Это… та девочка?
С наступлением вечера резко похолодало.
Сирахасэ с самого полудня беспрерывно бросал в очаг уголь. Разнежившись в тепле у камина и налив в чашечки кофе, Сирахасэ заговорил:
— Масаги… Ты помнишь свое обещание? Ты ведь выполнишь его?
Масаги колебался. В его воображении всплывало много разных историй. Сама ситуация вдохновляла своей загадочностью. Но какая повесть станет историей этой девочки?
— Сегодня вечером. Прошу тебя! — настаивал Сирахасэ. — Ты ведь можешь гостить здесь только эту ночь. Завтра ты должен вернуться в Токио.
На ужин хозяин опять приготовил изысканные блюда.
Холодная говядина, салат из артишоков и суп, спагетти под соусом, прекрасное вино…
Покончив с десертом, приятели перешли в гостиную. В плетеном кресле, где всегда сидел Сирахасэ, каким-то образом оказалась великолепная кукла, та самая, что лежала прежде в комнатке на втором этаже.
На кукле было другое платье, не то, что прошлым вечером. На этот раз это было голубое платье, пышно отделанное белым кружевом и лентами.
При виде куклы гость, вздрогнув, замер: сегодня она поразительно напоминала девочку в комнате с масками. Стеклянные глаза были устремлены на Масаги. Пустые, прозрачные светло-карие глаза. Руки и ноги куклы были как-то неестественно согнуты. Усевшись на диван напротив, Масаги чувствовал себя неуютно.
Сирахасэ держал в руках белую маску. Он снова приложил ее к лицу куклы, затем приладил ее так, что и лицо куклы, и вся она оказались повернуты к Масаги. В результате Масаги встретился лицом к лицу с куклой-девочкой.
Из-под маски на него смотрели глаза куклы. Глаза, уставившиеся на него сквозь прорези маски, были почти невидимы, и поэтому казалось, что это глаза живой девочки: Масаги стало не по себе.
Сирахасэ с видом заботливого опекуна сел, придвинув свой стул к плетеному креслу.
— Итак, начинай! — поторопил он Масаги.
— Подожди! Я, в общем, думал о рассказе, но… Скажи хотя бы, как ее имя, имя этой куклы.
— Если ты имеешь в виду имя той девочки… Ее зовут Тооко.
— Тооко?
— Да, оно пишется иероглифами «ребенок» и «глаза»: «Тооко».[18]
— Тооко… Как только в душе Масаги отозвалось это имя, ему показалось, что кто-то произнес его из-под маски. У гостя перехватило дыхание. Наконец, преодолев смятение, Масаги начал говорить. Постепенно он увлекся рассказом.
Это был рассказ не о кукле, а об одной девочке, над которой тяготело проклятие: рассказ о Тооко. Эта прелестная девочка из-за своей красоты стала игрушкой судьбы, претерпев много несчастий. И наконец, ее, живую, превратили в куклу…
Рассказывая, Масаги все больше воодушевлялся повествованием. Наступала ночь. Но мрак придавал ему силы, и Масаги все рассказывал, как будто побуждаемый лунным светом.
И лишь в полночь он вдруг очнулся:
— А кому… я рассказываю?
Сирахасэ сидел неподвижно. Но это был не Сирахасэ — вдруг все отчетливее стал понимать Масаги.
На гостя пристально смотрела белая маска.
В понедельник Масаги проснулся поздно, может быть, оттого что он рассказывал до глубокой ночи.
«Пора домой», — была его первая мысль.
Багаж уже был собран. С маленьким саквояжем в руках он вышел из гостевой комнаты и собирался уже спускаться вниз, как решил еще раз заглянуть в комнату масок. Но в это утро она была заперта.
— Спасибо за вчерашний вечер. Ты мне очень помог… Тооко очень понравился твой рассказ, — мурлыкающим голосом сообщил Сирахасэ.
— Я рад, — почти в отчаянии ответил Масаги, допивая свой кофе. — Надо возвращаться в Токио.
— Завтра на службу? Сочувствую. И все-таки ты приехал. Я тебе так благодарен, дружище, — произнес Сирахасэ. В его словах чувствовалось что-то странное.
Да, странное.
— Ну, пока, до встречи, — с этими словами Масаги с саквояжем в руках собрался выйти из гостиной.
Как вдруг он увидел, что перед камином в плетеном кресле сидит девочка.
Сегодня на ней было платье цвета индиго с белыми лентами. Светло-коричневые каштановые волосы, светло-карие глаза, бледные щеки… Но это была обычная живая девочка.
— Ты видишь, Масаги? Ты видишь?
Как будто видеть такое было в порядке вещей! И тут девочка заговорила тоном умного ребенка:
— Ну конечно! Этот человек создал мою историю. Он создал меня… Он не может не видеть меня!
Легко рассмеявшись, девочка соскочила с плетеного кресла и, танцующей походкой пройдя мимо обоих мужчин, вышла из гостиной.
Масаги растерянно взглянул на хозяина. Затем сказал:
— Сирахасэ, ты странно себя ведешь. Тебе следовало бы уйти из этого дома. Повторяю, уезжай в Токио. Это ненормально. Ты понимаешь?
Сирахасэ с улыбкой кивнул.
— А может быть, ваш мир ненормален. А нормальный как раз мой. Здесь не Токио. Здесь наше королевство. Поэтому здесь хорошо.
Масаги в одиночестве выходил из усадьбы. Золотой лес обступил его. Шурша опавшими листьями, гость направился к воротам, где его ожидало такси.
Итак, он возвращается в реальную действительность, к которой, должно быть, приспособился.
У самых ворот Масаги еще раз оглянулся на европейское здание, стоящее в золотом лесу.
«Здесь действительно его королевство, — подумал Масаги. — Только — его и той девочки.
Приеду ли я сюда еще раз?
Как знать…»
Перевела с японского Ирина МОМОБРЫВЦЕВА
© Reiko Hikawa. 2003. Публикуется с разрешения автора.
Коно Тенсеи
НАШЕСТВИЕ
Отец с сыном возвращались с велосипедной прогулки. В это осеннее воскресенье они решили покататься по дальней дороге, протянувшейся вдоль реки. На обратном пути им пришлось форсировать пыльную и загазованную автостраду национального значения, за которой начинались первые кварталы ветшающей городской окраины. Теперь от собственного дома их отделяла примерно миля. Их дом был расположен по другую сторону небольшого холма, в совсем еще недавно построенном пригороде.
Времени было всего семь вечера с небольшим, но осеннее солнце уже закатывалось за горизонт, и вокруг велосипедистов торопливо сгущались сумерки. Они остановились у перекрестка под желтым светом уличного фонаря, глубоко вдыхая холодный осенний воздух.
— Ну как ты, папа? В порядке?
— Мне кажется, у меня вот-вот отвалятся ноги. Давай немного передохнем.
— А я ничего такого не чувствую.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся отец, достал из кармана сигареты и закурил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
