— Какой мотив ты бы хотела получить? — спросил Демейзен.
— Самый первый, какой ты мне показал, — ответила она, глядя, как татуировка возвращается к пальцам, с которых явилась. Она расслабила пальцы. Никакого сопротивления движениям не чувствовалось даже в тех местах, где узор, казалось, был отпечатан поверх ее суставов. Понемногу начал проявляться узор, показанный им в самом начале — тот, с петлями, колечками и спиральными завитушками. Он покрывал ее руки.
Она закатала рукав, следя за его продвижением.
— Я смогу позднее сменить его? — спросила она, пытливо глядя на него.
— Да, — сказал он, махнув рукой. — Теперь можно.
Она усмехнулась и высвободила руку.
Татуировка плавно переместилась на ее грудь. Она чувствовала, как линии скользят меж ее плеч, направляясь ко второй руке. Они охватили ее туловище, расползлись по шее, лицу и голове. Она стояла и смотрела, как узор покрывает живот и затекает ниже.
Она сделала шаг к аватару.
— Могу ли я... — начала она, и тут же в руках у Демейзена оказалось зеркальце, которое он поднес к ее лицу. Она подняла другую руку и проследила, как петли и завитки скользят по запястью на ладонь и к фалангам пальцев, затем без труда проникает под серебряное кольцо, служившее девушке терминалом.
Она перевела взгляд на собственное отражение.
— Зеркало, — напомнил Демейзен.
Он повертел ручку зеркальца и протянул ей.
— Отражатель, инвертор, другими словами...
Она позволила себе смешок и только головой покачала, глядя, как темные узоры ползут по щекам. Их тончайшие извивы были подобны траекториям частиц в пузырьковой камере или завиткам виноградной лозы в миниатюрном лесу, которым стало ее лицо.
Она коснулась пальцами кожи щек. Никакой перемены не ощущалось. Кончики пальцев оставались так же чувствительны, как и прежде, и кожа казалась такой, как обычно.
— Сделай их серебристыми, — шепнула она.
— Любой каприз, — пожал плечами Демейзен.
Татуировка стала серебряной. Она внимательно рассмотрела отражение. Серебристые линии не были так эффектны, как в ту пору, когда ее кожа была чернее ночи.
— Снова черными, — сказала она.
Татуировка сделалась идеально черной. Она почувствовала, как нити смыкаются на туловище и спине. Они проползли меж ее ног, приближаясь к вагине и анальному отверстию, но не заходя внутрь. Потом направились вниз по ногам, спирально изгибаясь по мере приближения к лодыжкам и ступням.
Она расстегнула блузку и посмотрела на свое тело под нею.
— Какая у нее прочность? — поинтересовалась она. — Она может работать как бюстгальтер или подтяжка?
— Естественно, она обладает некоторой прочностью на разрыв, — тихо сказал Демейзен.
В тот же миг девушка ощутила — и заметила, поскольку не позаботилась снова застегнуть блузку, как татуировка слегка подняла ее груди. Теперь сразу под ними чувствовалась тяжесть, как если бы на грудную клетку что-то давило.
Она одернула ткань и скорчила гримаску.
— Я не тщеславна, — сказала она с неожиданно застенчивой улыбкой. — Наверно, не нужна мне подтяжка. Сделай все, как было.
Она почувствовала, как возвращаются на место груди, тяжесть исчезла. На миг она ощутила вес грудей, затем это чувство тоже пропало.
Демейзен усмехнулся.
— Она может иметь и цвет твоей кожи.
Витки и петли проскользнули между подошвами ее ног и тонкими тапочками, в которые она сейчас обулась. И тут же татуировка исчезла. Она посмотрела на свое отражение в инверторе. Не было и следа нитяного узора. Она снова поднесла пальцы к лицу и, как и ожидалось, ничего не почувствовала.
— Верни ее обратно, — попросила она, немедленно потеряв всякий след узоров.
Татуировка медленно проявилась на прежнем месте, ее оттенок изменился от имитировавшего цвет ее кожи до черного, как будто проявилась старинная фотография.
— Из чего она сделана? — поинтересовалась девушка.
— Трансфиксорные атомы в размазанных состояниях, переплетенные сверхдлинные цепочки экзомолекул, мультифазные конденсаты, нанотехнологические эффины, усовершенствованные пикогели... много всякого напихано.
Он передернул плечами.
— Ты ведь, собственно, и не ожидала услышать, что это пластмасса или ртутный сплав с эффектом памяти, так ведь?
Она ответила улыбкой.
— Ты сам ее сделал?
