— С чего ему врагом-то быть?
— Сам не знаю; я всегда щедро платил ему, и отец его был мне предан всей душой.
— К тому же Гёфле весьма неглуп, краснобай, светский человек, и предрассудков у него нет, уж поверьте мне!
— Ошибаешься! Он не хочет вести дело против Розенстейна; говорит, что я неправ; сегодня посмел спорить со мной. Ненавижу я этого Гёфле!
— Уже? Ну, подождите немного. Посулите ему побольше денег, и он тотчас признает, что вы правы.
— Я так и сделал вчера утром, а он резко отвечал мне. Говорю тебе, я его ненавижу!
— Вам угодно, чтобы с ним что-нибудь случилось?
— Еще не знаю, там будет видно. Ну, а как насчет старого Стенсона?
— Что именно?
— Мог он предать меня, как по-твоему?
— Когда?
— Я не спрашиваю когда. Ты находишь его скрытным?
— Круглым дураком я его нахожу, вот что.
— Сам ты круглый дурак! Стенсон еще тебя перехитрит, да и меня в придачу, возможно. Что, если итальянец сказал правду?..
— Стало быть, вы не хотите открыть мне, что он вам сказал? Вы мне больше не доверяете? Тогда терзайтесь и дальше, сами старайтесь все разузнать, а мне позвольте пойти на боковую.
— Юхан, не брани меня, — необычайно кротко сказал барон. — Успокойся, ты все узнаешь.
— Да, когда вам понадобится моя помощь.
— Она мне нужна уже сейчас. Надо, чтобы итальянец представил доказательства, если они у него есть. При нем ничего не найдено?
— Нет. Я сам его обыскал.
— Он мне так и сказал, что у него ничего при себе нет. Да и что могло быть? Ты еще помнишь Манассе?
— Еще бы! Этот плут некогда продал здесь немало товару, и за большие деньги.
— Он умер.
— Мне это все равно.
— Его убил этот итальянец.
— Странно! Зачем же?
— Чтобы ограбить его, вероятно, и отобрать письмо.
— Письмо? От кого?
— От Стенсона.
— Интересное письмо?
— О, несомненно, если в нем написано то, на что намекал этот плут.
— Ну, ежели хотите, чтобы я понял вас, — расскажите.
Барон и его наперсник так понизили голос, что даже стены не слышали их беседы. Барон был взволнован, Юхан пожимал плечами.
— Ну и басни! — сказал он. — Этот каналья Тебальдо наслушался россказней в наших краях и сочинил всю эту сказку, чтобы выманить у вас деньги.
— Он говорит, что ноги его не было в Швеции до вчерашнего дня и приехал он прямиком из Голландии, через Дронтгейм.
— Возможно. Да не все ли равно? Должно быть, он что-то случайно узнал от окрестных жителей; про вас тут сочиняют столько небылиц! А может быть, где-то, путешествуя, повстречал старика Манассе, который тоже в свое время наслушался здесь всяких сказок.
— Ну, что же мне делать?
— Надо припугнуть этого итальянского синьора, отбить у него охоту тянуть с вас деньги и посулить ему…
— Сколько?
— Два или три часа в нашем розариуме.
— Он не поверит! Ему, наверно, уже успели рассказать, что в Швеции в пору царствования старика епископа все это покрылось ржавчиной.
— Неужто вы думаете, что капитан большой башни не сумеет и без помощи этой железной рухляди развязать язык человеку из плоти и крови?
— Ты, стало быть, советуешь…
— Осыпать его розами, пока он не признает, что соврал, или не скажет, где прячет доказательства.
— Невозможно! Он поднимет крик, а в замке полным-полно пароду.
— А охота? Придется вам, хоть через силу, поехать, и тогда все последуют вашему примеру.
— Все равно кто-нибудь да останется, хотя бы лакеи моих гостей. А старухи? Они скажут, что я беру на себя слишком много и посягаю на права государственной власти.
— Подумаешь! Плевать вам на эти разговоры! Впрочем, я могу все это уладить: я скажу, что какой-то бедняга сломал ногу и лекарь сращивает ему кость.
— И ты сам выслушаешь его признания?
— Разумеется. Кто же еще?
— Вот бы мне присутствовать при этом.
— Вы же знаете, что у вас слишком чувствительное сердце, вы не выносите вида чужих страданий.
— Да, это плохо отзывается на моем желудке и пищеварении… Хорошо, я и впрямь отправлюсь на охоту.
— Тогда постарайтесь пока что уснуть. Я все беру на себя.
— И отыщешь незнакомца?
— Должно быть, он заодно с Тебальдо. Мы его найдем, когда тот заговорит.
— Тем более что Тебальдо предлагал отдать мне в руки того, кто… Но это, может быть, два разных человека!
— Я уж все у него выведаю, можете спать спокойно.
