Поколебавшись (да простят меня морские стратеги!), я дал команду:
– Всем судам остановиться! Застопорить машины. Пять длинных гудков.
Пароходы повторили сигналы, остановились.
На мостике появился лейтенант Девис и встал возле меня с записной книжкой.
– Вижу самолет, идет на нас, – раздался голос сигнальщика с левого крыла мостика. – Много самолетов, – поспешно добавил он.
Вражеские бомбардировщики. Они летели на высоте около тысячи метров. На транспортах и ледоколах пушки повернулись в их сторону.
– Вижу двадцать самолетов… Двадцать пять самолетов…– кричали сигнальщики.
Воздушная эскадра быстро приближалась. Низкий прерывистый гул врывался в уши.
– Огонь по самолетам противника!
Взвился кодовый флаг на мачте ледокола. В то же мгновение раздались выстрелы. Автоматических пушек и крупнокалиберных пулеметов на «Красине» было много. Не хуже были вооружены и другие ледоколы. И на свои транспорты американцы не пожалели вооружения. Ансамбль был хороший, и завеса из огня получилась плотная. Выстрелы гремели непрерывно, со все возрастающей силой.
Это была первая в моей жизни прямая схватка с врагом. Здесь все было не так, как в Архангельске во время бомбардировок. Но сейчас я не думал, что мне на голову упадет бомба. Единственная мысль – уничтожить прорвавшегося к нам врага.
Так думали все мои товарищи. Их меткая, дружная стрельба решала судьбу сражения.
– Хорошо, что во льду торпеду не пошлешь, – пробормотал Марков. – А морячки неплохо бьют!
Не все бомбардировщики решались идти на сильный заградительный огонь, многие стали сбрасывать свой смертоносный груз в море. Справа, слева, спереди поднимались столбы из обломков льда и воды. В грохоте множества пушек и пулеметов бомбы взрывались почти неслышно.
Одна вражеская машина задымилась и пошла в сторону острова Моржовец. Остальные тоже не выдержали, рассыпались и повернули обратно.
– Прекратить огонь!
Пушки затихли. Только транспорт номер четыре еще несколько минут стрелял. Увлеклись американцы и не заметили нашего сигнала.
Атака отбита. Сбит фашистский самолет. В суда ни одного попадания. Никто не убит, не ранен. Правда, у нас на «Красине» одному матросу-заряжающему повредило затвором руку. Но не страшно, через неделю все пройдет.
Дальше пошли ходко. В одном месте застряли на 3 часа, но потом двигались все светлое время суток. Скоро конец плаванию. Граница нашей деятельности – линия, проведенная на карте от мыса Святой Нос до мыса Канин Нос. За мысом Орловским, где кончились льды, заметили серые корпуса военных кораблей. Они примут у нас транспорты и поведут их дальше. «Красин» вышел на кромку льдов и остановился. На мачте мы традиционно просигналили флагами: «Счастливого плавания». И каждый пароход, проходящий мимо, поднимал сигнал: «Благодарю за отличную проводку».
У кромки стояли кроме военных кораблей четыре транспорта, два под английским и два под американским флагом.
Лейтенант Девис получил приказ и номера для подошедших судов. Мы вскоре вошли во льды. На этот раз конвой построили так. За «Красиным» – два американских транспорта, за ними – «Микоян», потом два англичанина, а последним—»Адмирал Лазарев».
На Северодвинск мы пришли без каких-либо происшествий, без единой ледовой отметины на бортах союзных транспортов.
В тот же день я был у командующего флотилией Г. А. Степанова и доложил ему о налете «юнкерсов» на наш конвой. Вице-адмирал поблагодарил за активные действия.
В свою очередь Георгий Андреевич Степанов рассказывал о приходе в Мурманск из Петропавловска-на-Камчатке подводной лодки С-51 под командованием капитана третьего ранга Кучеренко. Эта лодка пришла первой, проделав путь через Тихий и Атлантический океаны за четыре месяца.
Вслед за ней прибыли еще четыре лодки. Они затратили на плавание больше времени, почти полгода. Подводная лодка Л-16 погибла от вражеской торпеды в Тихом океане на пути к Сан-Франциско.
Отличная выучка подводников-тихоокеанцев помогла им успешно завершить столь продолжительный и опасный переход.
В связи с этим походом мы вспомнили с Георгием Андреевичем наши разговоры о подводном плавании через Северный полюс весной 1940 года.
После дрейфа «Седова» я, будучи совершенно уверен в возможности подводного плавания в Арктике, стал готовить обоснования для подобной экспедиции. Вот тогда нам и довелось впервые встретиться с вице-адмиралом Степановым, который был начальником морской академии в Ленинграде.
Мысль о подводном плавании во льдах Ледовитого океана не мне первому пришла в голову. Такое плавание пытался осуществить в тридцатых годах американец Губерт Уилкенс. Однако это ему не удалось. Наши советские подводные лодки совершали небольшие подледные плавания в 1939 году.
Мой проект был основан на использовании особенностей ледного покрова летом. Наблюдения во время нашего дрейфа, а также данные последующих авиаразведок показали, что летнее таяние приводит к появлению множества сквозных проталин и больших площадей ослабленного, рыхлого льда. Эти проталины, промоины и разводья позволяют подводной лодке без специальных приспособлений время от времени всплывать – для зарядки аккумуляторов и других нужд.
Кроме того, водолазы, работавшие возле «Седова» летом 1938 года, заметили, что лед, выступающий под большими торосами, уходит в воду в среднем на 20—25 метров. В подледном слое воды водолазы видели мощные столбы света, идущие от разводий, и светлые пятна под участками более тонкого, тающего под солнцем льда. Это было еще одним из доказательств, что найти место для всплытия подводной лодки не представит затруднений.
Для гарантии я предлагал установить гидравлическое устройство, разрушающее лед, и изготовить специальные мины для его подрыва. Эхолоты, по моему мнению, должны были работать на трех направлениях: вверх, вниз и вперед. Должен быть поставлен гидролокатор и прорезан специальный иллюминатор для наблюдения за нижней поверхностью льда.
Такой переход через полюс мог бы практически проверить, писал я в своей экспедиционной записке, возможность экстренной переброски сил подводного флота из наших северных вод на Тихий океан и обратно.
В расчеты я положил следующее: подводная скорость – 6 узлов; непрерывное плавание под водой – 10 часов; зарядка аккумуляторов и другие работы на стоянках – 10 часов, а расстояние, которое лодка должна пройти подо льдами, – 1600 миль.
Конечно, я считал, что первый опытный переход потребует некоторого дооборудования лодки, что должна быть предусмотрена также аппаратура для обширного комплекса научных наблюдений.