— По большей части сам. Я использовал модельные заготовки, но пришлось немало повозиться с тонкой настройкой.
Татуировка покрывала всю ее кожу. Узоры больше не двигались.
Она прикрыла глаза, расслабила пальцы, повертела кистями, точно вращая крылья воображаемой ветряной мельницы. И ничего особенного не почувствовала.
Татуировка вела себя так, словно выросла вместе с ее кожей.
— Спасибо, — проговорила она, открывая глаза. — А можно ли так же быстро снять ее?
— Даже немного быстрее.
Она коснулась кожи под глазом.
— Но сможет ли она, э-э, остановить кого-то, если этот кто-то попытается выколоть мне глаз?
Тонкая сетка темных линий опустилась на ее правый глаз, куда только что целились пальцы. Она чувствовала себя неплохо. Боли, во всяком случае, не было, хотя на кожу вокруг глаз явно что-то давило.
Она усмехнулась.
— Какие еще естественные уязвимости, отверстия и части тела она может защитить?
— Она может заглушить звук твоего пука или послужить поясом целомудрия, — сообщил Демейзен тоном человека, констатирующего научный факт. — Сначала ты должна будешь управлять ею при помощи терминала. Просто попрактикуйся в этом. Потом можешь переходить к более сложным упражнениям. Она обладает способностью к обучению.
— А на что еще она способна?
На его лице отразилось сожаление.
— Ни на что, пожалуй. Она не сможет удержать тебя, если ты вздумаешь спрыгнуть с крыши высотного здания. Не сможет. Ты упадешь и разобьешься в лепешку.
Она отступила на шаг, смерила взглядом свои кисти и руки, потом снова шагнула вперед и порывисто обняла его.
— Спасибо, Демейзен, — шепнула она ему в ухо. — Спасибо, корабль.
— Я сделал это и для собственного развлечения, — ответил аватар.
Он обнял ее точно с той же силой — она бы об заклад побилась, если б ей предложили, — с какой она сама стиснула его в объятиях.
— Я очень рад, что тебе понравилось.
Ей и вправду понравилось. Она снова обняла аватара, на этот раз объятие продолжалось дольше.
Он похлопал ее по спине. Она позволила ему ровно один лишний хлопок, чтобы узнать, не последует ли за этим нечто большее. Не последовало.
Да любой нормальный человек... раздосадованно подумала она. Но, разумеется, именно нормальным человеком он и не был.
Она похлопала его по плечам, развернулась и ушла.
СЕМНАДЦАТЬ
Семзаринская Метелка оказалась невзрачным скоплением молоденьких светил, выстилавших складки огромной тонкой мантии разреженного межзвездного газа. Она одиноко свешивалась с основного рукава этой части Галактики, будто светлый кудрявый локон с лохматой шевелюры. Всесистемнику Культуры Бодхисаттва, ДССК потребовалось шестнадцать дней, чтобы доставить Йиме Нсоквай, которую он так неожиданно выдернул из дому, на пересадочную станцию в Метелке. Станция принадлежала к Непадшим бальбитианам.
Когда-то бальбитиане опрометчиво ввязались в жестокую масштабную войну и потерпели сокрушительное поражение. Структуры, ныне условно объединяемые этим именем, будь то Падшие или какие-то другие, на самом деле были обителями этих существ, хабитатами довольно внушительных размеров. Внешне каждая из них походила на пару крупных, темных, затейливо украшенных кремовых тортов, слипшихся основаниями. Хабитаты достигали двадцати пяти километров как в диаметре, так и от башенки одного торта до башенки другого. По меркам космических поселений они были невелики, но немногие цивилизации могли похвастаться звездолетами, которые превосходили бы их размером.
Что до самих бальбитиан, то в исходной биологической форме они напоминали одноногих попрыгунчиков. К началу великой войны средний срок жизни этих маленьких существ уже был достаточно велик. Но вспыхнувший конфликт истребил эту расу подчистую: никаких достоверных следов их биоформ не осталось.
Зато уцелели некоторые космические поселения. Подавляющее большинство их, впрочем, уже находилось отнюдь не в космосе.
То были Падшие бальбитиане, корабли/орбиталища/хабитаты, осторожно перемещенные в атмосферу ближайшей планеты с твердой поверхностью. Сделали это хакандранцы, которые, собственно, противостояли им в той войне и выиграли ее. Хабитаты послужили им лучшими памятниками в честь победы. Постепенно снижаясь в атмосфере, исполинские сооружения в конце концов падали на поверхность планеты, разбивались под собственной тяжестью и оставались там навеки в виде огромных развалин, высотой с горы и размером с мегаполисы.