Поджидая Чуева, Орлов сел к столу в старое кресло с протертыми подлокотниками. «Что же тут искали? — подумал он. — Почему не взяли бумажник с крупной суммой денег, часы, облигации, оставили без внимания футляр с набором ценных фотообъективов, а польстились только на сто рублей»?
Орлов встал и подошел к книжным полкам. Он поднял с пола несколько томиков. Все это были дореволюционного издания книги по фотографии. «Не искали ли уж какую-нибудь редкостную книгу?»
Орлов сказал об этом возвратившемуся Чуеву. Старик покачал головой и ответил, что особо редких книг у него нет, а если кому-либо из его знакомых что и потребуется, то не было случая, чтобы он отказывал.
Взглянув на Чуева, Орлов сказал:
— Тарас Максимович, от племянника я кое-что знаю о странной судьбе вашего брата, жившего в этом доме. Если вас не затруднит, то я попросил бы рассказать подробней…
— Вы полагаете, что случившееся сегодня имеет отношение к тем давним дням?
— Пока предполагаю, а дальше видно будет.
Чуев сел в кресло. Его взгляд рассеянно блуждал по комнате. Наконец старик вздохнул, покачал головой и сказал:
— Откровенно говоря, товарищ полковник, это очень любопытная история… Вы садитесь.
Орлов сел на диван.
— Брата моего звали Николаем, — начал Чуев. — Родился он в восемьдесят шестом году. Я на десять лет моложе его. Надо сказать, что это был очень способный и талантливый человек. Знал несколько иностранных языков, давались они ему легко. А главное, брат обладал удивительной способностью к экспериментальной физике. Думается, что, если бы его жизнь не оборвалась так рано и жил бы он в наше время, с его именем были бы связаны крупные научные работы. Вы, товарищ полковник, надеюсь, не сочтете мои слова за хвастливость… Помимо всего, Николай был революционером. В девятьсот восьмом году ему пришлось покинуть Россию. Возвратился он только в тринадцатом, причем приехал не в Псков, где мы жили с матерью, а сюда в Лучанск. Он женился и поселился в этом доме. Положение его было неважное: работы он получить не мог и, чтобы как-то существовать, стал заниматься фотографированием. Этому искусству он научился во время скитаний за рубежом. Причем, надо сказать, он так прекрасно делал снимки, что в короткий срок стал опасным конкурентом для лучших местных профессионалов… Тогда в городе говорили об особых, «чуевских» способах фотографирования… Были у него по этой части даже какие-то изобретения… Только поэтому его и приняли в фотографическое общество, в котором тогда состояли главным образом люди из имущего класса и безусловно благонадежные…
Чуев замолчал, положил на стол обе руки и сцепил пальцы. Потом кашлянул и продолжал:
— За границей брат познакомился и несколько лет работал с профессором физики испанцем Адольфо Переро. Оба вынуждены были часто переезжать из страны в страну… Переро подвергался преследованиям, и в конце концов его убили. Все это я узнал после… В первой половине четырнадцатого года к нам в Псков пришло известие о том, что брат покончил жизнь самоубийством. Мне в то время было восемнадцать лет. Мать болела и не могла поехать на похороны. Пришлось отправиться мне. Когда я прибыл в Лучанск, похороны уже состоялись. Жена брата Александра Ивановна была близка к помешательству. Временами, правда, к ней возвращалась ясность сознания, и она разговаривала со мной, настойчиво утверждая, что Николая убили, а не сам он наложил на себя руки…
Что я тогда мог поделать? Я только слушал ее и не знал, верить или нет словам этой женщины, потрясенной огромным горем… От нее мне пришлось услышать, что в течение года, пока брат жил в Лучанске, к нему несколько раз приходили какие-то люди, что-то требовали от него. И после каждого из таких посещений Николай впадал в болезненное состояние. Александра Ивановна утверждала, что этим людям ничего не удалось получить от Николая, так как все, что имел особого, он передал на сохранение брату ее — игумену Аркадию… Что же это такое «особое», она мне не говорила…
Чуев встал, заложил руки за спину и, немного походив, остановился перед Орловым.
— Когда в начале войны я убежал с оккупированной территории и прибыл в Лучанск, Александру Ивановну застал в больнице почти при смерти… Только вы учтите, что она была не психической больной, нет. У нее было плохо с сердцем. Я ее несколько раз видел, но не досаждал вопросами…
Рассказ, видимо, утомил Чуева. Он сел на диван и устало запрокинул голову.
— Вы, Тарас Максимович, так и не знаете, что требовали от вашего брата и что это были за люди? — спросил Орлов.
