Мейснер тут же позвонил группенфюреру Мюллеру–начальнику гестапо в Осло, который, как понял Мейснер, был заинтересован в этом деле.
— Майор Бенеке украл американскую диппочту и собирается отослать ее в Берлин, — срывающимся голосом сказал он в трубку.
— Но, капитан, это же чудесно! Мы направим в Берлин специальный самолет. Вы станете популярны. Фюрер оценит это.
— У меня совсем другое мнение, господин группенфюрер. В лучшем случае к нам попадут союзные коды. Но какая в них польза? Их сразу же заменят новыми. Зато дело может иметь плохие последствия, в том числе и для нас с вами.
А тем временем начальник СД в Осло, получив сообщение Гейдриха о том, что нападение увенчалось успехом, приказал криминалрату Фемеру немедленно отправиться в канцелярию абвера, сломать печати на мешках и ознакомиться с их содержимым. Логично было ожидать, что в диппочте будут найдены интересные отчеты и важная политическая информация. Чрезмерно честолюбивый Гейдрих горел желанием лично доставить Гитлеру столь деликатный материал.
Однако и Фемер не был убежден, что Гейдрих действует правильно. Диппочта была отправлена из Вашингтона много недель назад, и информация вряд ли могла быть свежей.
Фемер поспешил к Мейснеру, и оба направились к начальнику СД в Осло, чтобы протестовать против вскрытия почты. Им удалось убедить начальника СД, однако тот счел естественным доложить об этом группенфюреру СС Мюллеру. Тот также согласился, что это дело весьма рискованное, но со своей стороны он не хотел мешать Гейдриху.
Сотрудники абвера в Осло немедленно установили связь с адмиралом Канарисом, и, к удивлению Бенеке, он дал строгое телеграфное указание немедленно вернуть американцам диппочту и постараться, по возможности, загладить эту печальную главу в истории абвера.
Совершенно понятно, что в таком деликатном и своеобразном деле всегда существует много версий. Естественно, что каждый из действующих лиц — в зависимости от своей роли и взглядов — пытается приписать себе честь организации того или иного разведывательного спектакля. Так, командор Мейснер утверждает, что он единолично распутал это дело. Но как бы то ни было, после встречи Мейснера и Фемера, которые знали друг друга по прежней работе в Свинемюнде и Берлине, где они выполняли разведывательные задачи — соответственно для абвера и СД, — почту пришлось возвратить владельцам.
Поздно ночью Мейснер без предупреждения едет к американскому временному поверенному в делах. Слуга будит Кокса, который с восторгом узнает, что диппочта в полной сохранности. Он может заверить командора, что если все печати нетронуты, то дело не приведет ни к каким дипломатическим осложнениям.
Мейснер рассказывает Коксу, что чудовищное нападение на американских дипломатов совершили беглые норвежские солдаты. Несмотря на то что большие силы прочесали всю местность между Хьевиком и Кристиансанном, схватить виновных, к сожалению, не удалось. Но самое главное — диппочта в полной сохранности.
Из машины приносят мешки. Мистер Кокс тщательно проверяет все печати. Все они целы — судя по всему, никто даже не пытался их сломать.
Осмотр каждого мешка — тяжкое испытание для нервов командора Мейснера. Каждый раз, когда Кокс говорит, что печати целы, у немца отлегает от сердца. Вот уже внесены все мешки. Слава богу! Немец вздыхает облегченно. Но рано, слишком рано! Оказывается, принесено всего 16 мешков, не хватает еще двух. Мейснер бросается к машине, но там пусто. Немец вновь и вновь лихорадочно пересчитывает мешки — справа налево и наоборот, но результат тот же: нет двух мешков!
Хуже не придумаешь. Это наглядное опровержение его выдумки о норвежских солдатах.
— Но, может быть, было шестнадцать мешков? — осторожно спрашивает Мейснер.
Но Кокс уверен, что их было восемнадцать.
Секунды кажутся вечностью. Мейснера покидает последняя надежда. Офицер отсутствующим взглядом смотрит на свой автомобиль на улице. Вдруг что–то словно подталкивает его. В глазах зажигается надежда.
Грузный немец вихрем спускается вниз, бежит по садовой дорожке, достает ключ и открывает багажник. И там… лежат два мешка и, как кажется Мейснеру, самодовольно улыбаются. Запыхавшийся, но счастливый, командор сам вносит этот ценный груз в здание миссии — два мешка, содержимое которых могло легко превратиться в динамит, если бы их не нашли.
