У седла лошади Пепе болталось на ремне испанское охотничье ружье; на боку у Пепе висел большой, тяжелый нож – мачете, а за спиной – лук и колчан со стрелами. В некоторых случаях например, когда нужно добыть дичь или нанести удар, не поднимая шума, – мачете и лук удобнее, чем любое огнестрельное оружие. Из лука стреляют быстрее, чем из ружья; а если первая стрела не попала в цель, что ж, это не пуля – меньше вероятности, что она выдаст намеченной жертве врага.
Кроме этого оружия, у каждого охотника за поясом торчал пистолет, а на седельной луке висело свернутое лассо.
Позади, на крупе лошадей, они везли провизию – связки вяленого мяса и завернутые в оленью шкуру холодные маисовые лепешки. Снаряжение довершали тыквенная бутыль для воды с двумя горлышками, рожки, пороховницы и сумки. За лошадьми по пятам бежали два громадных тощих пса, такие же свирепые и дикие на вид, как и их хозяева. Один из них был волкодав местной породы, другой – испанская ищейка.
– Как поедем, Мануэль? – спросил самбо, когда они отъехали от хижины. – Напрямик к Пекосу?
– Нет, нет, вверх полезем, в обход. Увидят нас в долине еще догадаются, за кем это мы. Ему кто-нибудь сболтнет – тогда не видать нам тех денег. Нет, поедем старой дорогой – через сухое русло к Пекосу. Дольше будет, зато вернее.
– Черт побери! – воскликнул Пепе. – Да там крутизна помрешь, пока влезешь. Моей бедной скотине, пожалуй, не под силу. И так выдохлась. Мы ведь сколько гонялись за бизонами!
Они пересекли заросли и по дороге, огибавшей скалы, подъехали к месту, где в отвесный склон врезалась лощина. По дну ее можно было подняться на верхнее плоскогорье. Подъем был крутой, очень трудный. Любая лошадь заартачилась бы, кроме выросшего в горах мустанга, – эти всюду карабкаются, как кошки. Даже собаки взбирались с трудом на этот почти вертикальный откос. Однако охотники спешились и, таща за собой лошадей, полезли вверх; вскоре они достигли плоскогорья.
Отдышавшись немного и дав передохнуть лошадям, они опять сели в седла и поскакали галопом через прерии на север.
– Ну, Пепе, сынок... – пробормотал мулат. – Нам, может, кто попадется навстречу. Может, тут пастух гоняется за антилопой. Слышишь?
– Ага, Мануэль, понимаю.
Это были последние слова, которыми они обменивались на протяжении десяти миль. Ехали они гуськом: впереди Мануэль, следом Пепе, позади собаки. Те тоже бежали друг за дружкой волкодав за ищейкой.
Проехав десять миль, они достигли высохшего русла реки, наискосок пересекавшего дорогу. По этому самому руслу ехали Карлос и его спутники в день, когда они бежали после происшествия в крепости. Теперь сюда спустились охотники. Как тогда Карлос, они свернули вниз по направлению к устью – к берегу Пекоса. Здесь они въехали в рощу и, спешившись, привязали коней к деревьям. Хотя лошади лишь недавно вернулись после долгого пути и сейчас пробежали еще не менее тридцати миль, они совсем не казались измученными. Несмотря на худобу, они были сильны и выносливы, как это присуще их породе, и могли бы без ущерба пробежать еще миль сто. Их хозяева прекрасно это знали, иначе они не были бы уверены в успехе своей охоты на человека.
– Как бы он не ускакал, вороной у него хорош, – заметил мулат, поглядев на мустангов. – Ничего, нагоним, а, Пепе?
– Да уж нагоним.
– Пара кляч измотает рысака, а, Пепе?
– Верно, Мануэль, измотает!
– Не хочу я надрываться, надо сделать игру полегче. Исхитримся, Пепе?
– Надеюсь, Мануэль!
– Он наверняка засел в пещере. Лучше местечка ему не найти. Не схватят, когда спит, солдатам тут в жизнь не взобраться. И назад, в долину, ему выйти легко. Ходит взад и вперед, никакие шпионы его не углядят. Больше ему негде быть. Наверняка он в пещере с конем вместе. Только вот загвоздка: когда его поймать? А, Пепе?
– То-то и оно! Кабы знать, когда он там, а когда нет!
– Ну, это нетрудно. Устроим засаду – и все.
– Думаешь, он там бывает днем?
– Думаю, Пепе. В долину он выходит ночью, это ясно только ночью. Может, не к себе домой, куда-нибудь по соседству. Уж наверно, он встречается с Антонио. В пещеру Антонио нельзя идти: белоголовый хитер, он идет ему навстречу. Это наверняка!
– Может, нам выследить Антонио?
– Можно, только это не годится. Тогда надо драться сразу с двоими. И не надо убивать Антонио. У людей нет зла на Антонио. Найдут с ним Антонио – будет хуже. Нет, сынок, хватит с нас белоголового – много дела поймать его. Помни: поймать – не убить. Пусть-ка сами убивают. На что нам выслеживать Антонио? Мы знаем, где он сам. Кабы не знали, другое дело.
– А может, пойти к пещере днем, Мануэль? Что-то я плохо помню, где это.
– Миля, не меньше. Пошли бы, если он спит... А когда он спит? Может, ты скажешь?
– А если не будет спать?
– За милю увидит нас в ущелье, вскочит в седло, ускачет вверх, на плоскогорье, – ищи его тогда! Может, три дня пропадут, а может, и вовсе не найдем.
– А знаешь, Мануэль, я придумал! Пойдем к входу в ущелье, заляжем до ночи поблизости. Как станет темно, заползем туда, где поуже. Он проедет мимо – другой дороги в долину у него нет, понимаешь? – тогда мы его и подстрелим.
– Эх, ты! Да мы так потеряем половину платы! А если промахнемся в темноте? Тогда все потеряем. Ну нет! Все – или ничего! Жизни своей не пожалеем, а его надо взять живьем, только живьем!
– Ладно, тогда пускай он выедет из ущелья, – заметил Пепе. – Отъедет подальше, а мы заберемся в пещеру. Будем ждать, пока придет обратно. Что скажешь, Мануэль?
– Неплохо придумано, сынок. Ладно, так и сделаем. Только зря соваться не будем. Сперва пускай он выедет из ущелья, тогда пойдем. Увидим, что он убрался, – и в пещеру. Так мы его наверняка захватим... Смотри, солнце садится. Пора! Поехали!
– Поехали!
Они сели на коней и выехали на берег реки. В этом месте не было брода, но что с того? Не медля ни минуты, они заставили лошадей войти в воду и поплыть; за ними последовали собаки; и вскоре все они выбрались на другой берег. Вода текла с них ручьями. Вечер был холодный, но что для таких людей жара или холод! Они не замечали своей промокшей одежды. Не задерживаясь, они поскакали прямо к отвесным скалам, в которые упиралась долина. Здесь, у подножия Льяно Эстакадо, они свернули вправо, огибая утесы.
Охотники проскакали две или три мили вдоль каменной стены и подъехали к скалистому отрогу, врезавшемуся в долину. Отходя от плоскогорья, он постепенно суживался и становился все более пологим. В конце его беспорядочно громоздились обломки скал и каменные глыбы. Здесь не было деревьев, но темные вздыбленные камни придавали этому месту какой-то взъерошенный вид. Меж камней и в расселинах скал мог бы укрыться целый отряд всадников вместе с лошадьми.
