Сэр Стивен вскинул голову и часто заморгал. Это движение, видимо, застало парик врасплох, потому как первый и единственный раз за все время общения сэра Стивена с Краудером и Харриет он почти что оказался на том самом месте, на каковом и должен был находиться.
Сэр Стивен позаботился, чтобы его гости были обеспечены напитками и закусками, после чего оставил их наедине с бумагами. Прошло немного времени, прежде чем Харриет подозвала к себе Краудера.
— Вы были правы. В своих дневниках старший сэр Стивен не упустил ни одной детали. Вот что он записал о смерти леди Торнли: «Я беседовал с милордом, и он открыто признал, что находился рядом со своей супругой в момент ее падения, затем он посмотрел мне прямо в глаза, словно любопытствуя: осмелюсь ли я спросить его о чем-то еще? Нет ничего проще падения. Все мы время от времени оступаемся. Я видел обряженное тело миледи и полагаю, что нынче оно выглядит спокойно, особенно если учесть тревожные моменты в прошлом, когда я ожидал, что она вот-вот обвинит своего супруга в убийстве той юной девушки, погибшей несколько лет назад. Тело казалось в целом нетронутым, лишь на запястье виднелись несколько кровоподтеков, словно кто-то держал миледи за руку. Я спросил об этом графа, и он, приняв несколько расстроенный вид, поведал, что пытался удержать супругу, когда она падала, но тщетно. Судя по этим отметинам, тот человек, что держал миледи, сжимал ее руку достаточно крепко, однако я не могу сказать, что именно он пытался сделать — спасти ее или же сбросить вниз. Слуга, Шейпин, ставший свидетелем падения, так толком ничего и не сказал — впрочем, его свидетельство все одно ничто против свидетельства его хозяина. К тому же, разумеется, Торнли был в комнате, когда мы беседовали со слугой. Шейпин полагает, будто миледи еще была жива, когда он оказался рядом. „Я видел, как погас свет в ее глазах, сэр“, — сказал он мне. Граф не согласился с ним. „Когда у тебя сломана шея, Шейпин, свет гаснет в ту же секунду“. Слуга вел себя вполне смиренно и сказал, что, возможно, ошибается. После похорон супруги милорд намеревается проводить большую часть времени в Лондоне. Я рад этому. Надеюсь, его сыновья окажутся людьми лучшими, чем их отец. Во всяком случае, в них течет и материнская кровь».
Краудер улыбнулся.
— Видите, госпожа Уэстерман?
Она приложила руку ко лбу.
— Полагаю…
Анатом опустил свою трость на покрытый толстым ковром пол, издав внезапный глухой звук. Небольшой миазм пыли поднялся в воздух и осел на его туфлях.
— Теперь мы все знаем. Рассказывайте!
Харриет подняла на него взгляд, в котором вдруг отразилось понимание, увидела его раскрасневшиеся щеки и голубовато-ледяные огоньки в глазах.
— Лорд Торнли убил Сару Рэндл и сохранил на память медальон со своими собственными волосами. Его жена обнаружила безделушку, бросила ему вызов, и за это ее столкнули с лестницы, а Шейпин стал свидетелем, возможно, он видел даже больше, чем нужно, но тогда еще не понимал этого.
— А потому его отлучили от друзей, ложно обвинили в воровстве и выслали в Америку.
— Где он в конце концов встретился с Хью… — подхватила Харриет.
— …и Уикстидом. Полагаю, именно из-за этого человека так корит себя капитан Торнли. Он наверняка убил Шейпина. Уикстид знает об этом и знает, почему это произошло.
— А также управляет замком, используя эти сведения, с тех самых пор, как освободился от армии.
Краудер успокоился и улыбнулся собеседнице.
— Полагаю, так оно и есть. Чудесные же у вас соседи, госпожа Уэстерман. А теперь пойдемте навестим местного поставщика ядов.
Огастес Глэдуэлл был самым высоким человеком из всех, кого когда-либо встречала госпожа Уэстерман, и настолько худым, что на его фоне Краудер казался тучным. Анатом разглядывал его с таким интересом, что Харриет почувствовала неловкость. Щеки аптекаря были впалыми, а волосы, редкие и серебристые, он скромно собрал на затылке. Лавка была достаточно просторной, однако из-за гигантского роста своего владельца казалась низкой и более квадратной, чем была на самом деле. Вокруг аптекаря располагались орудия его труда. На стене позади прилавка размещалась сотня маленьких ящичков, каждый из которых был помечен надписью на тонкой медной пластинке. Сам прилавок и боковые столы были уставлены большими сосудами — эти склянки поблескивали и играли в свете вечернего солнца. Харриет удивилась тому, что за четыре года, в течение которых она называла Кейвли своим домом, ей ни разу не довелось побывать здесь. Нет, конечно, Харриет совершала покупки в этой лавке, но лишь через слуг. Царивший тут запах напоминал о ее собственной кухне в те дни, когда госпожа Хэткот делала заготовки на зиму. В воздухе висел аромат гвоздичного масла, и от этого даже в летний день ей казалось, что здесь наступила осень. На прилавке также размещалось множество разнообразных весов: одни подошли бы для картофеля, а самые маленькие казались такими изящными и хрупкими, что — Харриет в этом не сомневалась — способны были взвесить ее дыхание.
