в спальню. Шеритта следует за мною, смотрит на меня вопросительно.
– Фрайнэ Астра, всё хорошо?
– Да. Отчего нет?
– Но арайнэ Илзе… – начинает Шеритта, однако я жестом перебиваю возможные возражения.
– Фрайнэ Бромли, Илзе моя близкая подруга, не служанка, не рабыня и не придворная дама из свиты императрицы, обязанная находиться при своей госпоже. Илзе стала моей компаньонкой, потому что я её об этом попросила, а она согласилась. Она свободная женщина и вольна поступать так, как решит сама. И уходить тогда, когда сочтёт нужным. К тому же, как вам, полагаю, уже известно, она не подданная императорского венца и не должна подчиняться приказам ни моим, ни даже Стефана.
Шеритта молчит, и я отворачиваюсь к окну, скрывая крепнущее недовольство, стыдливую досаду и смутную тревогу.
Глава 24
Илзе не возвращается к вечерней трапезе, и на ужин я иду, терзаемая тревогой за неё и мрачным ожиданием появления маминых родственников. В зале я вижу Блейка, сидящего за столом с другими приближёнными императора, и гадаю, известно ли ему, что Илзе покинула дворец, не перемолвившись ни с кем и словом. Стефан расспрашивает меня о поездке, я отвечаю невпопад, уклончиво, и он хмурится. По крайней мере, я по-прежнему не замечаю никого похожего на главу рода Линси и его мать, ни в трапезной, ни когда мы со Стефаном выходим из залы. Нашего внимания не ищут незнакомцы, а знакомые не пытаются попросить за кого-либо, не представляют новичков при дворе, не называют тех самых имён, услышать которые я почти страшусь. Я немного удивлена этим обстоятельством – если информация Стефана верна и Линси действительно прибыли в столицу ещё вчера, то отчего они до сих пор не приехали во дворец? Древо Линси никогда не отличалось величием, высотой и ветвистостью, однако оно и не захиревшее древо Завери. Неужели род Линси успел настолько прийти в упадок, что у его главы и матери его главы нет достойного платья, чтобы появиться при дворе?
Я надеюсь увидеть Илзе в своих покоях по окончанию трапезы, но чаяниям моим не суждено сбыться. Стефан встревожен моими рассеянными ответами за ужином и расспрашивает обо всём заново, едва переступив порог спальни. Наконец я рассказываю подробно и о поездке, и об уходе Илзе – не уточняя, впрочем, что её знакомый проник в эти комнаты не замеченным стражей. Заверяю ещё раз, что со мною всё в порядке, физически я прекрасно себя чувствую, не испытываю дурноты, голода и жажды, мне не жарко, не холодно, голова не кружится, ничего не болит. На всякий случай уточняю, известно ли Стефану о появлении Линси при дворе, и узнаю, что в сам дворец они и впрямь ещё не прибыли.
Отчего они медлят, отчего не торопятся предстать пред своим государем?
Или они и не намерены просить аудиенций, милостей и встреч со мною, а всего-навсего желают присутствовать на венчании и наблюдать за свадебным пиром подобно большинству съехавшихся в столицу арайнов и фрайнов? Быть может, я ошибаюсь и им ничего не нужно от внезапно взлетевшей родственницы, не метят они на место Элиасов? Не всякий способен вести эту игру, не всякому по силам плести сети придворных интриг, не увязая при том в них самому, словно муха в паутине паука. Да и Элиасы остаются крепким, влиятельным родом и без близких связей с первопрестольным древом. Даже сейчас, вынужденно отступив в тень, они не ослабевают, не исчезают в забытье, они вернутся в любой момент и следующее появление их так же неизбежно, неотвратимо, как смена времён года. А где нынче род фрайнэ Аурелии и фрайнэ Верены, в каких далях растворились их родственники, растерявшие в одночасье высокое положение и привилегии? Я совсем не знаю Линси, но возможно, они вовсе не честолюбивы, как я воображаю, думая об этих людях. Они отреклись от моей мамы, им дела не было ни до её смерти, ни до меня, ни, тем более, до Миреллы, однако равнодушие их, желание держаться как можно дальше от дочери и сестры, покрывшей себя позором несмываемым, не подразумевает обязательного стремления возвыситься за счёт её дитя наполовину незаконного происхождения. Быть может, им просто-напросто любопытно увидеть воочию четвёртую суженую государя, презревшую выбор жребием, но уже подарившую императору дочь.
Утро следует обыденному расписанию, один привычный пункт за другим. Лия украдкой позёвывает в ладошку, Лаверна, как обычно, почтительна, услужлива и расторопна, Брендетта, наоборот, вопреки обыкновению задумчива и неразговорчива. Я веду фрайнэ на утреннее благодарение и когда мы со Стефаном встречаемся на галерее перед храмом и наши свиты перемешиваются, замечаю, с каким пристальным, ищущим вниманием фрайн Рейни оглядывает моих дам. Затем смотрит на меня выжидающе, точно порываясь подойти ближе и задать мучающий его вопрос, и отворачивается к Лаверне. Вижу, как он что-то говорит ей тихо, и она качает головой. Блейк вновь осматривается, задерживает взгляд на Брендетте, но та вдруг поднимает подбородок повыше, отворачивается и с привычной гримасой высокомерия проходит мимо фрайна Рейни и его суженой. Лия только глаза воздевает к своду галереи при виде этой сцены, а я понимаю, что Блейк об исчезновении Илзе знает ещё меньше моего, она не появлялась у него, не передавала посланий и не пыталась как-либо связаться с ним.
Наконец идём в храм.
Затем в трапезную.
Потом я с дамами удаляюсь в свои покои.
И замираю на пороге внутренней приёмной, увидев Илзе, сидящую как ни в чём не бывало подле разожжённого камина. На спинке соседнего стула висит чёрный плащ с меховой оторочкой, словно подчёркивающий ненавязчиво, что его хозяйка пришла недавно и надолго не останется. Илзе поднимается мне навстречу, и я беру её за руку, увожу в кабинет. По пути отмахиваюсь небрежно от шагнувшей было за нами Шеритты. Я помню о визите в приют, помню, что императорская барка уже готова к вылету, но вряд ли небольшая задержка сильно повредит делу.
– Илзе, что случилось? – спрашиваю, поскорее закрыв дверь. – Лия и Брендетта поведали, что вчера к тебе приходил… твой сородич? Девушки не узнали язык, на котором вы разговаривали, но я догадалась, что на твоём родном.
– Племянник, сын моей старшей сестры, – поясняет Илзе и усмехается. – Как видишь, звезда моя, не только к тебе нагрянули гости нежданные из числа давно не виденных родственников.
– Ты не рассказывала о своей семье…
– Потому что нечего рассказывать. Как тебе известно, живём мы кланами, большая часть членов
