Манчини сдернул с кровати запачканную простыню.
— Накройся одеялом! — велел он Виоле, и когда она послушалась, подошел к двери.
Створки распахнулись, и спальня снова наполнилась людьми. Барон развернул перед ними окровавленную простыню. Придворные одобрительно загудели, даже отец удостоил Виолу снисходительным взглядом.
«Наверняка гордится, как ловко он все провернул!» — подумала она, до подбородка натянув на себя одеяло.
Уши и щеки горели от стыда. Наверняка так и должна себя чувствовать добродетельная невеста, после того как в ее целомудренном лоне впервые побывал мужской «инструмент».
К счастью, свидетели недолго глазели на «любящую» чету. Распорядитель поздравил супругов со «свершившимся браком», затем с гордостью взял за уголки запятнанную «кровью девственницы» простыню и отправился восвояси. Остальные, пожелав молодоженам долгой семейной жизни и кучу детишек, последовали за ним.
Когда за посетителями захлопнулась дверь, Манчини запер ее на ключ.
— И чья же это кровь? — поинтересовалась Виола.
— Ваша, — желтозубо улыбнулся барон.
— Не паясничайте!
— Почем я знаю? Все подготовил ваш папаша. Думаю, наше маленькое представление пришлось ему по душе.
— Прекрасно. А теперь оставьте меня в покое.
— И не подумаю, дорогая женушка. — Манчини плотоядно облизнулся. — Теперь, когда никто нам не помешает, я намерен заняться вами вплотную.
Что за кретин! Виола с досадой закатила глаза.
— Послушайте, — она попыталась достучаться до его разума, — вы получили поместье, деньги, титул, что там еще? Вы вольны делать все, что вам заблагорассудится. Мне все равно, даже если вы переспите хоть со всем графством, но не рассчитывайте, что я буду делить с вами постель.
Манчини присел на кровать и склонился над Виолой.
— Что мне титулы и поместья? — хрипло заговорил он. — Я всегда мечтал обладать тобой, Виола. Ты была такой красивой, такой недоступной, всегда витала в облаках. Я смотрел на тебя и облизывался как жалкий пес на кусок мяса, а ты даже не замечала меня, я был для тебя пустым местом. Но бог услышал мои молитвы — теперь ты моя, и я буду делать с тобой все что захочу!
Его глаза горели безумием, лоб заблестел от испарины. Виола похолодела. Он сумасшедший! Она откатилась на край постели и попыталась вскочить на ноги, но Манчини поймал ее за руку и снова швырнул на кровать.
— Отпусти, урод! — заверещала она. — На помо…
Одной рукой он схватил ее за горло, а другой зажал ей рот.
— Тихо, женушка! Визжать ты будешь, когда я тебя оседлаю. Побереги силы, они тебе еще понадобятся. У нас впереди дли-инная ночь. Я буду засаживать тебе так долго и глубоко, что твое отродье выскочит из твоего брюха, и я тут же заделаю тебе своего.
Нет! Виола принялась извиваться и брыкаться, отчаянно пытаясь сбросить Манчини с себя, но его жилистое тело крепко вдавило ее в перину. Он дернул ворот ее рубахи, разрывая до пояса. В последнее время грудь стала жутко чувствительной, и когда барон грубо стиснул ее, Виола вскрикнула от боли.
— Ну вот, ты уже подо мной стонешь, — самодовольно пропыхтел он, и впился губами в ее сосок.
Боль стала невыносимой. Виола попыталась отпихнуть от себя насильника, но ничего не вышло. Он навалился на нее всем своим весом, просунул ладонь ей между ног и попытался впихнуть вовнутрь сразу несколько пальцев.
Внезапно что-то словно взорвалось в ее голове. Перед глазами возник Сигизмунд. Его тяжелое тело, похоть, прерывистое дыхание… Виола и сама не поняла, как у нее в руке оказался подсвечник…
Замах.
Удар.
Противный хруст височной кости.
Манчини даже не вскрикнул, а как-то сразу обмяк, тяжелым кулем придавливая Виолу к матрасу. На ее обнаженную грудь закапало что-то теплое.
