Один из участников: Не осталось ли чего-то невыясненного в отношении отца? Он ведь тоже хотел последовать за кем-то?
Б.Х.: Важный принцип нашей работы состоит в том, что терапевт не делает больше, чем необходимо пациенту. Астрид не нужно больше того, что мы сделали. В процессе расстановки это стало ясным. Когда я вижу это, я прекращаю сеанс терапии, иначе происходит потеря энергии. При достижении высшей точки работы необходимо остановиться — никакой проработки или дополнительных вопросов, вроде: «Как ты себя сейчас чувствуешь?». Это только лишило бы пациента сил. Ты это понимаешь?
Участник: Да.
Четыре месяца спустя я получил от Астрид следующее письмо:
«... Уже много дней и даже недель я очень хочу сообщить Вам об изменениях в моей жизни, происшедших со дня расстановки моей
306
к
семьи. Но все еще остается внутренний страх и внутренний барьер, мешающий мне осуществить эти изменения. Самый очевидный успех моей работы с Вами отразился в непосредственном прерывании целой цепи инфекционных заболеваний почек и мочевыводящих путей, продолжавшихся у меня годами. Для меня это значит гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Эти инфекционные заболевания не только чуть не стоили мне потери пересаженной почки, но и могли бы послужить причиной моего согласия на еще одну сложную и опасную операцию, исход которой был очень сомнительным.
Фраза «Я остаюсь», которую я вначале произносила по отошению к матери с определенным упрямством, принесла мне сейчас освобождающую уверенность в том, что мне все же позволено продолжать жить.
Системно-семейные переплетения, отражающиеся во фразах «Я последую за тобой» и «Лучше я, чем ты» и неоднократно переплетающиеся в моей семье и создавшие в ней сложную сеть связей, растворились в моем сознании и лишились своей силы в отношениях между мной и моей умершей младшей сестрой. Сейчас я обладаю свободой, позволяющей положить конец цепи болезней с их усиливающимися симптомами. Постоянное скрытое желание покончить жизнь самоубийством потеряло свое «заводное устройство» и оправдание в моих глазах...»
Расстановка:
Мать следует за своим
умершим ребенком-инвалидом
Б.Х.: Какой проблемой ты хочешь заняться?
Бруно: Я чувствую себя несвободным и не знаю, в каком направлении должен идти.
Моя мать умерла четыре года назад во время похода в горы с моим отцом.
Б.Х.: Это был несчастный случай?
Бруно: Она сорвалась вниз. Этот несчастный случай, по-моему, связан с тем, что у моего отца тогда уже в течение долгого времени была связь с другой женщиной, которая работала в той местности. Отец рассказал мне об этой женщине некоторое время спустя после несчастного случая, хотя я должен был сам это заметить.
Б.Х.: Твоему отцу не следовало рассказывать тебе о ней. Это совсем не касается детей. Подобное событие с системно-семейной точки зрения принадлежит к высшему уровню — уровню родителей. Дети находятся на более низком уровне и не должны знать интимных тайн родителей. Поэтому, если терапевту известны какие-то интимные тайны родителей
20* 307
пациента, он не должен ему об этом сообщать. В общем, такая информация для тебя, Бруно, не важна. Скажи мне просто, умер ли кто-нибудь еще в твоей семье?
Бруно: Моя сестра умерла прежде матери.
Б.Х.: Сколько лет ей было?
Бруно: Восемнадцать. Я старше ее на два года. Она страдала болезнью Дауна.
Б.Х.: Синдромом Дауна? Это важная информация. Когда один из детей в семье является инвалидом, здоровые ее члены считают, что имеют незаслуженное преимущество перед ним, хотя им не пришлось прилагать никаких усилий, чтобы достичь этого преимущества. Здоровые члены семьи в подобном случае нередко ограничивают себя, как будто не смеют полностью принять собственную жизнь.
(К Бруно): Следовательно, сейчас нам придется искать действующую в твоем случае системную динамику.
(Группе): Видите, если рассмотреть поближе, то выяснится, что ни у кого нет плохих намерений. Это просто судьба. Здесь действуют силы, принадлежащие области, которая выше вины и невиновности. Поэтому мы не ищем виновных, но рассматриваем эту динамику и стараемся в соответствии с ней найти решение проблемы.
