– Трю-у-уфели, – мечтательно взмахнул крылышками Фаль и погрузился в сладкие кондитерские грезы. Розовые пятнышки на теле не отвратили его от иномирных сладостей.
– Угодили ль мы магеве? – дождавшись очевидной паузы в нашей таинственной беседе, пробухтел над ухом кряжистый широкоплечий мужик, перешагнувший середину жизни лет десять или около того назад. Такие, заматерев, очень долго сохраняют неизменный вид.
Пока мы ели, он сидел смирно за столом слева от нас за кружкой с элем. Я вообще-то по сторонам не зыркала. Его запомнила только потому, что ни у одного другого человека в трактире не было такой осанистой, черной с легкой проседью бороды. Она гордо топорщилась, маскируя владельца от губ до середины груди.
Поскольку никто не пел, не плясал, подарков не дарил, я сообразила: мужик имеет в виду пищу. Вот только почему об этом спрашивает он, а не трактирщики? Повернула голову, пригляделась, так и есть, рубашка на вопрошавшем покраше, чем у прочих, с вышивкой, в цветах и петухах, сапоги начищены, и достоинство на морде лица внушительное. Ставлю десять к одному, сей тип – какой-то местный авторитет, как вариант – староста или мэр деревни.
Метод дедукции дал следующую цепочку выводов: раз бородач полез с вопросами вперед хозяина трактира, стало быть, завязать разговор желает. А поскольку болтать с магевой у простого люда среди хобби не числится, «староста» не для развлечения над ухом зудит, бородой рискует. Выждал, когда от стола отвалюсь, и подкатил, торопился, пока в комнаты не пошла спать.
– Я наелась, – согласилась и, поглядев прямо в настороженно-вежливые карие глаза под кустистыми бровями, сказала: – Давай вещай, с чем пришел. Ты, может, сказать что хочешь или попросить о чем?
– Хочу, – с облегчением подтвердил мужик и неловко, не слишком привычен был, видать, поклонился. – Суда твоего справедливого, матушка, просить хочу!
– Меня зовут магева Оса, и такого величания вполне достаточно, – поморщилась я от словечка «матушка». – Кого судить-то надо? Говори толком, да не стой столбом, садись. – Я подвинулась, освобождая бородачу место на скамье.
Тот не заставил себя упрашивать, опустился на самый краешек скамьи, которую делили мы с Лаксом. Повеление магевы исполнил осторожно, не нагличая. Откашлялся, то ли простудой страдал, то ли мысли в слова укладывал, и брякнул:
– Виновный, нет ли охотник Векша в кончине супружницы своей, спросить хочу. Ответишь, магева?
– Ответить нетрудно. «Да» или «нет» наобум я тебе хоть сейчас ляпну, а вот правильно ответить смогу, только если все толком расскажешь, – изрекла, мысленно послав очередную порцию «комплиментов» Гарнагу. Вот везет так везет мне на судилища! Второе за три дня! Придется разбираться, поскольку я богу обещала, хоть и не знала тогда, что меня в судьи на каждом перекрестке записывать станут. Лакс утешительно потрепал меня по руке и подмигнул, я улыбнулась своему марету. На сердце сразу стало тепло и чуточку щекотно. Если быстро разберусь с этим женоубийцей, мы найдем чем заняться вечерком.
Не то от моей вдохновляющей близости, не то от массажа скамьей пятой точки, где, вопреки научным выкладкам ученых, у массы народа находится главный думающий орган, мужчина заговорил живее:
– Дармон я, опечитель Котловищ, магева Оса. А Векша охотник в наших краях из лучших, стрелой зверю в глаз бьет, капканы мастерски ставит, все тропки тайные в лесах знает, да и удачлив. Даже в худой год без добычи не остается. Меха все отборные, волосок к волоску! Баронесса наша, леди Ивельда, треть податной от деревеньки шкурами берет!..
– Что-то не пойму, Дармон, – усмехнулась я, – ты хвалить вашего Векшу или судить просишь?
– Судить мату… почтенная магева, – на ходу исправившись, заверил меня опечитель и огладил бороду рефлекторным жестом, успокаивающим нервную систему, – судить.
– Тогда излагай по существу, – посоветовал Кейр. – Какого нраву охотник? Как с женой жил?
– Спокойный мужик Векша, молчаливый, слова лишнего не вытянешь. С женой своею Салидой мирно жил, даже не поколачивал. Он, правду сказать, когда лишка хлебнет, побузить любит, силушку молодецкую показать, бывает, из забора такие оглобли выворачивает, раз бочки, которые мужики втроем у трактира с подводы сгружали, на другой конец Котловищ однова ночью во хмелю перетащил. Ладно еще, скоренько выпивка Векшу укладывает, побузит чуток, а потом его сморит, сутки спать может. Но руку на Салиду сроду не поднимал. Она у него и сама норову крутого, может… эх, теперь уж могла и ухватом причесать поперек спины. Зато хозяйка знатная. Пироги лучше, чем у Апарисы, выходили. – Дармон кивнул на дебелую трактирщицу. – А за настойкой на травках и из других деревень наезжали. Хорошо жили, только деток Лела Милостивая не дала, думали уже какого сироту пригреть…
– Настойку, говоришь? А сама Салида пила? – снова перебила я старосту наводящим вопросом.
– Чарку-другую пропустить не брезговала, – признал опечитель. – Так разве ж это большой грех? После денька трудного – истинное души отдохновенье! Главное – норму знать!
– С расплывчатого понятия «норма» начинается бытовое пьянство, а там и до алкоголизма недалеко, – констатировала я, поймала затуманенный от умных слов взгляд Дармона и прибавила: – Это мысли вслух, ты дальше рассказывай.
– Так, почитай, все сказал, магева, – взъерошил бороду опечитель и действительно коротко закончил: – Утром сегодня Милица, соседка ихняя, за солью заглянула и вой на всю деревню подняла. Векша на лавке в горнице храпит, а Салида на полу, стылая уже. Милица сказывает, ввечеру спорили они чего-то громко, только у Сали голос завсегда громовой был, вот она и не подумала худого…
– А что говорит подозреваемый, Векша твой? Признался в убийстве?
– Не помнит он ничего, – всем телом вздохнул Дармон. – Мы пока его в сарае у дома заперли, чтоб проспался, думали, может, к утру вспомянет, чего приключилось.
– Чего ж тут неясного? Я тебе прям сейчас скажу: пришиб Векша бабу по пьяни, а ты к магеве лезешь, – возмутился Сарот, как положено новообращенному, истово защищая интересы веры, в данном случае конкретно мое право на отдых.
– Может, и так, а может, иначе, иногда самые очевидные факты обманывают лучше самой искусной лжи, – заметила я больше для поддержания магевского авторитета, нежели из-за несогласия с морианцем. – Пошли, Дармон.
– Куда мат… магева Оса? – почему-то испугался опечитель, словно я ему прогулку в ад предложила.
– На место преступления, вдруг еще не все улики затоптать умудрились? – хмыкнула и поднялась с лавки, потянулась с удовольствием. Засиделась чего-то за столом, захотелось пройтись. А тут такой случай подвернулся. Староста суда справедливого попросил. Дармона понять можно. Выгоду всей деревни блюдет, за соломинку хватается, вдруг и правда чудо случится и лучший деревенский охотник невиновным окажется? Не верится, правда, и самой, но проверить нужно. Может, смягчающие обстоятельства найдутся? Если баба первой на мужика бросилась, а тот, выражаясь языком юридическим, «превысил пределы необходимой самообороны».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
