Недавно в консерватории был пожар. Передали по телевидению, что может погибнуть бесценный орган. Я знаю, что люди церковные встали на молитву. И наутро сообщают: орган цел, и библиотека не пострадала. Разве это не чудо?
<380> Сейчас мы переживаем период обильного мироточения — от крестов, икон, не только писанных на доске, но даже и фотографий. Вдруг маленький листочек фотобумаги начинает покрываться как бы росой, а потом она стекает струйками. Все это какие–то особые знаки, которые заставляют нас задуматься о том, кто мы сами и какова наша роль в этом мире. Обычно они предшествуют каким–то событиям, побуждают усилить молитву.
В храме Иоанна Воина в центральной части есть храмовая икона, перед которой все молятся — перед самым иконостасом. А повторение этого изображения — тоже старого письма, но гораздо моложе, и его, как менее ценное, выставили на паперть. И вдруг — лет десять тому назад, по этой иконе за стеклом побежала струйка. На моей памяти — впервые. Первая мысль, конечно — конденсация, перепад температуры. Но настоятель отнесся к этому внимательно. Нет, это не вода, — но и не масло, какая–то особая консистенция. Через какое–то время снова появилась струйка и некоторое время икона мироточила, потом эти истечения прекратились.
На Западе есть несколько таких русских мироточивых икон, их перевозят из страны в страну. Я их самих не видел, но мне давали ватку, пропитанную этой жидкостью. На нее можно нажать — и с нее капает жидкость. Потом — особенно если в доме неблагочестивая жизнь — ватка высыхает, а в какой–то момент — опять наполняется жидкостью. Мне рассказывал один священник, как они на приходе ждали мироточивую икону. Он согнал массу людей: вот, приедет, будет чудо, будем молиться. И никакого чуда не было — икона была сухая. И он понял, что «пересолил» пропагандой. А на обратном пути, когда икону снова завезли к нему, было тихо, народу было уже совсем мало — и икона мироточила так, что жидкость стекала по аналою, даже пелена промокла.
Все эти феноменальные явления имеют один смысл: пробудить нравственное состояние человека.
<381>
Заключение
Вера Владыки в Россию была непоколебимой. Ему было органически чуждо уныние по общественно–историческому поводу. Свою задачу он видел в том, чтобы поднять достоинство русского человека…
Размышляя над «проклятым» вопросом, почему так трудно складывается судьба России, я прихожу к библейской формуле: «Егоже Господь любит — наказует», — то есть «учит», «вразумляет». Дурака учить нечему. А из русского человека можно выпестовать и выучить то, что никому другому не доступно. Но учить очень больно, наука болезненна. Россия представляется мне экспериментальным полем Творца. Ей уготован исторический путь синтеза. Мы все время синтезируем. В X в. мы восприняли христианство и византийскую культуру в высшей точке ее развития. Произошел первый синтез — нашей славянской самобытности и христианства. Возникло государство Киевская Русь. В XIII в. Русь была завоевана ордами монголо–татар. Это было бедствие, но тем не менее она прошла и через это испытание, осуществив некий новый синтез — преодолела раздробленность и научилась ценить мощное централизованное государство, ставшее началом великой империи. Затем, при Петре Великом, мы восприняли европейскую, возрожденческую культуру опять–таки в высшей точке ее развития — и, как результат синтеза, возникла русская культура XIX — XX вв. Наконец, годы Советской власти дали некий синтез марксизма, европейского экономического учения, с исконно русским идеалом общины. Сейчас Россия стоит на пороге какого–то нового синтеза. Поэтому нам так важно познать самих себя, определить свою идентичность.
Большинство из нас — генетически, природно — славяне православного происхождения, хотя носителем русской культуры может быть человек любой национальности. Хотим мы этого, или не хотим, но за тысячу с лишним лет сформировался определенный генотип славянина <382> восточно–европейской равнины. Мы учимся сейчас западному образу мысли и действия, но чувствуем, что не сползается этот пиджак на наших плечах. Значит, мы должны искать чего–то нового, своего. Недавно попалась мне книга «Почему Россия не Америка?» Россия никогда не будет ни Францией, ни Германией, ни Америкой — только потому, что она — Россия. Это исключительный исторический феномен. У нас действительно «особенная стать» — видимо, так на роду написано. Нам нужно усвоить это, чтобы мерить «своим аршином», а не чужим, чтобы не подлаживаться под общие течения, а оставаться собой.
