— Вы промокли, Ясперсен.
Он загораживает мне проход по лестнице.
— Я выполняла поручение, — говорю я. — Для Хансена.
Хансен пытается подыскать слова, чтобы возразить. Он разжимает кулак в надежде найти там ответ. На его большой ладони лежит шарик. Он разворачивается у нас на глазах. Это женские трусики, маленькие, с кружевами, белые как мел.
— Большего размера не было, — говорю я. — Но я уверена, что они налезут на вас, Хансен. Они должны очень хорошо растягиваться.
Я прохожу мимо Лукаса. Он не пытается остановить меня. Он целиком поглощен Хансеном. У него совершенно ошеломленное лицо. Да, тяжело ему, бедному Лукасу. Вокруг него сплошные неразрешенные вопросы.
Поднимаясь по трапу, я слышу, как он отступает и перед этой загадкой.
— Сначала багаж, — говорит он. — Затем — кормовая лебедка. Отплываем через четверть часа.
Голос у него хриплый, удивленный, раздраженный и страдающий.
Сняв промокшую одежду, я сажусь на кровать. Я думаю о Яккельсене.
Через корпус судна ощущается, как остановили топливные насосы. Как скрутили шланги. Смотали тросы. Как готовят к отплытию палубу.
Где-то в темноте, примерно в километре отсюда, сидит Яккельсен. Только я знаю, что он убежал с судна. Вопрос в том, надо ли мне сообщать о его отсутствии.
Трап поднимают. На палубе у швартовых занимают место люди.
Я продолжаю сидеть. Наверное, потому, что Яккельсен что-то узнал. Что-то в его голосе тогда на палубе, что-то в его самоуверенности и убежденности все время приходит мне на ум. Если правда, что он что-то обнаружил, то, наверное, была причина, по которой он хотел сойти на берег. Наверное, по его мнению то, что должно быть сделано, должно быть сделано оттуда. Так что, может быть, он все еще может помочь мне. Хотя я и не понимаю, как или почему. Или каким способом.
Не слышно никакого гудка. «Кронос» покидает «Гринлэнд Стар» так же анонимно, как и прибыл. Я даже не заметила, как стал набирать обороты двигатель. Только изменения в движениях корпуса говорят мне о том, что мы плывем.
Наша крейсерская скорость 18 узлов. От 400 до 450 морских миль в сутки. Это значит, что примерно через 12 часов мы будем на месте. Если я была права. Если мы направляемся к глетчеру Баррен на Гела Альта.
Что-то тяжелое протащили по коридору. Когда дверь на ют закрывается, я выхожу из каюты. Через стекло в дверях мне видно, как Верлен и Хансен двигают по направлению к корме багаж механика. Черные ящики, вроде тех, в которых музыканты возят свои инструменты, положенные на тележки. У него, должно быть, был излишек багажа в самолете. Это дорого стоит. Интересно, кто это оплатил?
2
Если в такой стране, как Дания, ты дожил до 37 лет, периодически обходясь без лекарств, не совершив самоубийства, не растратив полностью идеалы своего нежного детства, значит, ты кое-что понял о том, как надо встречать жизненные невзгоды.
В 70-е годы в Туле при помощи оборудования, которое находилось в метеорологических зондах, мы проводили исследование сверхохлажденных капель. Эти капли в течение короткого времени существуют в облаках на большой высоте. Вокруг них холод, но совершенный покой. В неподвижном «кармане» их температура падает до 40 градусов. Они должны были бы превратиться в лед, но они не хотят, они парят в полном покое и равновесии.
Именно так я пытаюсь встретить невзгоды.
"Кронос» еще не затих. Чувствуется невидимая жизнь и движение. Но долго ждать нельзя.
Я могла бы пройти через машинное отделение и твиндек. Если бы это не было связано с множеством клаустрофобических воспоминаний. Уж если они придут за мной, мне хотелось бы их видеть.
Ют ярко освещен. Я делаю глубокий вдох и выхожу на сцену. Краем глаза я вижу, как мимо меня проплывают верповочные тросы и ограждение вокруг мачты. Я оказываюсь у ютовой надстройки и открываю ключом дверь. Войдя, я стою некоторое время у окна и смотрю на палубу.
Это владения Верлена. Даже сейчас, когда здесь нет ни души, чувствуется его присутствие.
Я запираю за собой дверь. Моим оружием все время были те детали, о которых никто не знает. Моя личность, мои намерения, ключ-проводник Яккельсена. Они не могут знать, что он у меня есть. Они должны думать, что мое проникновение через ют в прошлый раз было случайностью, результатом их забывчивости. Они боялись, что я что-то обнаружила. Но про ключ они ничего не могут знать.