Господин Глэдуэлл улыбнулся им и наклонился вперед.
— Вы господин Глэдуэлл, сэр? — осведомился Краудер. Мужчина медленно кивнул. — Я Гэбриел Краудер. Сэр Стивен рекомендовал мне посетить вас.
В глазах мужчины загорелся огонек искренней привязанности.
— Он из моих лучших покупателей, и один из самых требовательных. Полагаю, я уже слышал ваше имя, сэр, и надеялся познакомиться с вами.
Его голос казался до странности шелестящим, словно пергамент, который высушивают, посыпая песком. Краудер с большим удовлетворением огляделся.
— Подозреваю, сэр, что обрел друга. — Анатом заглянул в одну из стеклянных банок; там плавало нечто такое, что Харриет решила не опознавать, дабы сохранить душевное спокойствие. — Сколько лет этому препарату?
— Два года.
— Поразительно.
— На пробку для этой склянки я потратил почти столько же времени, сколько ушло на изготовление раствора. Однако я слышал, что вы обладаете замечательной коллекцией.
Оба мужчины склонили головы над сосудом. Харриет откашлялась, и Краудер неохотно распрямился.
— Надеюсь, у нас еще будет время, чтобы подробно обсудить эти вопросы, но сначала мой друг желает кое о чем вас спросить.
Харриет вежливо улыбнулась и шагнула вперед.
— Мне необходимо средство, чтобы извести мышей у себя дома, — проговорила она.
Глэдуэлл слегка нахмурился.
— Госпожа Уэстерман, ваша экономка всего лишь месяц назад покупала у меня нечто подходящее для грызунов в вашем амбаре.
Моргнув, Харриет взмахнула руками.
— Ах, но от домочадцев замка Торнли я слышала, что у них есть нечто более действенное, и решила: нам тоже нужно попробовать.
Лицо Глэдуэлла еще больше нахмурилось, и следы радушия окончательно покинули его, словно их сдул ветер пустыни.
— У них то же самое средство, что и в вашем доме, мадам.
— Но я думала, господин Уикстид…
— Довольно, госпожа Уэстерман, — прервал ее Краудер.
Глэдуэлл с удивлением воззрился на посетителя. Анатом оперся на свою трость и поглядел на спутницу.
— Как это часто бывает, ваша игра замечательна, однако я уверен, что мы узнаем у господина Глэдуэлла куда больше, если будем немного честнее.
Улыбка сползла с лица Харриет.
— Неужели?
— Я уверен в этом.
Пожав плечами, Харриет присела возле одного из боковых столов. В сосуде, стоявшем подле ее локтя, помещалась мышь о двух хвостах. Веки полевки были мечтательно прикрыты, и она плавала в растворе так, словно витала в облаках. Харриет с трудом удержалась от соблазна постучать по стеклу и узнать, откроет ли мышь глаза, чтобы посмотреть на нее. Господин Глэдуэлл по-прежнему стоял за прилавком, нахмурившись, и глядел на Краудера.
— Воскресным вечером в Хартсвуде был отравлен Джошуа Картрайт. Мышьяком. Я подозреваю, что его погубил управляющий из Торнли, и хочу узнать, не покупал ли он у вас мышьяк в последнее время?
Господин Глэдуэлл долго смотрел Краудеру в глаза. Наконец он откашлялся.
— Я предполагаю, господин Краудер, что вы…
— Да, то, что оставалось в бутылке, мы проверили на собаке. — Сама того не желая, Харриет поморщилась. — Без сомнения, это был мышьяк. Уикстид покупал его у вас?
Вместо того чтобы сразу дать ответ, Глэдуэлл обогнул прилавок, прошел в другой конец зала, закрыл дверь на улицу и опустил штору. Казалось, он не прошагал, но одним махом преодолел это пространство, всего лишь разогнув и согнув конечности.
— Может, я предложу вам обоим немного перекусить? Если вы будете столь любезны пройти в гостиную.
Жилые комнаты господина Глэдуэлла, располагавшиеся позади лавки, не слишком отличались по стилю и меблировке от помещений, в которых он занимался аптекарским делом и торговлей, однако здесь стояли кресла, созданные для более долгого сидения, а ящички с травами и настойками уступили место томам в кожаных переплетах. Впрочем, диковинки в сосудах занимали здесь доминирующее положение. Господин Глэдуэлл, судя по всему, имел пристрастие к странностям природы — указанием на это служила двухвостая мышь, а подтверждением — двухголовая ящерица, представленная в гостиной. Мужчины обсуждали этот образец до тех пор, пока не подали чай и гости не заняли свои места. Чашка господина Глэдуэлла казалась игрушкой в его длинных руках, которые были столь белы, что на их фоне сверкающий фарфор выглядел тусклым и пожелтевшим.