Несколько мгновений Виола пролежала в оцепенении, а затем ее почему-то разобрал нервный смех. Она высвободилась из-под тела «супруга» и взглянула на него, все еще не сознавая, что натворила. В мерцающих отблесках камина Виола увидела, что голова барона измазана кровью, а на виске зияет рана, из которой торчат белесые осколки костей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Пока смерть не разлучит вас…»
Глава 43
Манчини был мертв. Окончательно и бесповоротно.
— Боже! Я убила его!
Виолу захлестнула волна ледяного ужаса. Ее начало трясти так сильно, что застучали зубы. Да, этот мерзавец заслужил свою участь, но что будет с ней? За убийство полагается смертная казнь, и неважно кто твой отец — хоть граф, хоть сам великий князь. Если бы Манчини не был ее супругом, то можно было бы оправдаться тем, что она защищала свою честь… Но законный муж просто по определению «не может» изнасиловать свою жену, а значит, пощады не будет.
Однажды ей доводилось видеть, как сжигали на костре мужеубийцу. Несчастная так страшно кричала, что эти крики еще долго преследовали Виолу в кошмарных снах. Неужели теперь и ей уготована та же доля? Даже отец не сумеет ее защитить. И захочет ли после всего, что она натворила?
Господи! И что теперь делать? Виола несколько раз глубоко вздохнула, чтобы обрести способность ясно соображать, и с опаской посмотрела на Манчини. Тот лежал ничком, а из-под его головы по матрасу расползалось кровавое пятно.
Бежать! Надо бежать! Виола подхватилась с постели, придерживая на груди разорванную рубаху. Сначала нужно одеться. Взгляд лихорадочно забегал по сторонам. Свадебное платье служанка забрала с собой, но зато на спинке стула висел камзол Манчини, а на сиденье были сложены его штаны. Мужская одежда… что ж, так даже лучше.
Виола накинула камзол и принялась застегивать пуговицы. Пальцы дрожали так, что она с трудом попадала в петли. Наконец ей это удалось. Ну вот, так хотя бы не видно, что сорочка изодрана в клочья. Затем Виола влезла в штаны. Они были немного велики — значит, придется потуже затянуть ремень.
«Мне не впервой носить одежду с чужого плеча», — горько усмехнулась она, вспомнив, как утопала в рубахе и штанах Бьорна, когда ее везли в Хейдерон.
Обувь? Пару секунд Виола переводила взгляд со своих заляпанных грязью туфель на такие же грязные сапоги несостоявшегося супруга и, в конце концов, сделала выбор в пользу сапог.
Что теперь? Деньги? Виола расстегнула висящий на ремне кошель. В нем нашлось несколько серебряных монет. Негусто, но все же лучше, чем ничего.
«Если что, продам кольцо», — подумала она.
Кстати о кольце — Виола подошла к постели и боязливо коснулась руки барона. Та была еще теплой. Виола стянула с безымянного пальца покойника обручальное кольцо и сунула себе в карман.
«Господи! Мало того, что я убийца, так еще и мародер!» — мелькнуло в ее голове, но Виола тут же отогнала эти мысли. Некогда терзаться угрызениям совести. Вот если ее схватят, тогда в темнице перед казнью у нее будет достаточно времени, чтобы подумать о своем безнравственном поведении, а сейчас надо сосредоточиться на побеге.
Виола пока не знала, куда бежать, зато знала — откуда. Главное — выбраться из замка, и она знала — как. Еще в детстве отец показал ей потайной ход, ведущий за пределы крепостной стены. Этим ходом она и собиралась воспользоваться.
Накрыв покойника с головой, Виола выскользнула за дверь и заперла ее на ключ. В коридоре никого не было, а снизу доносились приглушенные отголоски пира. Хорошо, чем сильнее напьются, тем позже обнаружат мертвеца.
Стараясь ступать как можно тише, Виола пробиралась под сводами, тускло освещенными неверным пламенем факелов. Сколько лет эти стены были ей домом… а теперь они нависали, давили, заживо погребали под громадой выщербленных камней.
Сердце дико стучало, дыхание со свистом вырывалось из груди. Все еще не верилось, что она убила собственного мужа. Хотя, какой он ей муж? Безумец, одержимый мыслью ее заполучить. Но если он так вожделел ее, почему же тогда палец о палец не ударил, чтобы вызволить из заточения? Если бы он не испугался медведя и дождался ее у Броккова клыка, Виола оказалась бы дома намного скорее…
