«Обе машины малый вперед!» Волна от нашего корпуса опала и синеватый дымок рассеялся. Командир и Мичман напряженно осмотрели горизонт. Я сделал то же самое, миллиметр за миллиметром. Ничего не было видно.
«Гм», — произнес Командир. Крихбаум молчал. Он продолжал удерживать бинокль на весу у своих глаз. Наконец и он доложил: «Ничего, Командир».
«Ты заметил время, когда мы его увидели?»
«Да, Командир — в 19:52».
Командир подошел к люку и обратился вниз: «Запишите: «В 19:52 обнаружен корабль охранения» — как поняли? «Оторвались от преследования на поверхности на полном ходу. Корабль охранения не смог обнаружить нас, поскольку мы были за плотной дымовой завесой от выхлопных газов» — вы меня слышите? — «поскольку мы были за плотной дымовой завесой от выхлопных газов…»
Наконец до меня дошло. Выхлоп дизелей был преднамеренным — как импровизированная дымовая завеса.
Мое сердце все еще бешено колотилось.
«Как понравился этот спектакль, а?» — спросил Командир. Затем новый шок потряс меня: над горизонтом взмыла ракета. Она повисла там на некоторое время, затем упала, описав дугу, напоминающую ручку зонтика, и погасла.
Командир первым опустил свой бинокль. «Для чего это было нужно?»
«Они меняют курс», — ответил Крихбаум.
«Возможно», — проворчал Командир. «А может быть, и вызывают помощь. Всем держать глаза открытыми — нам не надо, чтобы они дышали нам в спины на этом этапе». Он помолчал. «Ракета… Наверное, они свихнулись».
Мичман обратился вниз: «Запишите: над конвоем сигнальная ракета. И добавьте время».
«Странно», — снова проворчал Командир. Он глянул на луну. «Будем надеяться, что вскоре мы от нее избавимся». Я стоял рядом с ним, также глядя вверх. Луна напоминала человеческую голову — круглое лицо, лысая голова. «Как толстый старый завсегдатай во французском борделе» — привел сравнение Второй Помощник.
«Мачты становятся выше», — доложил Крихбаум.
Должно быть, конвой изменил курс, делая очередной зигзаг, и теперь шел на нас.
«Отверните от них снова», — распорядился Командир.
У луны появилась цветная радужная корона.
«Дай Бог, чтобы они нас оставили в покое», — пробормотал Командир. А вслух он осведомился о наших запасах топлива.
Если судить по быстроте, с которой появился Стармех, то он должен был уже стоять одной ногой на трапе. «Мы тщательно все проверили в 18:00, Командир. Таким образом, работая на полном ходу, мы истратили 5,25 кубометров топлива. Практически в нашем распоряжении ничего больше нет».
«Всегда еще есть в запасе растительное масло в боцманской кладовке», — возразил Командир. «Если случится самое худшее, что ж, придется нам направиться домой».
Я взобрался на деревянное сиденье рядом с платформой зенитного орудия. В воздухе была сырость и налетали брызги. Ниже меня белые пряди пены закручивались в постоянно меняющиеся формы. Наша кильватерная струя заставляла дрожать отражение луны в воде. Тысячи мелких осколков формировались и перегруппировывались, как содержимое детского калейдоскопа. Море казалось прозрачным, подсвеченное изнутри маленькими зелеными точками. Корпус подлодки резко выделялся на фоне фосфоресцирующего мерцания планктона. Стойки страховочного релинга отбрасывали резкие тени на обрешетник настила. Вместе с прямыми тенями между отдельными рейками они образовывали резко очерченный узор из ромбоидов. Узор сдвигался, пока я наблюдал за ним. Тень релинга скользнула через мои ботинки: мы сближались с конвоем.
Вдруг сразу небо было пронизано веерными бледно-зелеными лучами.
«Aurora borealis[28]», — услышал я слова Командира. «Только этого нам не хватало…»
Лучи трансформировались в завесу сверкающих стеклянных жезлов, как подвески на старинной лампе дома. Бледно-зеленое свечение вздымалось волнами через стеклянный занавес. Столбы света поднимались над горизонтом, умирали, вспыхивали, наполовину гасли и вспыхивали снова, каждый раз все дольше. Вода вокруг нас искрилась, как будто бы мириады светлячков танцевали как раз под её поверхностью. Наш кильватерный след превратился в мерцающий шлейф.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Очень мило», — произнес Командир. «Но вряд ли это то, что нам сейчас нужно».
