Шило задом вывалился в дверь, сел на пол, ошалело, оглядываясь по сторонам. В тамбуре толпились только что подбежавший егерь, полковник Инчерин, охотовед. Рядом с Ломом топтались ему под стать трое молчаливых торпед и еще один худенький, в клетчатой куртке с быстрыми, как ртуть, глазами и стальной улыбкой. Это был Игорь. Малек, как они его звали. Не выспавшийся после дежурства Славик Неретин в штатском, но в милицейской шапке силился понять, что происходит. Снаружи у крыльца стояли патрульные с автоматами, подъехавшие солдаты.
Шило сидя глядел на стоявших вокруг него людей. Малек смотрел на него сверху вниз и гнусно блистал фиксами. Шило вскочил. Вгорячах он не чувствовал боли ни в прокушенной кисти, ни в разорванной Майконгом до белой кости голени.
— Дай ствол! — заорал он на Лома. Тот показал глазами на Славика:
— Остынь.
— Ствол, говорю!
Лом стал медленно расстегивать пальто. Шило кинулся к нему, вырвал у того из-под поясного ремня пистолет.
— Остынь, Витек. Там дети. — Егерь встал спиной к двери, преградив ему дорогу. Шило бы послушался, если бы не ухмылка этого Малька. Она обжигала больнее, чем клыки Майконга.
— Уйди, лапоть, — заорал на Веньку Шило. Ствол пистолета взлетел ко лбу егеря. Лом попятился к выходу. Он знал, в такие мгновения затмения напарник сеял вокруг себя смерть. — Уйди, уйди, сука!
Славик Неретин подшагнул сзади и коротко ударил Шило по руке. Пуля щелкнула в стену, осыпав всех осколками кирпича. От удара по прокушенной кисти Шило заорал. Торпеды молча бросились на Славика. Инчерин, зажав в руке пистолет, плашмя колотил их по головам. Лом ползал под ногами дерущихся, пытаясь дотянуться до пистолета.
ДэПээСники толкались в створе дверей, все сразу норовя прорваться в тамбур.
Когда они ввалились-таки в тамбур, братков оттеснили в дальний угол. Под дулами автоматов их поставили лицом к стене, ощупывали и надевали наручники. В суете никто, кроме егеря, не обратил внимания, как из свалки выскользнул Малек, прижался к стене. Он встретился взглядом с егерем. Венька сразу узнал эти глаза. Они смотрели на него тогда ночью с лодки и около туши убитой лосихи. Это был он, тот самый неуловимый фантом со стальной улыбкой. Он стрельнул глазами на дверь, где с автоматами у животов стояли двое милиционеров, перевел взгляд на распяленных у стены братков.
Вытащил из кармана куртки картофелину. Схватился за нее обеими руками и крикнул:
— Всех взорву!
И тогда егерь понял, что за картофелина у него в руке. В правой руке он держал гранату, в левой выдернутую из нее чеку.
Все, кто находился в тамбуре, замерли. Взгляды сошлись на зажатой в руке «картофелине». Было слышно, как за дверью звенел девчоночий голосок:
— Надо им хлебца покрошить, а то они с голоду умрут…
— Сняли с пацанов браслеты и на прогулку, — командовал Малек. — Живей, а то у меня пальцы окаменели.
Братки вперемешку с ДэПээСниками бросились из тамбура. За ними устремился и Малек. Сбежав с крыльца, он смешался с толпой. На лицах сквозили страх и растерянность. Стоявшие у крыльца солдаты не сразу поняли, что случилось. Возникла заминка. Малек с зажатой в руке гранатой оказался в самом центре. Побелевшие на морозе кончики пальцев, сжимавшие фанату, уже отказывались слушаться. Он поглядывал по сторонам, соображая, куда бы швырнуть.
— Бегом к машинам, — крикнул браткам и споткнулся. Граната упала на дорожку, скатилась в ямку. Все окаменели. Мгновение, и стальные осколки веером разлетятся вокруг, сея смерть.
Егерь прижался к притолоке. С крыльца ему хорошо было видно, как Малек успел обежать всех быстрыми зверушечьими глазами, прежде чем ничком упасть на гранату. Его подбросило взрывом, как мешок.
После взрыва все, было, сыпанули в разные стороны, но тут же одумались. Бросились к Мальку, перевернули на спину. На склонившихся к нему людей смотрели быстро тускневшие глаза. Один из осколков рассек сердце на две половинки. Попытавшихся бежать братков повязали. Под дулами автоматов повели к машинам. Шило прыгал на одной ноге, поджимая другую, прокушенную Майконгом. Его поддерживал под руку Лом. Оторванная в потасовке пола его желтого пальто волочилась по снегу.
Егерь стоял, пораженный произошедшим. Малек лежал, белея припорошенным инеем лицом. На губах его стыла полудетская плаксивая гримаса, будто он хотел пожаловаться маме на ушибленную коленку.
Солдат взял лопату и присыпал снегом еще дымившуюся лужу крови.
На пистолет у порога первой наткнулась шестилетняя Настя Опарина. Копнула носком сандалика. Взяла в руки, погладила рубчатую рукоятку, повертела пальчиком в дырочке ствола. На пальчике осталось черное колечко копоти.
Кинг от двери следил за девочкой. Пистолет вызывал в нем ощущение опасности. Но его не учили бросаться на детей. Пес потоптался и лег спиной к девочке.
— Насть, что эт у тебя, — подбежал к ней малец с длинными белыми волосами. — Эх ты, пистолет. Тяжеленный какой. Ребя, смотрите, чо я нашел. Правдишный!
Его тут же окружили шестилетки из старшей группы.
— Толястик, дай подержать. Не жадничай. Я тебе шоколадку отламывал…
— И мне. А пули в нем есть?
— Щас стрельну тебе в попу.
— Ты знаешь, на чо нажимать? Вован, иди сюда.
Вовка в одной майчонке — рубашку он подложил под голову Найде — подошел к сотоварищам.
— Ну-ка чего тут нашли?
— Не дам. — Толястик засунул ручонку с пистолетом под свитер, прижал к животу.
— Он у тебя на предохранителе? Стрельнешь себе в пузо, — сказал Вовка. Все засмеялись. Особенно громко Настя. Ей было жаль такой интересной игрушки.
— Не дам тебе. — Толястик присел, навалился животом на коленки. — Ты мне тогда голубя подержать не дал…
— Ты только покажи, он на предохранителе?
— Ага, я покажу, а ты отнимешь.
— Солдат ребенка не обидит, — хлопнул Вовка толястика по плечу. — Будет тебе голубенок. Мое слово крепче железа.
— Ну на. — Толястик отдал пистолет. — Не набрешешь?
— Точно, с предохранителя снят. — Вовка дунул в ствол, как это делал отец. Сунул в карман. Придержал поползшие шорты рукой.
— Стрельни в потолок, — попросил Толястик.
— Лучше вон в куклу.
— Не дам. — Анжела ухватила со стула куклу, прижала. — В деда Мороза стреляйте. У него все равно голова продавлена.
— А кто держать будет?
— Посчитаемся. Давайте посчитаемся, — закричала Анжела. — Настя, Светка, Таня, пошли считаться.
Встали в кружок. Анжела затараторила:
— Жили были три селедки: Муся, Дуся и Балда. Муся с Дусей спали вместе, а Балда спала одна. Санек, ты Балда, выходи… Жили-были…
