Не обращая внимания на подошедшего участкового, допеваю песню, а после, уперевшись локтём в гитарный изгиб, кладу подбородок на ладонь и вздёргиваю брови домиком.
С ним у нас не то чтобы вражда… но не заладилось, и как-то так не заладилось, что сразу по всем фронтам, включая такие сложно уловимые вещи, как старшинство по возрасту и положению при общении. Надо отдать ему должное, участковый держится в очерченных службой рамках, но… взаимопонимания не нашли.
Да и, чёрт подери, как⁈ Он, службист до мозга костей, пытающийся выстроить карьеру и вскрывать нам мозги с помощью нехитрой пропаганды и марксизма, стремящийся вбить клин между мной и родителями, и…
… да собственно, и так всё ясно.
— Так-так-так… — сказал участковый после короткого, но выразительного молчания, успев зацепить глазами едва ли не каждого из присутствующих, — всё те же на манеже! Время идёт, но ничего не меняется!
— Стасов! — обратился он к рыжеватому парню, — Ну ты же комсомолец, и слушаешь… такое!
— Какое — такое? — прищурился в ответ парень, доставая папиросы и как-то агрессивно прикуривая, — Растолкуйте, Иван Семёныч, что не так?
— Н-да… — не сразу нашёлся милиционер и переключился на меня.
— А ты-то, Савелов? — с укором сказал он, покачивая головой, — В ансамбле выступал, песни пел…
— Так я не в ансамбле теперь, Иван Семёныч, — отвечаю с деланным простодушием, — вне коллектива, понимаете ли. Выгнали, понимаете ли… так что как ощущается, о том и сочиняется!
Участковый, кхекнув, отмолчался. Понял, наверное, что разговоры такого рода, они могут закончится совсем не так, как на митинге или в кабинете у парторга, когда тот изрекает правильные, одобренные Партией слова, а остальные, не вникая особо, покорно и кивают в нужных местах.
Здесь — ответить могут! Не я, так кто-нибудь из ребят в силу молодости, и, скажем так… недостаточно восторженного отношения к окружающей действительности.
— А знаете… — фальшиво оживился он, — дай-ка гитару!
— Держите, — не стал спорить я. Мент, пробежав пальцами по струнам, за каким-то чёртом сделал озабоченное лицо и подкрутил колки. Пробежали смешки. Ну да, ну да… после, можно сказать, профессионального музыканта?
— А знаете, — повторил он чуть иначе, пытаясь говорить задушевно, — что песня «Таганка» была написана ещё при царе, политическими заключёнными…
Вздёргиваю бровь, но не спорю, к счастью, Иван Семёныч, закончив на этом лекции, вполне недурно, хотя и несколько академично спел, используя три аккорда.
— … вот так-то, ребята, — не выпуская гитару, говорит он, — Вы, не понимая этого, переносите реалии Царской России на современное общество…
Закончив лекцию, сбившуюся к концу на вовсе уж нелепую агитку, он ушел наконец, пребывая в явном довольстве. Ну а мы некоторое время молчали, а потом один из парней, поглядев в обтянутую кителем удаляющуюся спину, сплюнув тягуче, выразил, кажется, общее мнение…
— Какая же всё это хуйня!
[i] «Народ и партия едины» — лозунг времён СССР. Впервые появился в газете «Правда» 8 марта 1953 года.
Народ к этому лозунгу, в массе, относился скептически, запустив в ответ «Народ и Партия едины, раздельны только магазины» и ещё десятки шуточек такого же рода.
Глава 14
Не последний, но решительный бой
— На сегодня всё, баста, — улыбаясь через силу, устало подытожил Буйнов, усевшись на край сцены и обвиснув всем телом, — нормально всё!
— Лера! — обратился он к девушке чуть погодя, оторвавшись от почти холодной бутылки с лимонадом и промокая рукавом пот со лба.
— Лера! — повторил он, жадно затянувшись сигаретой и выпуская дым, — С голосом всё хорошо, но ты немного зажата! Не знаю… перед зеркалом попробуй двигаться, или…
Он пощёлкал пальцами, подбирая слова, но настолько устал, что они, похоже, все попрятались в закоулках мозга, и я поспешил придти на помощь из зрительных рядов:
— Театральное мастерство, — и поясняю без особой на то необходимости, — в ансамбле у Локтева нам базу давали.
— А-а… точно! — воодушевился Александр, в несколько глотков допивая «Дюшес» и затягиваясь так, что затлел фильтр, — Кхе… Дело говоришь! Вернёмся с гастролей, и сразу…
— А если нам старшекурсника из театрального пригласить? — перебила его Новодворская, уцепившаяся за возможность исправить недостатки, — Есть же талантливые!
— Талантливые, они все при деле, — буркнул наш ударник, промокая красное лицо какой-то пыльной тряпкой, от чего его физиономия не сделалась ни краше, ни тем более чище, — Не с первого, так со второго курса подрабатывают в театре. Ф-фух…
— Всякое бывает, — не согласился я, — Разругался с кем-то, запил или что-то ещё, и пожалуйста — пинок под зад! Иди, жалуйся… хоть в профком, хоть в местком, а хоть бы и письма пиши сразу в Кремль!
— Нужны ли нам такие? — ревниво поинтересовалась Ирина, вторая наша солистка, косясь на Новодворскую.
— А мы какие? — не согласился с ней Буйнов, усмехаясь зубасто, — Не, Иришка… понятно, что первого попавшегося брать не будем, но походить, поспрашивать…
— Только вы не говорите, что хотите его на гастроли с вами ангажировать, — внёс я поправку.
— Или её, — оживился басист, забавно подвигав лохматыми бровями.
— Да, не стоит, — пропустил его слова мимо ушей лидер ансамбля, — Они тогда свои интриги начнут проворачивать, и нам такое сокровище может достаться, что не приведи Маркс!
Прокатившиеся смешки показали, что шуточку оценили, и что она, вернее всего, пойдёт в народ. С моей подачи, шуточки на религиозно-коммунистические темы пошли, что называется, в ход. Нет, они были и раньше… просто я, кажется, сумел придать им новое звучание.
— Да, — покивала Лера, страшно вымотанная и всё никак не отпускающая стойку микрофона, как будто опасаясь, что без этой поддержки не сможет стоять на ногах, — ты прав, Саша!
