отнятое у вас. Я мерю нашу старую землю, чтобы однажды вы собрались, каждый в своей деревне, и сказали; «Хосе, это будет твое, Хуан, — это твое». И помните: культура — это тоже родная земля, и родная земля — это культура. Твое, потому что наше. Этому учит культура, и Сервантес наш, как земля.
Внезапно начали гаснуть огни. Погасли один за другим фонари, лампочки на реях, потом погасли огни на носу и на корме. Помощник капитана тихо сказал:
— Мы повернули. Мы идем уже к испанскому берегу. Надо слиться с ночью.
— Мы идем к испанскому берегу, — повторил Кредос. — Мы уходим от Испании и возвращаемся к ней.
Он не видел окружающих, но слышал, что они не двинулись с места.
— Еще не раз мы уйдем от Испании, по чужой воле чаще, чем по своей. Возвращение будет еще мучительнее, чем это. Не надо обвинять друг друга. От этого возвращение может только затянуться.
Глаза привыкли к темноте. Не было видно моря за бортом, но звезды стали ярче. Миллионы звезд.
— Я боюсь, что вы не поняли меня, друзья, — тихо сказал Кредос. — Так трудно говорить…
Он шагнул и обратился к матросу, лица которого он не различал:
— Вы не сердитесь на меня?
Матрос долго молчал. Потом он сказал еще тише, чем Кредос:
— Если трудно говорить, понимать тоже трудно. Но мы вам очень благодарны.
Капитан отдал какую-то команду в рупор.
— Извините, — сказал матрос. — Мы пойдем поднимать испанский флаг.
* * *
Фашистские самолеты шли низко и медленно. Это было лучшее время для них — рассвет, когда солнце еще не вышло на небо, не проложило сияющей дороги, но свет делает четким все, что на поверхности воды.
— Авиация! — крикнул дозорный. — Фашисты!
— Вижу, — отозвался капитан. — Спокойствие!
Капитан не спал обе ночи и не прилег днем. Лицо его осунулось, глаза горели. Он вызвал помощника.
— Где беременная? — спросил он.
— В моей каюте. Спит, наверное. Мы долго разговаривали.
— Я видел. Пусть спит. Где остальные?
— Кто спит в трюме, кто на палубе.
— Палубных разбуди и отведи в трюм. Команде занять места по тревоге. Тревоги не дам, чтобы не будить беременную.
— Есть, капитан!
На лесенке помощник столкнулся с «Цыганом».
— Иди в трюм, — сказал помощник.
— Мальчик, — ответил «Цыган», — не учи старших. Гони туда ночных болтунов.
— Ты бы, правда, ушел, — пробурчал капитан.
— Тут самое безопасное место, — спокойно ответил «Цыган». — Ничего на нас не обвалится.
— А мачта?
— Не полезу же я на мачту!
«Цыган» впился в бинокль.
— Пять, — сказал он. — Два истребителя, три бомбардировщика. Итальянцы охраняют немцев: «фиаты» и «юнкерсы». Боятся все-таки летать без охраны.
— Пассажиры в трюме, команда в укрытиях. Стрелять нам нечем, надо только уберечь пароход. Так люди и расставлены.
— Правильно. Ага, заметили! Истребитель идет на разведку. Флаг еще шведский?
— Нет, наш. Здесь это уже не помогло бы. Ясно: идем в Барселону.
— Далеко еще?
— Не очень. Но бросаться вплавь не советую.
Истребитель пронесся так низко над пароходом, что шум мотора оглушил стоявших на мостике.
— Пошел докладывать, — сказал «Цыган».
— Зачем ходить? Доложит по радио.
Лицо радиста было белого цвета, когда он показался на мостике.
— Знаю, знаю, — сказал капитан. — Их командир отдал приказ идти в атаку. Ступай в трюм. Парень трусит, — сказал он, когда радист скрылся.
— Струсишь, — усмехнулся «Цыган». — В трюме хуже всего.
Небо было полно рокота моторов. Самолеты вытянулись цепочкой и описывали круг, чтобы зайти с востока, где брызнули первые лучи.
— Хоть один пулемет есть? — спросил «Цыган».
Капитан не ответил. Первый бомбардировщик стремительно приближался к «Счастью Картахены».
— Хоть бы попугать! — крикнул «Цыган».
Бомба упала в море, на большом расстоянии от парохода, и взметнула гору воды. Второй бомбардировщик сбросил бомбу впереди парохода. Капитан что-то крикнул в телефон. Пароход резко повернул и застопорил. «Цыган» даже покачнулся и схватился за перила. Третья бомба упала в стороне.
— Молодец! — крикнул «Цыган». — Обманул!
Капитан не расслышал и посмотрел на «Цыгана», словно что-то припоминая.
— Пулемет, — сказал он, — пулемет… Есть один. Но не зенитный. Стоит в трюме, перед грузом. На случай, если бы надо было взорваться самим.
Теперь, казалось, не расслышал «Цыган».
Бомбардировщики развернулись и снова пошли на пароход. «Счастье Картахены», повинуясь капитану, шло толчками, то вперед, то вбок. Четвертая бомба тоже упала в море.
— Мазилы! — презрительно крикнул «Цыган». — Знали бы, как рассчитывать каждый патрон!..
Он не окончил фразы: его голос заглушили пролет второго бомбардировщика и взрыв за кормой. Бомба упала рядом с пароходом, осколки и вода обрушились на корму. Под испанским флагом показался дым.
«Цыган» прибежал на корму раньше пассажиров, выбежавших из трюма, но позднее матросов и помощника капитана. Помощник поливал очаг пожара из шланга. Руки его не дрожали, но зубы стучали.
— Чепуха! — сказал «Цыган». — Сейчас погаснет.
— Вни… внизу… — пролепетал помощник.
— Внизу вода, — сказал «Цыган». — Поливай!
Никто не заметил, что третий бомбардировщик пронесся над ними, сбросил бомбу близко, и пароход порядочно качнуло.
Босой «Цыган» —
