Молча мы миновали два красивых утеса. Наконец Мосби произнес:
— Ладно. Но сам Господь тебе не поможет, если ты заговоришь. Запомни, если вздумаешь болтать, жить будешь очень недолго. Конечно, мы увеличим премиальные, и…
— Вы как миленькие удвоите премиальные и положите их на мой счет перед вылетом. Это работа того сорта, где люди бывают крайне забывчивы, когда все позади.
— Ну… Я сделаю все, что смогу. Сейчас пообедаем с мистером Сикмаа и… Тебе вовсе не положено знать, что он не кто иной, как личный представитель Первого Гражданина в секретном ранге посла по особым поручениям, а также полномочный министр. Так что соберись и веди себя за столом прилично.
* * *
Через четыре дня я старалась вести себя прилично за столом, сидя по правую руку от капитана «Форварда». Теперь меня звали мисс Марджори Фрайди и я была так оскорбительно богата, что прибыла на Стационарный спутник на личной антигравитационной яхте мистера Скимаа и при прохождении на борт «Форварда» не утруждала себя такими плебейскими процедурами, как паспортный контроль или служба здоровья. Мой багаж прибыл на борт одновременно со мной — множество чемоданов, набитых дорогими шмотками, ювелирными украшениями и прочей ерундой, — но и этим занимались другие. Мне не нужно было утруждать себя решительно ничем.
Из четырех дней перед отлетом три я провела во Флориде, в учреждении, выглядевшем обычной больницей, но в действительности бывшем (я-то знала!) великолепно оснащенной лабораторией. Я могла даже точно вычислить, какой именно лабораторией, но держала свои догадки при себе, поскольку никакие домыслы и разговорчики здесь, мягко говоря, не поощрялись. Я была подвергнута самому тщательному медицинскому обследованию, какое только могла себе представить. Не знаю, зачем они проверяли состояние моего здоровья так, как обычно принято у глав государств и президентов международных корпораций, но, полагаю, им не очень хотелось доверять кому-либо, кто не в добром здравии, человеческий зародыш, который по происшествии нескольких лет превратится в Первого Гражданина чудовищно богатого Релма. Впрочем, что бы я там не полагала, рот мне следовало держать на замке.
В отличие от Фаусетта и Мосби мистер Скимаа со мной не торговался. Как только он решил, что я ему подхожу, он отослал Мосби и принялся опекать меня с такой щедростью, что я ни к чему не могла придраться. Четверть от стоимости билета на карманные расходы? — Нет, этого мало, возьмите половину, вот, пожалуйста, в золотых сертификатах Луна-Сити, а если этого недостаточно, возьмите у чиновника под расписку еще, а чек пошлите мне. Нет, никакого контракта подписывать мы не станем, не такого сорта наше дело — просто скажите, что вам надо, и вы получите все и даже чуть больше. А вот маленький блокнотик, где сказано, кто вы такая и в какую школу ходили в детстве, а также все остальное. В три последующих дня у вас будет достаточно времени, чтобы как следует все запомнить, а если через три дня вы забудете сжечь блокнотик, не беспокойтесь: бумага сделана так, что на четвертые сутки она уничтожится сама собой, так что не удивляйтесь, если странички начнут желтеть и рассыпаться.
Мистер Скимаа продумал все. Перед отъездом из Беверли-Хиллз он привел фотографа — миленькую брюнетку, — и та сняла меня в разных позах: в платье, в комбинезоне, в белье, без белья, на высоких каблуках, на низких и босиком. Когда мой багаж прибыл на борт «Форварда», каждая шмотка подходила мне идеально по размеру, фактуре и цвету, и на всех изделиях красовались этикетки самых знаменитых модных домов Италии, Парижа и Би-Джинга.
Я не привыкла к частым переодеваниям и плохо разбираюсь в этикете, но мистер Скимаа предусмотрел и это. На борту меня сразу же встретило чудесное создание Востока по имени Шизуко, которое объявило мне, что она — моя личная горничная. Я не испытывала большой нужды в личных горничных, поскольку умывалась и одевалась самостоятельно лет с пяти, если не раньше, но… не время и не место было спорить.
Шизуко отвела меня в мою каюту «ББ», которая оказалась чуть меньше волейбольной площадки. Как только мы вошли туда, Шизуко объявила, что у нас в обрез времени для переодевания к обеду. До обеда было часа три, и меня это порядком удивило, но… Она твердо стояла на своем, а мне, видимо, полагалось просто плыть по течению — не надо было семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что ко мне ее приставил мистер Скимаа.
