Что касается жителей открытых пространств, то у них [порядок] поддерживают шейхи и старейшины благодаря всеобщему почтению и уважению к ним. От внешнего нападения их очаги охраняют защитники из числа воинов и юношей… Однако они станут охранять и обороняться, только если представляют собой спаянность[420] [Смирнов, 2008, с. 21–22].
Где нет укрепленных стен и «вертикали власти», там можно выжить только держась друг за дружку, коллективно, «всем миром» сопротивляясь внешним врагам. «Жить на открытых пространствах могут лишь племена — носители спаянности» — так называется седьмая глава II части «Мукаддимы». А вот в городских стенах спаянность перестает быть необходимой!
Асабийя — «спаянность», «чувство локтя», «сплоченность» — вот что отличает примитивные племена от цивилизованных, защищенных стражей и стенами, а потому «свободных от необходимости» жителей городов. Конечно, какое-то время и какой-то части горожан асабийя вполне возможна; но с необходимостью она будет возникать и воспроизводиться только у племен, живущих на открытых пространствах. Собственно, на этом чтение самой «Мукаддимы» можно прекратить (хотя мы не будем) и вывести все ее дальнейшее содержание самостоятельно.
Читатель. Я правильно понял, что эта асабийя и есть настоящий источник Власти?
Теоретик. Да, правильно.
Читатель. Поэтому итальянская мафия поднялась в Америке, а евреи так и вовсе по всему миру?
Теоретик. Грубо говоря, да.
Читатель. Странное дело, верблюдов в пустыне пасут бедуины, а поднялись сицилийцы с евреями. Противоречие получается!
Теоретик. Давайте еще вспомним первых христиан, за несколько веков распространивших свою веру на всю Римскую империю, или последователей Мухаммеда, создавших Халифат. Со сплоченностью у них тоже все было в порядке, хотя они и не «пасли верблюдов»! Если Ибн Хальдун знал только один способ производства сплоченности (жизнь кочевого племени), это вовсе не означает, что других способов не существует. Понимание, что источником власти является сплоченность, — это открытие, а то, как ее создавать, — изобретение. Но мы уже договорились, что открытие важнее изобретения; если вы знаете общий принцип, придумать его конкретную реализацию — дело техники.
Читатель. Все равно не могу поверить. Я с детства читал, что Власть — грязное дело, что там нужно постоянно предавать, и обманывать и все такое прочее. И вдруг оказывается, что в ней самое главное — сплоченность, чувство локтя, мир-дружба-солидарность! Почему об этом никто не пишет?
Теоретик. Действительно, странное дело: почему никто не пишет правду о Власти?
Читатель. Хм. Хотите сказать, что чем раскрученнее автор, тем больше он врет? Ну посмотрим, что вы расскажете про Макиавелли. И постойте — а почему тогда сам Ибн Хальдун написал эту правду? Как ему такое в голову пришло и кто позволил?
Теоретик. Если вы читали первую часть нашей книги, то могли бы догадаться, кто позволил. Племена, чью асабийю так расхваливал Ибн Хальдун, и позволили — потому что именно они и были в те годы главной военной силой в Северной Африке. А «как ему такое в голову пришло» — ну вот есть особенность у некоторых людей: хлебом их не корми, дай только докопаться до правды. Таким был Квигли, которому знание о закулисной политике Великобритании жгло язык тридцать лет, до самой смерти. Власть, конечно, самая большая сила в обществе, но есть люди, которым и она не указ.
Практик. Тут есть еще одна тонкость. Те, кого Власть по какой-то причине не пустила играть в нее до конца, склонные к аналитике, эту свою потребность в игре компенсируют размышлениями о сути тех или иных вещей. В некотором смысле это взаимозаменяемые потребности: победить в интриге и решить сложную задачу. Ну а дальше такие люди используют понимание Власти для того, чтобы им не мешали рассказать о своих открытиях миру. «Чистый» ученый, идущий против мейнстрима, скорее всего, погибнет (см. дальше историю Миллса) вместе со своими мыслями, человек Власти же в такой ситуации может и выиграть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Теоретик. Вернемся к вашему предыдущему вопросу. Допустим, асабийя-сплоченность и в самом деле ключевой фактор в борьбе за Власть. Почему же тогда ему уделяется так мало внимания (один Ибн Хальдун за несколько тысячелетий) и так много авторов пишут про интриги, подлость, жестокость и тому подобное? Только ли потому, что правду о Власти нельзя говорить? Очевидно, что нет — ведь интриги и насилие тоже работают. Устранение конкурентов — столь же важная составляющая борьбы за Власть, как и поддержание вассальной верности. Почему же Ибн Хальдун (и мы вместе с ним) полагал, что источником Власти является именно асабийя, а не искусство интриги например?
Ведь он прекрасно понимал, как устроен реальный мир: какой бы идиллической[421] ни была асабийя исходного племени, образование племенного союза, а уж тем более создание собственной династии требует уже других отношений.
Главенство же принадлежит у них не всем, а какому-то определенному кругу. А поскольку главенство бывает благодаря преобладанию, из этого необходимо следует, что спаянность этого круга сильнее, нежели прочих групп: благодаря этому он получает преобладание и осуществляет главенство [Смирнов, 2008, с. 24].
Люди, устраивая общежитие, нуждаются в усмирителе и правителе, который удерживал бы их друг от друга. Вот почему в силу той же спаянности он должен преобладать над ними… Такое преобладание и есть владение (мулк[422]).
Это — нечто дополнительное в отношении главенства. Главенство — это господство, его носителю люди покорны без принуждения с его стороны. Владение же — это преобладание и правление благодаря принуждению [Смирнов, 2008, с. 26–27].
Асабийя возможна лишь среди небольшой, долго жившей совместно группы людей; распространить свое главенство на большее население можно лишь в форме владения, подменив подчинение из уважения подчинением из страха. Поэтому хотя асабийя и лежит в основе всякой династии, заметить ее в условиях «огороженного пространства» практически невозможно:
Это [асабийя] далеко от понимания людей. Они игнорируют это, ибо забыли эпоху, когда устанавливалось государство в самом его начале. Длительное время их жизни в условиях цивилизации, при ней сменялись их поколения одно за другим, и не ведают они, каково было творение бога в начале существования государства. Они видят государственных мужей, только когда укрепилось их дело, и им было все передано, и стала ненужной для них асабийя [Игнатенко, 1980, с. 138].
«Укрепившись, государство может обойтись без асабийи», — гласит название второй главы III части «Мукаддимы». Коль скоро мы уже живем в государстве — шансы разглядеть в нем остатки асабийи ничтожны; вокруг только мулк, только владение, принуждение и насилие. И если полагать такое государство вечным, то действительно нужно изучать обман и интриги, забросив асабийю куда подальше. Но в том-то все и дело, что Ибн Хальдун считал государство преходящим, несовершенным и обреченным на гибель способом существования! Смерть государства таится в самой его природе, подменяющей естественную общность людей (асабийю) внешним принуждением (мулком) и приводящей к единоличной власти:
Возникает стремление к самообожествлению, что в природе людей, плюс требуемое политикой единовластие, чтобы все не развалилось из-за расхождений между многими властвующими… И он единовластно распоряжается властью, отталкивая других от соучастия в ней. Это может произойти с первым из владык государства, а может только со вторым или третьим в зависимости от степени сопротивления группировки и ее силы, но в государствах это неизбежно [Игнатенко, 1980, с. 140].
Становление единоличной власти правителя неизбежно приводит к конфликту с его собственной (даже самой близкой) группировкой, помнящей времена главенства, а не владения:
