Боль душевная обернулась физической. На миг я испугался даже, что меня отравили.
— Нет.
— Я знаю, что это поможет, — убеждала меня Эрмижад. — Не знаю только как. Если ты спросишь меня, хочу ли я того сама, я затруднюсь с ответом, но…
— Я не могу, Эрмижад.
— Ты вовсе не проявишь этим слабости, Эрекозе.
— Все равно…
Отвернувшись от меня, она промолвила тихо:
— Так или иначе, проведи ночь с нами. Отдохни в постели, наберись сил перед завтрашней битвой. Я люблю тебя, Эрекозе. Я люблю тебя больше всего на свете. Я помогу тебе, как бы ты ни решил поступить…
— Все уже решено, — повторил я. — И ты не в силах мне помочь.
У меня закружилась голова. Мне вовсе не хотелось возвращаться в лагерь в таком состоянии, ибо солдаты наверняка подумают, что меня одурманили, и утратят всяческое доверие ко мне. Лучше переночевать тут, а поутру вернуться к ним.
— Что ж, пожалуй, я останусь, — сказал я. — Но спать буду один.
— Как хочешь, — она направилась к двери. — Слуга проводит тебя в спальню.
— Нет, — возразил я. — Прикажи, пускай принесут кровать сюда.
— Как тебе угодно.
— Ночь в настоящей постели! — проговорил я мечтательно. — Проснусь завтра со свежей головой.
— Надеюсь. Спокойной ночи, Эрекозе.
Откуда им было известно, что той ночью ко мне вновь придут сны? Неужели я стал жертвой нечеловечески утонченного коварства элдренов?
Я лежал на постели в крепости элдренов и видел сон.
Но этот сон был не из тех, в которых я пытался узнать, как же меня зовут на самом деле. Здесь у меня вообще не было имени. Оно было мне не нужно.
Я видел вращавшуюся вокруг своей оси планету, обитатели которой сновали по ее поверхности точно муравьи в муравейнике, точно жуки в навозной куче. Я наблюдал за тем, как они воюют и разрушают, заключают мир и отстраивают разрушенное — только для того, чтобы было что крушить в следующей войне. И мне показалось, что существа эти немногим отличаются от зверей, и что благодаря некоему повороту в судьбе они обречены на бесконечное повторение одних и тех же ошибок. И я понял, что для них нет надежды, что как и мне, им — полузверям и полубогам — суждено вести непрерывный, вечный бой и никогда не знать покоя. Парадоксы моего существования обернулись парадоксами существования целого народа. Вопросы, на которые я не мог найти ответов, попросту их не имели. Искать ответ было бесполезно: либо ты принимаешь то, что есть, либо отвергаешь; результат же всегда одинаков. О, их за многое можно было бы полюбить и совершенно не за что было ненавидеть. Да и как их ненавидеть, если ошибками своими они обязаны повороту судьбы, который превратил и в неполноценных существ — наполовину слепых, наполовину глухих, наполовину немых?
Проснувшись, я ощутил спокойствие. А потом мною овладел ужас: до меня начало доходить, что означал мой сон.
Неужели его своим колдовством наслали на меня элдрены?
Вряд ли. Этот сон открыл мне то, что старались затемнить другие сны. Именно так. Вот где истина.
Истина потрясла меня.
Непрестанно разжигать пожар войны — такова была не моя доля, но участь моего народа. Будучи его частичкой, я обязан был разделить общую судьбу.
Но как раз этого мне хотелось избежать. Я не желал смириться с мыслью о вечном исполнении чужой воли. Однако пока все мои попытки прервать цикл не имели успеха. Мне оставалось лишь одно.
Я остерегся додумывать до конца.
Но есть ли у меня иной выход?
Заключить перемирие? Потребовать его соблюдения? Оставить элдренов в живых?
Пустые фантазии. Человечество поклялось уничтожить элдренов. Покончив с ними, люди затеют свару между собой. Война, конца которой не предвидится.
Однако не стоит ли мне попытаться достичь компромисса?
Или лучше не отступать от начатого, погубить элдренов и развязать тем самым братоубийственную бойню между людьми? Ведь пока на земле живет хоть один элдрен, люди будут держаться друг друга. Пока существует общий враг, они будут сохранять хотя бы видимость единства. Надо спасти элдренов во благо человечества.
Я понял вдруг, что раздиравшие меня противоречия на самом деле таковыми не являются. Они — всего лишь две половинки целого. Сон помог мне объединить их и увидеть все в нужном свете.
Нашел ли я разумное объяснение? Не знаю и, быть может, не узнаю никогда. Но я чувствовал, что стою на правильном пути, пусть даже последующие события докажут, что я ошибался. В конце концов, попытка — не пытка.
Слуга принес мне воду для умывания и свежевыстиранную одежду. Я умылся и оделся. В дверь постучали.
— Войдите! — крикнул я.
Это оказалась Эрмижад. Она принесла мне завтрак на подносе, который и поставила на стол. Я поблагодарил ее. Она как-то чудно поглядела на меня.
— Ты не такой, каким был вечером, — сказала она. — Ты словно обрел внутренний покой.
— Думаю, что да, — ответил я, поглощая пищу. — Мне снился очередной сон.
— Он был страшным, как и все остальные?
— Пожалуй, еще страшнее, — отозвался я. — Но он не поставил передо мной вопросов, а, наоборот, подсказал ответ.
— Теперь тебе легче будет сражаться?
— Не то. Думаю, мои сородичи только выиграют, если мы заключим мир с элдренами. Или по крайней мере объявим долговременное перемирие.
— Ты осознал наконец, что мы не представляем для вас опасности.
— Напротив, опасность, которую вы представляете, делает необходимым ваше выживание на благо моего народа, — я улыбнулся, припомнив слышанный когда-то афоризм: — Если б вы не существовали, вас следовало бы выдумать.[3]
В глазах Эрмижад мелькнуло понимание. Ее лицо озарилось улыбкой.
— Кажется, я догадываюсь, что ты хочешь сказать.
— Я намерен сообщить обо всем королеве Иолинде, — продолжал я. — Я надеюсь убедить ее, что прекращение войны с элдренами будет в наших же интересах.
— А на каких условиях?
— Зачем осложнять дело? — удивился я. — Мы просто прекратим сражаться и отправимся восвояси.
Эрмижад рассмеялась.
— Как все легко на словах.
Я пристально поглядел на нее и покачал головой.
— Пожалуй. Но попытаться надо.
— Ты сделался вдруг таким рассудительным, Эрекозе. Я рада за тебя. Ночь, проведенная под нашим кровом, принесла тебе пользу.
— И элдренам тоже.
Она снова улыбнулась.
— Наверно.
— Я сегодня же отправлюсь в Некраналь, чтобы переговорить с Иолиндой.
— А если она согласится, ты женишься на ней? Я мысленно застонал.
— Я должен буду это сделать. Все пойдет прахом, если я откажусь. Понимаешь?