— Нет.
— Тут могут быть только два варианта, Тарас Максимович. Или принять все рассказанное вашей невесткой за плод больного воображения и расстроенной психики, или за правду… Вы какого мнения?
Чуев помолчал, потом спросил, как зовут Орлова, и наконец сказал:
— Я стою за второй вариант, Владимир Иванович. Должен сказать, что к мыслям об этом я возвращался в последние годы несколько раз. И вот в связи с чем. Как учитель физики, я интересуюсь вопросами использования атомной энергии. Об этом много стали писать. И как-то у меня родилась мысль, что профессор Переро и мой брат работали в области изучения атомной энергии. Я пересмотрел все книги, все заметки, оставшиеся от брата, но ничего не нашел. В общей сложности на эти поиски я потратил очень много времени. Ну, об этом вы можете судить сами. Видите, какая тут масса книг, да кроме того на чердаке два больших ящика…
— Простите, Тарас Максимович, а в городе есть люди, которые близко знали жену вашего брата?
— Никого нет. Она вела замкнутый образ жизни. Была одна близко знакомая женщина, владелица соседнего дома, но и она умерла лет десять назад.
— Так об Александре Ивановне никто ничего и не знает? — удивился Орлов.
— Может быть, кто и знает, только легенды какие-нибудь, но не правду… Вы учтите, что окружающие считали ее не совсем нормальной, а таких людей обычно сторонятся… Я сам делал попытки кое-что узнать о брате среди старожилов этой улицы, но достоверного ничего не услышал…
Орлов встал. У него было такое состояние, будто заглянул в очень интересную книгу, но ее внезапно закрыли.
— Итак, вы сторонник второго варианта, Тарас Максимович?
— Да. Слушайте дальше. Недели две назад в букинистическом магазине я купил книгу… Подождите, я ее покажу.
С этими словами Чуев встал, вышел из комнаты и минуты через две вернулся, держа в руках, небольшой томик в оранжевом бумажном переплете.
— Меня привлекло то, что книга совершила круг. Она когда-то принадлежала моему брату, о чем свидетельствует его личный штамп на титульном листе. Очевидно, Александра Ивановна продала эту книгу, она была у кого-то на руках и попала обратно в букинистический магазин. Факт сам по себе обыкновенный. Вот посмотрите…
Орлов взял из рук Чуева книгу и прочитал на обложке: «Ф. Содди. Материя и энергия, перевод с английского С. Г. Займовского, под редакцией, с предисловием и примечаниями Николая Морозова. Издательство «Природа», Москва, 1913». Выцветший штамп «Физик Николай Максимович Чуев» свидетельствовал о том, что книга действительно когда-то находилась в библиотеке старшего Чуева.
— Ну и что вы в ней нашли интересного, Тарас Максимович? — спросил Орлов.
— Откройте на сто семьдесят четвертой странице…
Чуев плотнее придвинулся к Орлову и следил за его пальцами, перелистывающими книгу.
— Вот. Читайте! — Указательный палец старого учителя ткнул в страницу.
Орлов читал вполголоса:
— Нетрудно убедиться, что хотя современная проблема — как освобождать по желанию скрытую в уране, тории и радии энергию для практических целей — и является новой, но в действительности это одна из самых древних проблем, на которую искони направлены были беспрестанные и безуспешные усилия человека…
— Теперь обратите внимание на заметку на полях, — тихо проговорил Чуев.
— С Адольфо Переро эту проблему мы разрешили еще три года назад…
Орлов посмотрел на Чуева. Лицо старика было возбуждено, глаза блестели. Затем он выпрямился и сказал:
— Эта надпись сделана рукой моего брата в тринадцатом или четырнадцатом году. Словом, как только он познакомился с этой книгой. Вот почему, Владимир Иванович, — вздохнув, сказал Чуев, — я и поверил во второй вариант.
Орлов молчал. Появилась мысль о возможной связи между событиями в домике Чуева и розысками Роберта Пилади. Он понимал случайность увлекшей его мысли и пытался изгнать ее из своего сознания. Но мысль эта была настолько цепкая, что чем больше он хотел отделаться от нее, тем притягательнее становилась ее новизна. Взглянув на Чуева, он увидел, что старик с надеждой смотрит на него.
— Что вам, Тарас Максимович, известно об Адольфо Переро?
— Очень мало. В тысяча девятьсот девятом году Переро читал лекции по радиологии в Глазговском университете в Шотландии, вообще он был страстным исследователем в области радиоактивных веществ…