Она стала меня купать, и как раз, когда я стояла под душем, лайнер «прыгнул» в гиперпространство. На несколько минут на корабле нарушился гравитационный баланс, но Шизуко удержала меня на месте, не дав при этом почти ни капле воды пролиться на пол. Она выполнила это так мастерски непринужденно, что не оставила у меня ни малейших сомнений — она уже имела дело с «прыжками» звездолетов. Странно, на вид она была совсем молода для этого.
Целый час она колдовала над моей прической и лицом. В прошлом я мыла лицо, когда мне казалось, что его пора умыть, а все мое причесывание состояло из отбрасывания ладонями волос с лица, если они мне лезли в глаза. Теперь я поняла, до чего ж была неотесанной. Пока Шизуко наводила на меня, будто на богиню любви и красоты, последний марафет, осветился маленький каютный терминал, и на экране появилась надпись. Одновременно включился принтер и стал печатать, по-видимому, то же самое послание — очень дерзкое по стилю:
«Владелец гиперпространственного звездолета „Форвард“ предвкушает удовольствие от присутствия мисс Марджори Фрайди на предобеденном непринужденном приеме в Капитанской гостиной в 19:00 и шлет наилучшие пожелания.»
Я была удивлена, Шизуко — ничуть. Она мигом достала и расправила платье для коктейля, которое закрыло меня всю, целиком и… Никогда я еще не одевалась в такое бесстыдство.
Шизуко запретила мне прийти вовремя. Она так рассчитала мой выход, что я очутилась в Капитанской гостиной ровно в семь минут восьмого. Хозяйке приема уже известно было мое имя (нынешнее), и капитан почтительно склонился над моей рукой. Если спросите меня, скажу честно: по моему глубочайшему убеждению, быть на космическом корабле Богатой Сучкой гораздо лучше, чем охранником порядка.
«Предобеденный прием» включал в себя виски с содовой, коктейли, исландскую «Черную смерть», «Весенний дождь» с Релма (убойной силы — не прикасайтесь!), датское пиво, какую-то розовую водицу с Фидлерс-Грин и… все остальное, если пожелаете. А также вкуснейшие канапе тридцати одного вида (я считала), которые надо было брать прямо руками. Мистер Скимаа мог мной гордиться: я выпила хереса (одну порцию и изо всех сил сдерживала себя, когда мне предлагали один за другим все тридцать с лишним видов бутербродиков. Как оказалось, я правильно делала, что отказывалась от этой вкуснятины: кормежка на лайнере полагалась восемь раз в день (тоже считала): утренний кофе (с тортом), завтрак, предполуденный перекусон, ленч, послеполуденный чай с сэндвичами и сладостями, ранний коктейль (с канапе тридцати одного вида), обед (семь блюд, если одолеете весь «маршрут») и, наконец, полуночный ужин в баре. Кроме того, если захотите есть в неурочное время, всегда можете заказать сэндвичи и напитки из буфета.
На корабле было два бассейна, гимнастический зал, турецкая баня, шведская сауна и Контрольная служба здоровья. Два с половиной больших круга в гимнастическом зале составляли километр, но я не думаю, что это компенсировало: большинство пассажиров жрали так, словно прибыли из Голодной Галактики. Моей главной целью стало к прилету в имперскую столицу быть в состоянии отыскать в складках жира собственный пупок.
Доктор Джерри Мэдсен, младший офицер медицинской службы, очень молоденький на вид, заприметил меня в толпе на капитанском приеме и дождался, пока я выйду из столовой после ужина (сам он ел не за капитанским столом и даже не в ресторане первого класса, а в служебном помещении для обслуживающего персонала). Он повел меня в Галактическую гостиную, где мы сначала потанцевали, а потом посмотрели шоу — песенки, танцы и фокусник-чародей (последний напомнил мне о том кудеснике с голубями, о Рыжике, и мне неожиданно взгрустнулось, но я постаралась запрятать тоску поглубже. Затем мы снова танцевали, появились еще двое младших офицеров — Том Аделл и Джим Лопес, — и в конце концов гостиная закрылась, а трое кавалеров повели меня в маленькое кабаре под названием «Черная дыра», где я объявила, что напилась, но послушно шла танцевать с каждым, когда они приглашали. Доктору Джерри удалось избавиться от соперников и отвести меня в мою каюту «ББ» уже в весьма поздний по корабельному времени час, но не столь поздний по флоридскому, по которому я проснулась утром.
Шизуко дожидалась меня в красивом кимоно, шелковых тапочках и с новой прической. Она отвесила нам поклон и жестом попросила присесть — в той части каюты, которая изображала собой гостиную. Та часть, где помещалась кровать, была отгорожена ширмой и затемнена. Шизуко подала нам чай с маленькими пирожными. Очень скоро Джерри поднялся, пожелал мне спокойной ночи и ушел, после чего Шизуко раздела меня и уложила в постель.
