и жуткий скрежет стали по кафелю.
Дверь в конце коридора, как и всегда, была приветливо распахнута. Пела миссис Кроу, и голос ее казался сильнее, чем обычно. Миссия увидел, что он здесь не первый и что на телеграмму он потратился не напрасно. Там находились Фрэнки и Элли, оба в зелено-голубых комбинезонах охранников ферм. Пока миссис Кроу пела, они расставляли парты. С пристроенных вдоль стены парт, поставленных одна на другую, сняли покрывала, и теперь парты заполняли классную комнату такими же рядами, какими Миссия помнил их с детства. Можно было подумать, что миссис Кроу ожидает, что класс вот-вот наполнится детьми.
Элли первой заметила Миссию, повернувшись к двери. Ее ясные глаза блестели, окруженные неистребимыми фермерскими веснушками, темные волосы были схвачены на затылке в пучок. Она метнулась к нему, и Миссия заметил, что штанины ее комбинезона подвернуты, а лямки завязаны узлами на плечах, чтобы сделать их короче. Наверное, прежде это был комбинезон Фрэнки. Когда она бросилась в его объятия, Миссия мог лишь гадать, на какой риск они пошли, чтобы встретить его здесь.
– Миссия, мальчик мой.
Миссис Кроу перестала петь, улыбнулась и поманила его к себе. Элли неохотно выпустила его из объятий.
Миссия пожал Фрэнки руку и поблагодарил за то, что он пришел. И лишь через секунду осознал, что облик приятеля изменился: он тоже коротко обрезал себе волосы. Оба провели ладонью по голове и рассмеялись. В суровые времена юмор рождается легко.
– И что это я услышала о своем Родни? – вопросила миссис Кроу.
Ее кресло двигалось то вперед, то назад, кисть лежала на рукоятке управления, а выцветшая голубая ночная сорочка была заправлена под костлявые ноги.
Миссия глубоко вдохнул, все еще чувствуя в легких застоявшийся дым, и стал рассказывать обо всем, что видел на лестнице: о бомбах и пожарах, о том, что он слышал о событиях в механическом, об охранниках с винтовками, – пока старуха не прервала его торопливый рассказ взмахом хрупких рук.
– Да не про это, – сказала она. – Всяческие сражения я видела. Могу нарисовать картину сражения и повесить ее на стену. Что с Родни? Что с нашим мальчиком? Он им отомстил? Заставил их платить?
Она сжала кулачок и подняла руку.
– Нет, – ответил Миссия. – Кому отомстил? Ему нужна наша помощь.
Учительница рассмеялась, захватив его врасплох. Миссия попробовал объяснить:
– Я дал ему вашу записку, а он передал мне свою. Там была мольба о помощи. Его держат взаперти за огромной стальной дверью…
– Не взаперти, – поправила Ворона.
– …словно он сделал что-то неправильное…
– Что-то правильное, – снова поправила она.
Миссия смолк. Он видел, как в ее старческих глазах сияет знание, как восход на экранах на следующий день после очистки.
– Родни ничего не грозит, – пояснила она. – Он там со старыми книгами. И с людьми, которые отняли у нас мир.
– Она все пытается нам про это рассказать, – прошептала Элли, сжав руку Миссии. – Все будет хорошо. Пойдем, поможешь с партами.
– Но записка… – пробормотал Миссия, пожалев, что порвал ее в клочки.
– Записка, что ты ему отнес, нужна была, чтобы добавить ему сил. Дать ему знак, что пора начинать. Наш мальчик сейчас в таком месте, что может хорошо отплатить им за все, что они сделали. – В глазах Вороны сверкнула ярость.
– Нет. Родни боялся. Уж я своего друга знаю, и он чего-то боялся.
Лицо старухи закаменело. Она разжала кулак и разгладила спереди свою выцветшую одежду.
– Если это так, – проговорила она дрожащим голосом, – то я в нем сильно ошиблась.
56
Пока они расставляли парты, приблизилось время ночного полумрака. Ворона снова запела. Элли сказала, что введен комендантский час, и Миссия утратил последнюю надежду на то, что сегодня вечером сюда придет кто-то еще. Они достали из игровых домиков коврики, расстелили и решили ждать остальных до рассвета. Миссия о многом хотел спросить Ворону, но ее мысли витали неизвестно где, к тому же ее охватило какое-то навязчивое веселье, сделавшее ее легкомысленной.
Фрэнки был уверен, что сможет провести их через охрану и дальше в АйТи, только если отыщет своего отца. Миссия рассказал, насколько легко смог перемещаться по лестнице в белом комбинезоне. Возможно, он сумеет добраться до отца Фрэнки, если уж совсем прижмет. Элли достала принесенные с собой свежие фрукты и раздала их. Ворона пила свой темно-зеленый напиток. У Миссии нарастала тревога.
Он медленно вышел на лестничную площадку, разрываемый между желанием дождаться остальных и стремлением отправиться в путь. Вполне могло статься, что Родни уже ведут на смерть. Очистки, как правило, успокаивали людей, подавляли недовольство, но ситуация теперь совершенно не походила на увиденные прежде вспышки насилия. Это было пламя, о котором говорил отец, мгновенно вспыхнувшее из тлеющих углей недоверия. Он видел, что такое надвигается, но оно примчалось со скоростью ножа, упавшего в лестничный пролет.
Выйдя на площадку, он услышал снизу топот поднимающейся толпы, а приложив руку к перилам, ощутил вибрацию лестницы под множеством ног. Он вернулся к остальным, но ничего не сказал. Не было оснований предполагать, что эта толпа направляется к ним.
Когда он возвратился, у Элли был такой вид, словно она только что плакала: глаза влажные, щеки раскраснелись. Ворона рассказывала историю о древних временах, и ее руки изображали в воздухе какую-то сцену.
– Все в порядке? – спросил Миссия.
Элли покачала головой так, как будто предпочла молчать.
– Тогда в чем дело?
Он взял ее за руку, слушая, как Ворона рассказывает об Атлантиде, этом разрушенном и утраченном волшебном городе за холмами, и о былых временах, когда эти превратившиеся в руины дома сияли, как новая монетка.
– Расскажи, – попросил он Элли, гадая, уж не эти ли истории повлияли на нее так, как когда-то влияли на него, наводя необъяснимую печаль.
– Я ничего не хочу рассказывать, пока все не закончится, – призналась она и снова заплакала.
Она вытерла слезы, а старуха замолчала, уронив на колени руки. Фрэнки тихо сидел в сторонке. Какой бы ни была эта тайна, он тоже ее знал.
– Отец, – догадался Миссия.
Это наверняка связано с отцом. И он мгновенно понял, что отца больше нет. Элли была близка с его отцом так, как Миссия не был никогда. И его внезапно охватило горькое сожаление о том, что он вообще ушел из дома. Пока Элли вытирала слезы, не в силах выдавить ни слова из дрожащих губ, Миссия представил, как он стоит на четвереньках и копает землю – ради отцовского прощения.
Элли заревела, а Ворона принялась напевать песенку о прежних временах.