— Надеюсь, итальянца не кормят?
— Еще чего!
— Ладно, ступай! Попытаюсь немного поспать… Ты меня успокоил, Юхан… Тебе всегда что-нибудь да придет в голову, а я совсем стал плох на этот счет… Ах, боже мой, как же быстро я состарился!
Юхан вышел, приказав Якобу разбудить барона в восемь часов. Якоб был камердинером и всегда проводил ночь в чуланчике, примыкавшем к спальне барона. Это был честнейший малый, и барон разыгрывал перед ним роль доброго хозяина, отлично зная, что весьма полезно быть окруженным порядочными людьми, хотя бы для того, чтобы спокойно спать под их охраной.
А Христиан, который всегда прекрасно спал, где и с кем бы ему ни довелось ночевать, проснулся после шестичасового сна и тихо подошел к окну, чтобы взглянуть на небо. Еще не светало, и молодой человек улегся было опять в постель, но, вспомнив о предстоящей охоте, решил, что участники ее, должно быть, уже собираются в новом замке.
Охота занимала Христиана лишь с естественнонаучной точки зрения. Он был отличным стрелком, но никогда не стремился убивать дичь, чтобы убить время и похвалиться меткостью; однако охота на медведя привлекала его новизной и живописным своеобразием, а также пробуждала в нем интерес любознательного зоолога. Он почувствовал внезапно, что уже не уснет, и принял твердое решение полюбоваться на это зрелище, даже если придется уйти до конца, чтобы готовиться к представлению вместе с господином Гёфле.
Перед сном он заговорил с юристом о своем участии в охоте и не встретил его одобрения; сам Гёфле отнюдь не собирался присоединяться к охотникам, и поэтому Христиан предвидел, что «дядя» будет его отговаривать, и чувствовал, что по доброте сердечной уступит настояниям адвоката.
«Эх, да что там! — подумал он. — Лучше потихоньку улизнуть и оставить записочку, чтобы он не тревожился… Он будет, пожалуй, несколько раздосадован, да и завтракать в одиночку, конечно, скучно; с другой стороны, он собирался еще поработать и побеседовать с господином Стенсоном; а я, быть может, вернусь так скоро, что он не успеет и соскучиться».
Христиан потихоньку выбрался из караульни, оделся в медвежьей комнате, натянул маску, надвинул шляпу, по привычке и осторожности ради, и вышел через горд, где еще царили мрак и безмолвие. Потом, миновав плодовый сад, иссушенный морозом, он спустился к озеру и, видя, что гораздо быстрее достигнет противоположного берега, если пойдет напрямик, а не по тропке, проложенной на северной стороне, пересек озеро по льду, а затем берегом направился к новому замку.
В этот же миг Юхан вышел на лед с противоположной стороны, чтобы понаблюдать за Стольборгом, не догадываясь, куда улетела выслеживаемая им дичь.
XII
Христиан не рассчитывал, что застанет майора в новом замке. Он знал, что молодой человек постоянно проводит ночь или утро, следующие за праздниками в замке, в своем бустёлле, расположенном неподалеку. Но так как Христиан не спросил заранее у майора, где находится этот сельский домик, он и не стал тратить время на его поиски. У него было другое намерение: понаблюдать издали за приготовлениями к охоте, а затем смешаться с толпой крестьян, идущих облавой на медведя.
Рассвет застал его на тропинке, которая вилась по берегу озера, и Христиан сразу заметил человека, идущего ему навстречу. Он поспешно опустил маску на лицо и тотчас же поднял ее опять, узнав лейтенанта Осборна.
— Клянусь честью, я рад вас видеть здесь! — сказал лейтенант, пожимая ему руку. — Я как раз собирался зайти за вами, и наша встреча поможет нам выиграть по крайней мере полчаса. Но поспешим: майор ждет вас.
Эрвин Осборн повернул вспять и пошел впереди Христиана, указывая ему дорогу; пройдя несколько шагов, он свернул налево и стал подниматься в гору. Христиан последовал за ним по довольно крутому склону и вскоре увидел внизу, в небольшом овраге остановившиеся сани и майора, радостно бегущего ему навстречу.
— Браво! — крикнул майор. — Вы необычайно догадливы и точны! Откуда, черт возьми, вы знали, где нас найти?
— Совсем не знал, — ответил Христиан. — Я просто шел в новый замок, на всякий случай.
— Что ж, случай помогает нам с самого утра; значит, охота будет удачной. Эге! По одежде-то вас никто сегодня не узнает, как и вчера; но у вас нет ни обуви, ни оружия, необходимых в здешних условиях. К счастью, я это предвидел и позаботился обо всем, что вам нужно. Пока что возьмите-ка вот эту шубу, и — в путь! Ехать предстоит далеко, и нам еле хватит дня для всех наших дел.