Но злоключения Мейснера на этом не кончаются. Мистер Кокс должен с сожалением констатировать, что обе печати сломаны. Итак, все напрасно! Минуты тянутся как часы. Но к счастью, содержимое мешков не тронуто.
Драматизм ситуации подействовал и на американца. Счастливый исход дела создает приподнятое настроение. Мистер Кокс, в пижаме и халате, предлагает как следует выпить за успешное завершение дела. И вот руководитель немецкой контрразведки и американский временный поверенный в делах еще добрых полчаса сидят в гостиной и наслаждаются виски.
И все же инцидент не остался без дипломатических последствий. То обстоятельство, что два мешка оказались открытыми, привело к обмену нотами между США и Германией. 3 июня американский временный поверенный в Берлине поднял этот вопрос перед немецкими властями. Тактика немцев заключалась в том, чтобы затянуть дело и создать видимость тщательного расследования. В действительности министерству иностранных дел пришлось немало поломать голову, чтобы свести концы с концами, после того как Мейснер очень точно и без промедления вернул мешки, но не позаботился придумать приемлемой «легенды». Американцы недоумевали. Каким образом удалось немцам так быстро найти мешки? Это пахло мистикой…
Риббентроп ждал две недели. 16 июня он дал указание своему министерству направить американской миссии следующий ответ:
«В связи с инцидентом (у Кристиансанна) местные оккупационные власти начали расследование. Это расследование привело к тому, что виновные найдены и уже привлечены к ответственности. Немецкие оккупационные власти позаботились о том, чтобы мешки с диппочтой были возвращены полностью и в целости. Курьерам были возвращены отобранные у них документы и другое имущество.
Бандитское нападение вызвано, очевидно, тем, что деятельность полиции на оккупированной норвежской территории еще не вошла в нормальное русло».
Так закончилась афера, организованная Бенеке. Но она могла вызвать бурю, если бы Мейснер не вернулся раньше времени в Осло и мешки были бы переправлены в Берлин.
В Нарвик через Осло
Шла вторая неделя мая. Как обычно, в вилле Бенеке на Сульвиквейен, 13, по вечерам собиралось много гостей. После ужина Бенеке любил посидеть у камина. Однажды он пригласил на ужин Марину Ли. Майор, всегда веселый и любящий пошутить, был в этот вечер очень серьезен. Они сидели в углу гостиной.
— Марина, — сказал вдруг Бенеке очень тихо, — перед нами стоит чрезвычайно сложная задача, может быть, самая сложная из всех. Мы обязательно должны проникнуть в определенные круги Стокгольма. Когда я говорю «мы», я имею в виду себя и вас, Марина. Мы должны выполнить одно крайне трудное задание.
— Я слушаю вас, майор.
— Вы сами слышали, насколько оживилась сейчас агентурная деятельность в Швеции и Норвегии. Два дня назад наши специалисты запеленговали тайный радиопередатчик в Стокгольме. Нам удалось раскрыть код, и нам многое стало известно. Однако разоблачение агентурной сети противника — не самое главное. Сейчас важнее другое — всеми средствами выправить тяжелое положение Дитля у Нарвика. Он не имеет связи с нашим командованием и ничего не знает о планах союзников. У абвера есть веские доказательства, что в Швеции находится группа высокопоставленных английских и французских офицеров. Хотя шведы и сохраняют видимость нейтралитета, угрозы Гитлера могут заставить их занять позицию, враждебную нам. Тогда при всех обстоятельствах Франция и Англия окажут Швеции вооруженную помощь, особенно из–за руды. Сейчас очень важно установить контакт с этой группой, которую можно назвать главным командованием союзников в Стокгольме.
Марина, не произнося ни слова, с напряжением слушала Бенеке.
— Выполнение этой задачи, — продолжал майор, — связано с большим риском для вас. Успех зависит от того, удастся ли вам установить связь с кем–либо из ваших влиятельных знакомых в Стокгольме.
Прошло несколько минут, прежде чем Марина подняла на майора свои большие зеленоватые глаза.
— Я поеду, майор, и попытаюсь помочь, но при одном условии. Вернее, это просьба. Если я вернусь и все сойдет хорошо, я хотела бы покинуть Норвегию и переехать в ту страну, которую я выберу.
Бенеке кивнул и обещал немедленно переговорить по этому поводу с Канарисом. А на следующий день Марина исчезла из Осло.
