прошел электрический разряд. Она просунула через проволоку хлеб и сыр и быстро побежала прочь, прижав ботинки к груди. По пути, глядя через плечо, она увидела, как Исаак уронил доску на землю, наклонился, поднял вместе с деревяшкой пищу, откусил сыра, а остальное сунул в свои ботинки и после этого вернулся к работе. Охранники, гревшие руки над огнем, ничего не заметили.
Кристина снова направилась в огород и не торопясь продолжила выдергивать мертвые растения. Они с Исааком смотрели друг на друга, пока Кристине не пришлось идти готовить коменданту обед. До конца дня она то и дело выглядывала в окно и находила поводы выйти на улицу.
Когда тем вечером она ушла из дома коменданта, мужчины уже закончили работу и отправились на ночевку. Девушка не могла дождаться возвращения в свой барак, чтобы сообщить Ханне, что Исаак жив. Но Ханны нигде не было видно. Кристина забралась на край деревянной полки и спросила у своей соседки сверху, которая тоже работала в отделе учета:
— Не знаешь, где Ханна?
— Nein, — ответила та.
— Куда же она подевалась? — недоумевала Кристина.
— Ты комендантова подстилка, — прошипела женщина. — Вот у него и спроси!
Кровь бросилась Кристине в лицо.
— Я не… Я только работаю там…
Женщина придвинулась ближе, и Кристина почувствовала кислый запах гнилых зубов.
— Blockschreiber поймал Ханну за просмотром мужских карточек и куда-то уволок.
У Кристины перехватило дыхание. Она не сразу смогла спросить:
— Можешь узнать, что с ней случилось?
— Nein, — ответила соседка. — Отстань от меня.
Кристина помертвела. Она спустилась и заползла на свое место. Рядом с ней, там, где обычно спала Ханна, сегодня было холодно и пусто.
Когда на следующее утро Кристина несла вареные яйца в столовую коменданта, она тщательно обдумывала слова, которые собиралась ему сказать. Всю ночь девушка не спала: ее будоражили радость от встречи с Исааком и чувство вины за судьбу Ханны. Теперь она боялась, что у нее все начнет валиться из рук, и уж тем более ей было страшно обратиться к коменданту за помощью. Если он разозлится, как в тот раз, когда она попросила его найти Исаака, разговор будет коротким. Но за прошедшие несколько месяцев он явно стал снисходительней к ней.
Грюнштайн сидел за столом, глядя сквозь очки в газету. Утреннее солнце бросало на скатерть прямоугольники света, освещая поднимавшийся над кофе пар и дым сигары, отчего казалось, что в воздухе плавает тонкая паутина.
— Вчера пропала моя подруга, герр комендант, — проговорила Кристина.
Офицер не отрывался от газеты.
— Ja, — уронил он, скользя глазами по заголовкам.
— Я бы хотела узнать, что с ней стряслось.
Комендант сдвинул очки на нос и сурово взглянул на Кристину.
— Если она исчезла, сомневаюсь, что ты снова ее увидишь.
— Извините, герр комендант. Это не совсем так. Вчера я видела Исаака. Он выжил.
— Ну так. Теперь ты это знаешь. Поздравляю.
— Но, возможно, Ханна тоже находится где-то в другом месте.
Грюнштайн покачал головой и раздраженно вздохнул.
— Сколько ты здесь?
— Не знаю, герр комендант. Несколько месяцев.
— И ты видела, чтобы кто-то исчезал, а потом возвращался в этом забытом богом месте?
— Nein, герр комендант, — Кристина опустила глаза. Она должна попросить его о помощи. Девушка прочистила горло и решилась: — Исаак работает на новой стройке с другой стороны забора.
Бросив газету, комендант снял очки, потер глаза и выжидательно уставился на нее, плотно сжав губы.
— Я надеялась, что ему дадут другую работу. Может быть, на заводе или на кухне, где не так холодно и сыро. Он очень умный, все схватывает на лету и…
Комендант ударил обеими руками по столу. Столовое серебро звякнуло, и Кристина вздрогнула. Офицер вскочил, опрокинув стул.
— Еще одно слово, — дрожащим от гнева голосом крикнул он, — и я вышвырну тебя вон! Предупреждаю в последний раз! Я не собираюсь рисковать, тем более ради глупца, который даже не смог спасти свою шкуру от неприятностей! Если я еще раз услышу о тебе или твоих друзьях, у меня будет повод доказать свою верность нацистской идее. Я вздерну вас всех троих на воротах! Поняла меня?
— Ja, герр комендант, — Кристина отступила назад. — Извините, герр комендант.
Грюнштайн схватил со стола фуражку, рванул китель со спинки опрокинутого стула и стремительно вышел из комнаты. Кристина долго стояла неподвижно, гладя на залитый солнцем стол. По лицу ее ручьями бежали слезы. Наконец она подняла стул, убрала со стола и принялась за работу.
В последующие две недели Кристина каждый день видела Исаака, работавшего на стройке. Охранники, приставленные к группе заключенных, почти всегда на что-то отвлекались. В холодную погоду они собирались вокруг разведенного в бочке огня. В теплые дни играли в карты. У них за спиной Кристина бросала через ограду картошку или подходила поближе, чтобы просунуть между витками проволоки хлеб или сыр. Поговорить им с Исааком ни разу не удалось, но одно только его присутствие укрепляло ее волю выжить. Однако через две недели, которые пронеслись очень быстро, строительство закончилось, и мужчины больше не появлялись.
К тому времени пронизывающий ветер гнал сухой снег, и низкие пепельные облака быстро носились по сумрачному зимнему небу. За месяц белый покров укутал поля и леса, и, казалось, весь мир затаился в тишине, ожидая перемен. Пыхтение и стук приближающихся поездов отражались в занесенных снегом холмах, усиленные холодным воздухом и неподвижностью природы, как будто их передавали тысячи громкоговорителей. Когда поезда подходили к воротам Дахау, каждый могучий громыхающий выдох замедляющегося паровоза казался Кристине последним хрипом умирающей человечности.
Кристина стойко держалась в течение долгих студеных месяцев. Как бы то ни было, работа в доме коменданта, без сомнения, спасала ей жизнь. Дополнительное питание и тепло делали свое дело. Она могла промывать раны на ногах и пользоваться туалетом. Благодаря тому, что ей не приходилось, как другим заключенным, справлять нужду в грязных канавах, ее миновала дизентерия, свирепствовавшая в лагере. Однако спала Кристина все равно в холодном бараке, и надсадный грудной кашель изводил ее до конца зимы. Из носа без конца текло,