(К Бруно): Произошло ли еще что-то важное в твоей семье? Сколько в ней было детей?
Бруно: Только мы двое.
Б.Х.: Только вы двое? Тогда действующая динамика связей, конечно, еще сильнее. Состоял ли один из твоих родителей в браке или имел серьезные отношения с кем-либо до брака друг с другом?
Бруно: Нет.
Б.Х.: Твои родители упрекали друг друга в инвалидности твоей сестры?
Бруно: Моя мать была относительно стара для рождения ребенка.
Б.Х.: И сколько лет ей было?
Бруно: Сорок.
Б.Х.: Сорок? Я еще раз спрошу, не упрекали ли родители друг друга в том, что ребенок родился инвалидом? Было у тебя такое впечатление?
Бруно: Отец мать ни в чем не упрекал, но я думаю, что мать чувствовала себя виноватой и старалась найти причину этой инвалидности.
Б.Х.: Хорошо, этого достаточно для расстановки твоей родительской семьи. Мы расставим тебя, отца, мать и сестру.
Б.Х.: Как чувствует себя отец?
Отец: Я чувтвую какое-то давление.
Б.Х.: Какое-то давление? Объясни подробнее.
Отец: Я стою спиной к семье, и это довольно неприятно.
Б.Х.: Как чувствует себя мать?
J
308
Рис. 25.1:
О - отец; +М - мать; 1 — первый ребенок, сын (Бруно); +2 — второй ребенок, дочь, страдала синдромом Дауна и умерла в возрасте восемнадцати лет.
Мать: У меня неприятные, удручающие чувства. У меня нет никакого шанса установить отношения ни с мужем, ни с сыном. Мне кажется, что в этой семье у меня нет никаких возможностей.
Б.Х.: Да. Это правильное впечатление.
(Участнику, играющему роль Бруно): Как чувствует себя сын?
Первый ребенок: У меня неопределенные чувства. Моя сестра отнимает у меня мать.
Б.Х. (группе): Мне хочется обратить ваше внимание на очень важный вопрос. Иногда некоторые участники расстановки, играющие роли членов семьи, просто «считывают» то, что им надо чувствовать. Сказанное участником, играющим роль Бруно, о сестре и было таким «считыванием».
(Участнику, играющему роль Бруно): Было бы хорошо, если бы ты сосредоточился и просто постарался сказать то, что ты действительно сейчас чувствуешь, не обращая внимание на внешнюю картину.
Первый ребенок: У меня неопределенные чувства.
Б.Х.: Как чувствует себя сестра?
Второй ребенок: Я чувствую себя очень неприятно, мне очень тесно здесь, а кроме того, я чувствую большую зависимость от других.
Б.Х.: Выйди сейчас за дверь и закрой ее за собой.
Рис. 25.2
309
(Группе): Это символизирует смерть или самоубийство. В данном случае это смерть.
Б.Х.: Что изменилось у матери? Лучше тебе сейчас или хуже?
Мать: Скорее хуже. Я чувствую себя очень одинокой.
Б.Х.: А что чувствует отец? Ему лучше или хуже?
Отец: Хуже.
Б.Х.: А как 6pai? Лучше или хуже?
Первый ребенок: С одной стороны, я чувствую себя лучше, но с другой — хуже, то есть, с одной стороны, я могу лучше видеть мать, и это для меня облегчение...
Б.Х. (группе): Это пример того, как трудно высказать правду, в данном случае сказать, каким облегчением является для нас чья-то смерть. Такое бывает довольно часто. Когда один из членов семьи говорит мне: «С одной стороны... и с другой стороны...», это значит, что он чувствует такое облегчение.
Первый ребенок: Да.
Б.Х.: Наконец он сказал правду. И в этом нет ничего ужасного. Это не значит, что человек, испытывающий подобные чувства, — зол.
(Матери): Выйди тоже за дверь. Ведь ты умерла после своей дочери. Выйди за дверь и закрой ее за собой.
Рис. 25.3
Б.Х.: Как чувствует себя сейчас отец?
Отец: Ужасно.
Б.Х. (группе): А какое у вас впечатление? Он сказал правду?