В первом помещении я освещаю фонариком плотно упакованные и закрепленные банки со свинцовым суриком, грунтовкой, корабельным лаком, шпаклевкой, специальным растворителем, ящики с респираторами, эпоксидной смолой, кистями и валиками. Все аккуратно сложено и чисто. Заботливость Верлена.
Следующая дверь — это задняя дверь туалета. Дверь напротив ведет в душевую с двумя кабинами. Следующая — в слесарную мастерскую. Где Хансен полирует свои ножи мелом.
Последняя каюта — это электромастерская. В лабиринте шкафов, полок и ящиков можно было бы спрятать маленького слона, и у меня бы ушел час на его поиски. У меня нет часа. Так что я закрываю дверь и иду вниз.
Теперь дверь, ведущая в твиндек, заперта. И закрыта на засов. Кто-то хотел быть абсолютно уверенным в том, что никто не сможет здесь войти. Если я зажигаю фонарик, то лишь на мгновение. Это, наверняка, излишняя предосторожность — ведь я стою в совершенно темном помещении без окон. Но моя нервная система большего не выдерживает.
Я останавливаюсь, чтобы прислушаться. Мне надо сделать над собой усилие, чтобы не впасть в панику. Мне никогда особенно не нравилась темнота. Я никогда не могла понять привычку датчан бродить по ночам. Прогуливаться по вечерам в кромешной тьме. Слушать соловьев в лесу.
Обязательно выходить смотреть на звезды. Устраивать соревнования по ночному ориентированию.
К темноте надо относиться с уважением. Ночь — это то время, когда вселенная бурлит злом и опасностью. И можно называть это суеверием. Можно называть это боязнью темноты. Но делать вид, что ночь — это то же самое, что и день, только без света, глупо. Ночь существует для того, чтобы собираться вместе под крышей дома. Если только ты, волею случая, не одинок и не призван делать что-то иное.
В темноте звуки различаешь лучше, чем предметы. Звук воды вокруг винта, где-то под моими ногами. Приглушенный шум попутного потока. Звук двигателя. Вентиляция. Вращение гребного вала в подшипниках. Маленький электрический компрессор, местонахождение которого почти невозможно установить. Как и, находясь в квартире, невозможно определить, у кого из соседей работает холодильник.
Здесь тоже есть холодильник. Я нахожу его не по звуку. Я нахожу его, потому что темнота проясняет для меня сделанный мной чертеж судна. Я измеряю коридор шагами. Но я уже знаю результат. Просто из-за волнения я раньше этого не замечала. Коридор на два метра короче, чем он должен быть. Где-то в конце его, за стеной, должна быть, по словам Яккельсена, гидравлическая система рулевого управления. Но она не может занимать два метра.
Я освещаю стену. Она покрыта той же фанерой, что и остальные стены — вот почему я раньше ничего не заметила. Но фанеру эту прибили относительно недавно. Откуда-то из-за нее доносится приглушенное гудение, похожее на звук работающего холодильника. Фанера плотно приколочена. Это не тщательно сделанный тайник. Его наскоро соорудили за неимением лучшего. Но одной мне бы не удалось снять фанеру. Даже если бы у меня и были необходимые инструменты.
Я открываю ближайшую дверь.
Вдоль стены стоят черные ящики. На них написано «Grimlot Music Instruments Flight Cases». «Ящики для авиаперевозок музыкальных инструментов Гримлот (англ )· Я открываю первый из них. Он четырехугольный, и по виду в нем может поместиться динамик среднего размера.
На гарантийном свидетельстве, лежащем под голубыми, блестящими баллонами акваланга из эмалированной стали, написано «Self-contained Underwater Breathing Apparatus». ««Автономная подводная дыхательная аппаратура » (англ.)· Они обтянуты резиновой сеткой, чтобы защитить краску от ударов.
Я открываю другой ящик, меньше размером. В нем нечто, похожее на вентили, которые надо навинчивать на акваланг. Ярко блестящие. Уложенные на вырезанную по их форме пенорезину. Дыхательный аппарат. Но такого типа, который я никогда не видела. Который крепится прямо на баллоны, вместо того, чтобы прикрепляться к мундштуку.
В следующем ящике манометры и ручные компасы. В большом чемодане с ручкой лежат очки, три пары ласт, ножи из нержавеющей стали в резиновых ножнах и два надувных жилета, на которые прикрепляются баллоны.
В большом мешке два черных резиновых костюма с капюшонами и молниями у кистей рук и на лодыжках — это костюмы для подводного плавания из неопрена. Толщиной по меньшей мере 15 миллиметров. Под ними лежат два теплых костюма «Посейдон». Под ними перчатки, носки, два утепленных костюма, страховочные тросы и шесть различного вида фонариков на батарейках, два из которых прикреплены к шлему.
