несколько раз, а потом поручил мне узнать, что с ним собираются делать. Коли хотят продержать всю ночь, пусть дадут постель. «Скажите генерал-полковнику, я заинтересован только в одном: отправиться домой полоть клумбы в своём саду!» Вот так: сначала бушевал насчёт присяги, а потом вдруг захотел выпалывать сорняки»50.
Появление Пфифрадера в сопровождении всего двух криминалистов показывало, что в это время — около 17 часов — в Главном управлении имперской безопасности всё ещё полагали, будто речь идёт об индивидуальном акте Штауффенберга, а не о государственном перевороте. В 17 часов 30 минут все поднятые по тревоге в Берлине и его окрестностях войска получили боевые приказы и частично уже находились на марше. Однако подход их задержался таким образом, что к данному моменту — примерно через пять часов после покушения — указанные в приказах позиции заняты ещё не были.
Затем начал сказываться саботаж, имевший место на узле связи в здании на Бендлерштрассе. Передача телеграмм была задержана дежурным офицером лейтенантом Рёригом, последовательность систематически дополнявших друг друга приказов «Валькирия» произвольно нарушена, в результате чего смысл их исказился. Когда же наконец их удавалось передать по телеграфу, их тут же объявляли не имеющими силы по телефону. На настойчивые требования Ольбрихта и Штауффенберга Рёриг отвечал ссылками на «технические трудности». В результате отдельные военные округа из цельного комплекса приказов получили всего лишь отрывочные указания и не знали, что же им следует предпринять. Заговорщики упустили из вида необходимость посадить на аппараты связи надёжных людей, убрав приверженцев Гитлера.
Около 17 часов 35 минут началась, как уже говорилось, передача телеграммы с первым основным приказом.
В 18 часов в здании на Бендлерштрассе появились генералы Шпехт, Кунце и Штреккер, приглашённые на служебное совещание ещё Фроммом. В кабинете Фромма Гёпнер разъяснил им обстановку. Шпехт — инспектор подготовки командных кадров, которого Ольбрихт до этого несколько раз безуспешно пытался привлечь на свою сторону, — и теперь отказался действовать заодно с заговорщиками. Отказался и Кунце, начальник отдела боевой подготовки. Их заперли вместе с Фроммом, но около 20 часов 20 минут им удалось незаметно выйти из-под ареста.
В период после 18 часов 30 минут командующим военными округами были отправлены второй основной приказ и — правда, не полностью — дальнейшие приказы: о захвате учреждений и транспортных узлов, аресте нацистских главарей, занятии концентрационных лагерей. Приказы эти, как правило, вызывали недоумение, наталкивались на нерешительность и колебания. Поскольку в заговор были посвящены лишь немногие командующие округов, осуществление отданных приказов в большинстве случаев оказывалось под вопросом; к тому же вечером стали поступать первые контрприказы.
В 18 часов 30 минут на Бендлерштрассе наконец поступило донесение о том, что правительственный квартал оцеплен тремя ротами охранного батальона. К 19 часам подразделения пиротехнического училища и оружейно-технического училища сухопутных войск заняли свои опорные пункты в Цейхгаузе и бывшем королевском дворце. Две ударные группы патрульной службы сухопутных войск в 19 часов стояли на Унтер-ден-Линден (угол Вильгельмштрассе) в готовности атаковать здание министерства пропаганды и схватить Геббельса. Но основные силы ещё не подошли; первые танки прибыли в центр города только около 19 часов 30 минут.
Полковник Глеземер, награждённый «Рыцарским крестом» начальник II танкового училища в Крампнице, задержал его подъём по тревоге и подход танков, тем временем вместе со своим адъютантом капитаном Шауссом выехав вперёд на Бендлерштрассе. Ольбрихт приказал ему ждать в состоянии готовности с основными силами танков у Колонны победы и обеспечить охрану Общевойскового управления сухопутных войск. Дальнейшие приказы он получит от Мерца. Когда позднее Глеземер отказался подчиниться этим приказам, Мерцу пришлось арестовать его. Однако тот успел сообщить о создавшемся положении инспекции танковых войск. Её начальник полковник Больбринкер, которому подчинялись все танковые училища, распорядился оттянуть танки на Фербеллинерплац и известил Геббельса о происходящем в городе. Тем временем, как мы увидим далее, Геббельс получил информацию и из других источников. Заявив о своём мнимом желании выполнять приказания Ольбрихта, Глеземер сумел ввести в заблуждение свою охрану и скрыться.
Подобная картина наблюдалась и при использовании танкового училища, находившегося в Гросс-Глинике. Уже упоминавшийся выше курсант Вальтер Харц сообщает: «20 июля 1944 г. нас снова вывели из казармы. Однако спустя некоторое время после полудня нам приказали немедленно вернуться в неё. Всё происходило так же, как и в предыдущие дни, только гораздо медленнее. Казалось, наши начальники воспринимают объявление тревоги как муштру; дело доходило даже до того, что отдельные курсанты, не принимавшие непосредственного участия в учениях, старались уклониться, несмотря на то, что, естественно, должны были быть готовыми к бою резервом на случай объявления «чрезвычайного положения». Пока мы ещё ничего не знали о том, что же произошло в действительности в тот день. Мне полагалось быть наводчиком танка «Т-IV», но меня назначили связным к нашему начальнику танковой инспекции майору Хауштайну (или Хапштайну), и я находился в его автомашине-вездеходе. Танки стояли довольно долго на шоссе, некоторые курсанты даже бросили их и отправились в казарму; более того, к вечеру офицеры-инструктора стали бегать по комнатам и собирать людей, поскольку уже «началось». Я и по сей день хорошо помню это, так как в моей комнате один курсант, чтобы не участвовать в «учении», спрятался в стенной шкаф.
Точное время нашего выступления я сегодня назвать уже не могу, но было ещё светло. Мы очень быстро двигались к Берлину... По дороге часто делали небольшие остановки, во время которых экипажи танков узнали, что в Берлине произошёл путч эсэсовцев против Гитлера, что войска СС идут на Берлин и их надо разоружить. Любое сопротивление следует подавить силой. Новое кодовое наименование операции — «Гинденбург». Затем танки рассредоточились группами в центре Берлина, заняли важные перекрёстки или вокзалы. Сам я вместе с водителем ожидал в машине вблизи Бендлерштрассе. Мой майор, по всей видимости, находился там. Через некоторое время он вернулся весьма возбуждённый, но нам ничего о происходящем не рассказал, а приказал немедленно ехать к танкам. Я должен был передать командирам танков приказ к сбору или же обратному маршу. Таким образом, мы, курсанты, и тогда не знали никаких подробностей случившегося этой ночью. О действительных событиях нам сообщили только на следующий день — разумеется, в официальной нацистской версии»51.
Вечером 20 июля никаких донесений о захвате Имперской канцелярии, министерства пропаганды, Главного управления имперской безопасности и прежде всего радиостанции всё ещё не было.
Оказалось, заговорщики вопреки настояниям Бека отнеслись к захвату радиостанции так же, как и к любому другому заданию, вместо того чтобы осуществить его особенно энергично и безукоризненно точно.