Из кратких замечаний, которыми обменялись он и Крихбаум, я догадался, что он намеревался атаковать центр конвоя спереди. Крихбаум обеспокоено покачал головой. Командир тоже выглядел сомневающимся.
«Возможно и нет», — сказал он в конце концов, и повернулся еще раз посмотреть на луну. Почти круглая дыра проткнула траурный полог неба, она излучала бледный, но необычно сильный свет. Несколько облаков дрейфовали на горизонте, как серые льдины. Как только лунный свет коснулся их, они засветились, причем в некоторых местах даже великолепным сапфировым цветом.
Море стало бесконечным листом сморщенной серебристой бумаги, которая мерцала и вспыхивала, и тысячекратно отражала белый свет луны. Вода казалась неподвижной искрящейся равниной. Мои мысли неожиданно обратились к воспоминаниям о нашей последней ночи в баре «Ройяль». Томсен… Нет, сейчас нет времени на это.
Мы подошли ближе к конвою, игнорируя свет луны. Командир полагался на темноту за нами и на недостаточную бдительность наблюдателей на кораблях эскорта. U-A глубоко сидела в воде, а ее носовая волна при такой скорости была совсем незначительной. Если бы мы показали наш узкий силуэт неприятелю, то мы были бы почти невидимы. К несчастью, мы были для этого в неподходящей позиции. Наши курс и скорость держали нас сейчас параллельно конвою и слегка впереди.
Почему нет других кораблей охранения? Неужто мы уже столкнулись со всеми силами, что британцы могли выделить для охраны такого большого конвоя — или же мы были уже между конвоем и его наружным кольцом охранения?
Командир должен знать, что он делает — это не был его первый конвой. Он был знаком с привычками неприятеля. В одном случае он воочию наблюдал контратаку эсминца на свою подлодку. Командир эсминца предположил, что лодка ушла на глубину, а она уже давно ушла с нее. Он остановил электромоторы, подвесил лодку на перископе и смотрел, как эсминец раз за разом сбрасывает серии глубинных бомб. Говорят, он даже бегло комментировал происходящее для развлечения команды.
Сейчас никаких комментариев. «Определенно идут четырьмя колоннами», — и это было его единственное высказывание в последующие пятнадцать минут.
Мы валяли дурака уже довольно долго; вероятно наш спринтерский рывок от корабля охранения вывел нас далеко вперед конвоя. Должно быть Керневел направил сюда уже множество подлодок, но они лишь только должны были еще подойти. Нашей единственной задачей момента было поддерживать контакт и передавать сообщения о координатах.
«Как насчет того, чтобы подойти к ним поближе?»
Вопрос предназначался Крихбауму.
Мичман лишь что-то промычал, не опуская бинокля, направленного в сторону конвоя. Похоже, что Командир расценил это как подтверждение. Он отдал приказ рулевому на курс, который направлял нас наперерез конвою.
«По местам к бою стоять». Голос Командира прозвучал весьма хрипло. Ему пришлось откашляться, чтобы прочистить горло. Снизу один за другим прокричали доклады о готовности: «Старшему механику, машинное отделение к бою готово!» «Старшему механику, центральный пост к бою готов!» Затем от Стармеха: «Машинные отделения и центральный пост к бою готовы, Командир!» Но и после этого крики не прекратились: «Старшему помощнику — торпедное вооружение к бою готово!» Наконец, голос юноши из гитлерюгенда, который нельзя было перепутать ни с чьим другим — Номер Первый: «Торпедное вооружение к бою готово, Командир!»
Ночной прицел передали наверх. Старший помощник установил его на главный оптический пеленгатор — осторожно, как если бы держал в руках корзинку с яйцами.
Если смотреть со стороны конвоя, мы находились на фоне луны. Я не мог понять, почему Командир оставался на этой стороне конвоя, вместо того, чтобы уйти на другую сторону. Предположительно, он ставил себя на место противника. Почему подводная лодка должна действовать на стороне луны, где море сияет ярче, чем при свете ясного дня?