Мы должны сказать себе: да, завтра я хочу быть лучше, чем вчера. Каждый должен начать с самого себя. Поэтому мы должны осознать все те ошибки, которые каждый совершил лично, весь груз этих ошибок, и постараться от этого тяжелого груза очиститься раскаянием. Сейчас очень часто говорят о покаянии. Покаяние — это возвращение к беспорочному состоянию, отказ от ошибок. И этот отказ должен быть искренним. Кто награбил, должен раскаяться и отказаться от награбленного, кто обманывал — честно в этом сознаться: «Дорогие мои товарищи, граждане России! Я был очень плохим человеком. Я украл у вас столько–то миллионов долларов или, допустим, тонн нефти. Прошу извинить меня, увлекся. Прошу оставить мне на прожитие, остальное пусть вернется государству». Много таких нравственных аспектов, которые могут казаться фантастичными, но на самом деле это та реальность, без которой нам нельзя идти вперед.
За годы Советской власти Церковь понесла значительный количественный и некоторый качественный урон, хотя число исповедников было больше, чем число отошедших от веры. Митрополит Нестор (Анисимов) в свое время говорил: «Да, в Русской Церкви и раньше было много святых. Это были преподобные, святители, благоверные князья, мученики в Орде и на поле брани, — но после событий 1917 года небеса переполнены русскими святыми». Некогда Тертуллиан сказал, что кровь мучеников — это семена христианства. По–видимому, потери, понесенные Церковью в <383> годы репрессий — это семена, которые мы начинаем собирать лишь сейчас. Трагический период истории русской Церкви дал нам расцвет духовности, и по сей день, несмотря ни на какие внешние перемены, катаклизмы, остается некая таинственная глубина национального достоинства, внутренней силы нации, способной в любых потрясениях сохранить свои истоки.
У России есть будущее, у России непременно будет будущее, и будущее великое, — как мы глубоко исповедуем на основании того исторического опыта, который прошло наше Отечество.
<384>
[В электронной версии помещены в виде обычных сносок с оговоркой: «концеввая сноска». — А. Дунаев.]
<387>
Именной указатель
[Номера страниц в электронной версии опущены. — А. Дунаев.]
Адриан и Наталия — мученики (III — IV вв.)
Айтматов Чингиз Торекулович (р. 1928) — советский (киргизский) писатель, общественный деятель.
Аксаков Иван Сергеевич (1823–1886) — русский писатель, поэт, философ, славянофил.
Аксенов Иван Николаевич (1880–1958) — преподаватель Богословского института
Алевиз Фрязин — итальянский архитектор конца XV — начала XVI вв. С 1494 работал в Москве.
Александр I Павлович (1777–1825) — император Всероссийский с 1801 г.
Александр II Николаевич (1818–1881) — император Всероссийский с 1855 г.
Александр Васильевич — преподаватель английского языка в МИИТе и в Богословском институте.
Александр Невский (1220–1263) — св. благоверный князь. Память празднуется 23 ноября (6 декабря) — в этот день советские войска перешли в наступление под Москвой.
Александра Владимировна — см. Нечаева А.В.
Александра Ивановна — двоюродная бабушка митрополита Питирима.
Александра Федоровна — машинистка Патриархии, тезка последней русской императрицы Александры Федоровны (1872–1918), жены Николая II.
Алексеев Виктор Сергеевич — переводчик Патриархии.
Алексеев Ф.А. — артист, впоследствии администратор Патриархии.
Алексий (в миру Сергей Владимирович Симанский) (1877–1970) — Святейший Патриарх Московский и всея Руси. Родился в Москве, потомственный дворянин. После окончания Николаевского («Катковского») лицея и юридического факультета Московского университета поступил в Московскую Духовную Академию, которую закончил в 1904 г. В 1902 г. принял постриг. В 1906 г. был назначен ректором Тульской духовной семинарии с возведением в сан архимандрита. В 1913 г. хиротонисан во епископа Тихвинского, викария Новгородской епархии. В 1921 г. назначен первым епископом Петроградской епархии с титулом епископа Ямбургского. В 1922 г. после ареста митрополита Вениамина вступил в управление епархией, но затем был выслан в Казахстан. В 1926 г. вернулся в Ленинград. В конце 20–х — начале 30–х гг. управлял Новгородской епархией, в 1933 г. переведен на Ленинградскую кафедру. В войну все время блокады оставался в Ленинграде. 2 февраля 1945 г. избран Патриархом, возглавлял Русскую Православную церковь в течение 25 лет.
