– Нет, не расскажу. Во всяком случае, пока.
– Чего ты хочешь? Что тебе нужно?
– Чтобы ты остановил вторжение колесничих на Лаций, – как ни старался Корвин, произнести эту фразу совершенно бесстрастно не получилось. Голос предательски дрогнул.
– Я не могу. Я не играю за Лаций.
Марк медленно приблизился:
– Я знаю, что ты – не мой отец. Просто кто-то очень похожий. Возможно, неотличимый. Во всяком случае, таким мне возвращает тебя память предков.
Человек у окна поморщился и покачал головой:
– Марк, давай уточним. Я в самом деле не твой отец. Даже не полная копия. Я просто похож.
– Ты – клон… – В голосе Марка не прозвучало вопроса.
В жизни он никогда не видел отца, но память предков сохранила его образ именно таким – образ молодого, уверенного в себе человека. В генетической памяти отец остался отражением в зеркале – и потому отца Марк считал как бы частью себя. Больше чем любой другой патриций. Ибо другие видели своих отцов состарившимися и живыми, а для Марка другого изображения попросту не сохранилось. И вдруг отражение в зеркале ожило.
– Я – его клон, в генокод которого вживлен ген бессмертия, – пояснил олимпиец. – Его память переписана в мой мозг. Видишь, как все просто.
– А он? Мой отец? Он где? – Во рту так пересохло, что Марк с трудом смог выдавить эти вопросы, хотя с того момента, как услышал возглас Генриха, готовился его задать.
– Он умер. Ты же знаешь, на Олимпе можно находиться только четыре дня.
– То есть он не погиб тогда в портале? Вы убили его?
Марк не помнил, как опустился в кресло. Был какой-то провал – перед глазами все поплыло. А потом он обнаружил, что сидит в кресле и тупо смотрит прямо перед собой.
– Вы его убили, – повторил он.
– Когда его нашли, он был так искалечен, что жизнь в его теле поддерживали приборы. Мы попросту не могли никуда его переправить с Олимпа. Не успевали. Мы не убиваем никого, Марк. Если человек может жить дальше, мы его отпускаем. Как отпустили Роберта Дэвиса с Неронии. Его бессмертный клон живет на Олимпе, а Роберт – по-прежнему на Неронии.
– Нет, – глухо выдохнул Марк.
– Что – нет?
– Роберт уже не живет. Роберт Дэвис убит тайным агентом недружественной державы.
– Это не олимпийцы, – заявил Говернон. – Мы выше этого.
– Скажи, Лаций для тебя хоть что-то значит?
– Я помню о нем, – отозвался бессмертный клон.
– Тогда попробуй спасти нашу планету.
– Каким образом?
Опять Марка поразила бесстрастность собеседника.
– Не знаю. Ты же – бессмертный. И почти всемогущий. Как бог. Вы играете чужими жизнями. Например, ты можешь пригрозить превратить – а в пустыню, а можешь пригрозить уничтожить Колесницу. Одно твое слово заставит трепетать всю планету.
– Мы не занимаемся подобными вещами. То, что сделал Артур, – преступление. И его приговорили к смерти.
– Этого никто не знает.
– Таковы условия игры: никто не пользуется Хронобомбами и «Пылью веков».
– Тогда почему катер, начиненный этой мерзостью, оказался на орбите нашей планеты?!
– Его туда притащили колесничие. Шустрые ребята. Думаю, они выиграют игру. А вместе с ними те, кто за них играет.
– А колесничие не подумали, что, взорвав бомбу с «Пылью веков» на орбите, они заразят этой дрянью свой флот?
– У них есть нейтрализаторы. Вы тоже можете их применить, спасая корабли и планету. Но только не станцию. Станция будет уничтожена практически мгновенно. Как Второй поселок на Крайней Фуле.
– Вы должны заставить колесничих отступить.
– Не слишком ли о многом ты просишь?
– Я – сын того, чей облик ты позаимствовал. Думаю, для тебя это ничего не значит. Но еще думаю, что ты захочешь сохранить некоторые тайны олимпийцев.
– Это не так уж и трудно, – заметил Говернон. – Стоит задержать тебя здесь чуть дольше четырех дней, и все произойдет само собой.
– Не совсем так. Информация хранится в Галанете на закрытом портале. В случае моей смерти она будет разослана по всем мирам. Уцелеет Лаций или нет – мне неведомо. Но Китеж и Нерония наверняка заинтересуются моим сообщением. Или ты думал, я взойду на Олимп, не прихватив страховочную систему?
– Ты говоришь о благородстве, о чувствах и начинаешь примитивный шантаж, – заметил арбитр игр.
– Это не шантаж, это предупреждение. И прошу я всего лишь о том, чтобы вы убрали за собой свой же собственный мусор. Пусть вам и скучно заниматься подобными мелочами.
– Разве ты сам не нашел метлу?
«К счастью, это не мой отец», – подумал Марк.
– Вам наскучило похищать корабли и устраивать сражения из дубликатов. И вы решили сыграть живыми людьми. Заставить целые системы сражаться друг с другом. Кто играет за Колесницу? – Марка вдруг охватило бешенство. Он уже не замечал, что повысил голос, что последнюю фразу выкрикнул в лицо бессмертному.
– Успокойся! Даже если ты доберешься до игрока, это никак не поможет твоей планете, – пожал плечами Говернон.
– А кто играет за Лаций? Ты?
– Я же сказал, что нет.
– Так вы все здесь клоны? – Марк постарался, чтобы его голос звучал так же равнодушно, как и голос Говернона.
– Наши тела клонированы и модернизированы. Поэтому мы бессмертны. Некоторые живут уже тысячи лет, другие молоды, как я. Обычное тело невозможно обессмертить. Бессмертным можно только родиться.
– Вы клоны…
Говернон отрицательно покачал головой:
– Мы создаем новых олимпийцев иначе. В конечном итоге технология появления на свет имеет значение только для патрициев Лация, не так ли? Среди вас давным-давно живут клоны, и вы относитесь к этому как к само собой разумеющемуся.
«Высшие материи сейчас не имеют значения, – вдруг прозвучал голос предков. – Ты решаешь практическую задачу – как спасти родную планету. Только и всего. Не имеет значения, кто победит в споре».
– Мне нужно встретиться с тем, кто играет за Колесницу. Или с тем, кто отвечает за Лаций. Ты можешь мне в этом помочь?
– Зачем мне тебе помогать?
– Возможно, это развеет твою скуку на несколько часов. Или даже дней. Есть шанс, что ты придумаешь новую игру… Твоими действиями как арбитра игр недовольны.
Говернон помолчал.
– Моя скука не так ужасна. Пока. А вот те, кто прожил три сотни лет, – о да, они невероятно страдают. – Он снова помолчал. – Хорошо, идем, я познакомлю тебя с тем, кто играет за Лаций.
* * *
Они миновали сад и уселись в легкий двухместный флайер.
Мир внизу казался игрушечным, милым сердцу садом. Беседки, ротонды, дворцы. Или в обратном порядке – неважно.
«Я бы не хотел здесь жить, – подумал Марк, – даже если бы мне взамен предложили бессмертие… А хочу ли я бессмертия? Вопрос ведь не так стоит. Я не хочу смерти. А вечность меня пугает не меньше… ни то ни другое. Тогда что?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
