознательного», Генри Ф. Элленбергер предполагает наличие прочных связей между матриархальными теориями Бахофена и психологическими теориями Фрейда. Бахофен прослеживал связи между мифологией и психологией личности, а параллели между бахофеновской теорией развития ранней европейской культуры и фрейдовским взглядом на развитие человечества просто разительны.
Бахофен
Период гетеризма и примитивного сексуального промискуитета.
Фрейд
Инфантильная сексуальность, «полиморфная перверзия».
Бахофен
Матриархат: в обществе господствуют «матери».
Фрейд
Доэдипов период сильной привязанности и полной зависимости ребенка от матери.
Бахофен
Дионисийский период: обращение к оргиастическим культам, «откат» к гетеризму.
Фрейд
«Фаллическая» стадия: мальчик начинает сознавать наличие у себя пениса и свою «мужественность».
Бахофен
Миф об Эдипе: свидетельство сдвига от матриархата к патриархату. «Социальный стресс» перехода.
Фрейд
Мальчик переживает «эдипову стадию», сексуальную привязанность к матери, зависть к отцу; испытывает стресс.
Бахофен
Патриархат: господство «отцов».
Фрейд
Стадия зрелых гениталий: мальчик идентифицируется с Отцом, девочка — с Матерью.
Бахофен
Подавление матриархата и гетеризма, которым отныне остается место только в мифе.
Фрейд
Инфантильная «амнезия»: подавление детских воспоминаний.
Чтобы лучше понять связь между мифом об Эдипе и фрейдовской теорией инфантильной сексуальности, полезно прочесть этот миф.
Миф об Эдипе
Лай, царь Фив, был женат на Иокасте, но брак их был бездетным. Отчаявшись родить наследника, Лай отправил посланца к оракулу бога Аполлона в Дельфы за советом. Оракул объявил ему ужасное известие: лучше всего Лаю оставаться бездетным. Ибо когда ребенок Лая и Иокасты вырастет, он убьет своего отца и женится на собственной матери. Устрашенный пророчеством, Лай приказал заточить Иокасту в одной из комнат своего дворца; отныне она никогда не должна была делить с ним ложе.
Но Иокаста была огорчена этим и хотела родить ребенка; она стала придумывать план, как переспать с царем. Однажды, подкупив слуг, Иокаста подстроила так, что Лай выпил много вина. Греки обычно смешивали вино с водой, чтобы уменьшить его крепость. Но слуга поднес Лаю неразбавленное вино, чтобы царь опьянел. Затем Иокаста соблазнила пьяного мужа и зачала сына.
Помня о пророчестве, Лай взял новорожденного мальчика, проткнул его ступни гвоздями, связал их вместе и бросил младенца умирать на пустынной горе.
Но боги судили сыну Лая долгую жизнь. Проходивший мимо со своим стадом пастух услышал плач младенца, принес его домой и выкормил. Увидев проколотые ступни ребенка, пастух назвал его Эдипом, что значит «опухшая ступЦя». Впоследствии пастух отвел найденыша в город Коринф и показал его слугам царя Полиба. Ребенок был царского происхождения, а царь Полиб и его жена Перибея были бездетны и нуждались в наследнике. Итак, Полиб усыновил Эдипа.
По другой версии мифа, Лай, проколов ступни младенца и связав их, поместил мальчика в деревянный сундук и бросил его в море. Когда волны вынесли сундук на берег, его нашла царица Перибея. Чтобы обеспечить трон наследником, Перибея отнесла младенца в кусты и стала кричать, словно роженица. Слуги услышали эти крики, и вскоре по всему царству разнеслась весть, что Перибея наконец родила наследника. Как бы то ни было, Полиб и Перибея любили Эдипа и воспитывали его как наследного царевича.
Однако когда Эдип подрос, по его внешности стало очевидно, что он не мог быть родным сыном Полиба и Перибеи. Другие дети стали дразнить его за это; возникли пересуды, и все во дворце сплетничали о том, кто мог быть настоящими родителями царевича.
В поисках совета Эдип отправился к оракулу, чтобы узнать, кто его родители. Оракул предсказал Эдипу, что ему суждено убить своего отца и жениться на матери. Пифия, голос оракула, сказала Эдипу: «Убирайся из этого священного места, чудовище! Убирайся и не оскверняй своим присутствием священный оракул!»
Потрясенный словами оракула и все еще считая, что его настоящими родителями были Полиб и Перибея, Эдип решил уйти из Коринфа.
По дороге Эдип встретил царя Фив Лая, своего настоящего отца. Лай велел юноше уступить ему дорогу, ибо он — царь. Эдип ответил Лаю, что он сам — наследный царевич и не уступит. Лай приказал своему колесничему ехать вперед, не обращая внимания на дерзкого юношу. Оскорбленный Эдип метнул копье в колесничего и убил его. Лошади встали на дыбы, сбросили Лая с колесницы, и царь тут же скончался. Пророчество исполнилось: Эдип убил своего родного отца.
Лай до этого происшествия направлялся к дельфийскому оракулу за советом, как избавить свое царство от Сфинкса. Это ужасное существо имело голову женщины, хвост змеи, тело льва и орлиные крылья и было двуполым. Оно останавливало
