— Как мило, Люцифер. Но тебе не кажется, что вы уже перешагнули ступень, на которой нужно держаться за руки? — Она хватает меня за шею и притягивает в жестоком поцелуе.
Но это не Фрэнни, это Бехерит, и я чувствую, как его сущность касается меня.
Когда я отстраняюсь, она тяжело задыхается, лицо искажено от боли, изо рта слышно почти беззвучное «нет». Габриэль вырывает ее у меня… Обнимая ее одной рукой, указательным пальцем другой он рисует на ее лбу круг и шепчет какие-то слова, которые я не могу разобрать.
Ее газа продолжают светиться красным.
— Удачи тебе с этим, Габриэль.
Я как идиот стою и ревную, потому что Габриэль действительно может сделать хоть что-то, а я лишь отстранено наблюдаю за всем происходящим. Я побеждаю в себе желание вырвать ее из его рук.
— В этот раз борец, — говорит она напряженным голосом, явно не ее.
— Сражайся, Фрэнни, — говорю я и тянусь к ее руке.
Я вижу, что она старается.
— Я хочу, чтобы ты убрался. — Ее голос — почти что шепот, но он принадлежит ей. Ее тело корчится в руках Габриэля. Он кладет ее на кровать, и я тут же заключаю ее в объятия, желая отдать ей все свои силы.
— Ну же, Фрэнни, — говорит Габриэль. — У тебя есть дар, используй его.
Надежда наполняет меня. Влияние. Фрэнни обладает Влиянием. Если она будет бороться… Если она по-настоящему этого захочет…
— Ты не хочешь быть здесь! — Ее голос сильнее, и, когда она вновь открывает глаза, я вижу уже их настоящий цвет. — Ты не хочешь… меня, — рычит она.
Она продолжает корчиться, борясь… И вдруг все заканчивается. Как будто один из них одержал победу. Я смотрю ей в глаза, паника почти доводит меня до безумия.
— Фрэнни?
На мгновение ее глаза закатываются, и стон вырывается откуда-то глубоко изнутри, становясь все громче. Ее лицо покраснело, глаза распахнуты. Вспышка красного… Она быстро исчезает, и все становится тихо.
Все еще паникуя, я наклоняюсь к ее груди.
— Фрэнни? Ты меня слышишь?
В конце концов, она поднимает на меня свои синие глаза… все еще испуганные, но чистые.
— Он ушел, — говорит она с усталой улыбкой. Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить пульс, а затем наклоняюсь и целую ее.
ФрэнниЯ сжимаю руку Люка, пока он сидит рядом со мной, а я лежу на кровати.
— Ты сделала все прекрасно. Твое Влияние становится сильнее, — говорит он.
Я все еще дрожу, стуча зубами.
— Почему я так мало помню из того, что случилось?
— Ты можешь помнить только те моменты, когда ты одерживала верх.
— Я чувствую себя, как будто меня автобус переехал. Почему это не так, как с тобой?
— Ну, для начала, я обычно не хватал тебя и не швырял об стену, — говорит Люк. Они с Гейбом обмениваются взглядами, и Люк стреляет в него мстительной усмешкой. — Но, думаю, дело в том, что ты сама приглашала меня.
Мэтт усаживается на стул и впивается взглядом в Люка.
Гейб смотрит на меня с печальной улыбкой. Я пожимаю плечами, не зная, что сказать, но затем меня снова начинает трясти, и я чувствую тошноту. Из глаз льются слезы, и я ничего не могу с ними поделать.
— У меня не будет нормальной жизни, не так ли? — говорю я сквозь рыдания.
Люк крепче прижимает меня к себе, но не отвечает.
Гейб стоит у двери и просто смотрит на меня.
— Никто не знает будущего, Фрэнни. Каждое событие меняет ряд других. Но дело в том, что ты очень нужна обеим сторонам. Шансы, что ты сможешь пройти через все это неотмеченной, практически равны нулю. Но как только ты будешь отмечена… неважно, кем… тобой начнут управлять. Конечно, я не могу быть объективен, но будь я на твоем месте, я бы не выбрал Ад.
Мое сердце словно камень. Я знаю, что должно произойти, что мне нужно сделать, но…
— Как я могу простить себя за самое худшее, что я когда-либо делала? Худшее, что кто-либо когда-либо делал?
— Сначала вспомни, что произошло на самом деле.
Мэтт садится на край моей кровати. Люк отстраняется от меня и идет к двери, вставая рядом с Гейбом и отдавая Мэтту свое пространство.
— Я упал, потому что пытался подняться слишком быстро. Это была моя вина.
Мое горло сжимается, когда я вспоминаю.
— Нет. Я схватила тебя за ногу. Я разозлилась и сбросила тебя с дерева.
— Хватит. Ты казнишь себя столько времени. Это не было твоей виной. Тебе нужно отпустить это. — Он обнимает меня, и мне так хорошо, что я хочу просидеть так вечность.
— Я просто хотела, чтобы ты вернулся, — говорю я, наконец.
Он улыбается.
— И я здесь.
Мое сердце все тяжелее и тяжелее.
— Не совсем так. Ты все еще мертв.
— Ты права. У меня нет той жизни, которая была бы, если бы я не упал с дерева. Но это не делает мое пребывание здесь менее важным. Ты не должна считать мою смерть своей виной.
Он смотрит на меня довольно долго, а я не знаю, что сказать.
Наконец, он говорит:
— Габриэль считает, что тебе нужно простить себя, иначе мы не сможем защитить тебя. — Улыбка появляется в уголках его губ. — Ты должна это сделать. Не могу я провалить свое первое задание из-за несговорчивости клиента. Это будет весьма неудачной пометкой в моем резюме на всю оставшуюся… вечность.
— Я не могу…
Его улыбка исчезает, когда он меня прерывает:
— Габриэль говорит, что ты должна понять, почему не можешь отказаться от чувства вины.
— Потому что… — Я борюсь со слезами, пока достаю из-под матраца дневник Мэтта. Я думаю обо всех своих мыслях в этой книге, записанных для Мэтта. Обо всех вещах, рассказанных мною ему, чтобы он оставался частью моей жизни. О том, как мне нужно было сохранить его в сердце. — Это чувство мне необходимо, чтобы помнить. Мне нужно держаться за него, чтобы не забывать… ощущать тебя живым.
И тут я понимаю, что мне пора это прекратить. Избавиться от этого внутри…
— Как мне это сделать? Опустить его?
— Это нормально — грустить о смерти, но от вины тебе нужно избавиться. Это должно идти изнутри. Тебе нужно вспомнить, что произошло на самом деле.
Я утыкаюсь лбом в колени и закрываю глаза, ожидая, когда тошнота прекратиться, но она лишь становится сильнее, когда я вновь переживаю тот момент в голове.
Мэтт оступается, его нога соскальзывает. Я вижу это за секунду до того, как раздается его стон. Я поднимаю глаза и пытаюсь поймать его, но в руках у меня остается лишь кроссовок. Я слышу его крик и удар о землю.
Мои глаза распахиваются, и я кидаюсь к корзине для мусора. Мэтт обнимает меня, и я прячу лицо у него на груди, дрожа.
Наконец, я поднимаю голову и смотрю на него, слезы льются по моим щекам.