так я же сказала, что подумаю. Вот и подумала. Но ты не радуйся, твоей заслуги тут на рыбью чешуйку, иди и спроси у хозяина, готов ли он меня принять, − оборвала его Эмбер, и, видя, как дон Сапо спрыгнул и оказался рядом, выставила руку вперёд и добавила жёстко: − Только не липни, а то отведаешь ножа.
− Ладно, ладно, ми анхелито! Не горячись ты так, я же по-дружески…
− Таких друзей… иди-иди, не приставай, − буркнула Эмбер, делая шаг в сторону.
Дон Сапо сунул руки в карманы полосатых штанов и, слегка припадая на одну ногу, шустро проскользнул по пирсу к одному из кораблей.
На старых мачтах, давно лишившихся парусов и снастей, в корзине дозорного, словно гриб-поганка на ветвях засохшего дерева, сидел один из соглядатаев Тибурона. Он выполнял ту же роль, что и вперёдсмотрящий на пиратском судне − выискивал возможную опасность или добычу. И стоило ему свистнуть особым образом, как все обитатели бухты бросались врассыпную и бежали, кто куда, спасаясь, как крысы.
Но Эмбер не представляла опасности. В каком-то смысле она была здесь своей, пусть больше и не служила Рыбному королю. Когда-то, уйдя от шамана Монгво и вернувшись обратно в город, она начинала здесь, среди этих мёртвых кораблей. Сначала принимала корзины с альфидиями и сортировала моллюсков, потом отправляла их в садки на доращивание. А когда Тибурон выяснил, что она умеет писать аккуратно и грамотно, то посадил её подделывать таможенные документы, расписки и санитарные разрешения. Много чего она повидала здесь. И сейчас, войдя в капитанскую каюту и застав Тибурона в том же кресле из красного дерева и за тем же столом, она испытала то же самое чувство, что и увидев его впервые — ощущение, будто по телу ползут липкие щупальца осьминога.
Тибурон тоже эйфайр. Сильный и опасный. Он не телепат, как Джарр, не эмпат, как Эмбер, но его дар изощрённее и куда опаснее. Он называет сам себя Ладрон де суэньос — вор мечты, или вор сновидений. Именно так с иберийского дословно можно перевести то, чем он занимается. Тибурон обладает гипнотическим даром и способен внушать людям то, что ему нужно. И другой на его месте с таким умением добрался бы, наверное, уже до сената, но Тибурон умён и осторожен. Очень осторожен. Его устраивает жизнь в Лагуне, среди туманов, запаха рыбы и водорослей. Его устраивает то, что никто не лезет сюда и не спускается на это илистое дно, а главное, за этой грязью и туманами никто не видит истинных масштабов его богатства и влияния. А Голубой холм… на что он ему? Тибурон не брезглив, и стремится не к роскоши, но стремится к власти. К источникам пищи, которых наверху не так много, зато в Лагуне всё к его услугам. И всё это безопасно. Ведь море прячет тела, а песок стирает следы его преступлений. И в сундуках у него спрятаны отборные жемчужины, которые создают ему альфидии, и золото, и камни, добытые незаконной торговлей. Здесь, в Лагуне, он истинный король, и власти у него больше, чем у того, который сидит на Голубом холме.
И даже закон о резервации коснётся его самым последним, хотя, может быть, Тибурон к нему уже готов. С такими богатствами он может легко исчезнуть из Акадии в любой момент.
− А-а-а, крошка Эми! Моя умелая маленькая жемчужница! — воскликнул он, рывком вставая с кресла с широкой спинкой. — Входи, входи! Рад, что ты не забыла старого друга!
Старого друга? Как же! От таких друзей нужно держаться подальше, как от чумы.
Тибурон коварен и опасен, и куда опаснее Джарра. Ведь у Костяного короля есть понятие чести, пусть воровской, но всё же. И есть свой кодекс, который он чтит. А у Тибурона только его слово. И он хозяин своему слову, может как дать его, так и забрать обратно, в зависимости от собственной выгоды. Но сегодня он нужен Эмбер. Ведь только у него есть то, что поможет ей выкрасть камень из сейфа. Только не стоит обольщаться его радушию. Его добродушие всего лишь маска. Уж он-то выжмет из Эмбер все соки, стоит только дать слабину.
Лицо у Тибурона вытянутое, широкоскулое и загорелое до цвета бронзы. Он ещё не седой, но в зачесанных назад волосах седину и не разглядеть. Борода острижена коротко, но не эспаньолкой, как у сеньоров, а от уха до уха, как у настоящего пирата. И чёрные кустистые брови, нависая над глубоко посаженными глазами, лишь довершают это сходство. Крупные морщины идут поперёк лба, но, глядя на них, думаешь не о старости или мудрости, а о злости. Эти морщины скорее результат гнева, который помогает держать в страхе банду корабельных крыс — его подданных. Глаза у Тибурона зелёно-голубые, прозрачные, как воды в Байя Перла, и прикрыты тяжёлыми веками, а белки пронизаны сетью тонких красных жилок. Эти глаза смотрят цепко и видят насквозь каждого. И если ты в своём уме, то точно не захочешь переходить дорогу такому человеку.
Эмбер глянула на его руки — костяшки сбиты, как и всегда. Тибурон не гнушается пройтись кулаком по чьей-нибудь физиономии. Хотя именно Эмбер он никогда по-настоящему не бил. Так, пнул пару раз носком сапога, когда ему показалось, что она была недостаточно расторопна. Но это было в её первые дни на службе у Рыбного короля. Потом, как настоящий эмпат, она научилась предугадывать настроение хозяина и вовремя уходить с линии удара, так, чтобы не обращать его гнев на себя. Много позже Тибурон это понял и даже стал её уважать за это умение.
− Давно не виделись, − он плеснул себе в кофе щедрую порцию рома и указал на стул напротив. — Садись.
− Сапо сказал, ты меня искал.
— Вижу, ты решила уважить старого патрона? Похвально, Эми, похвально!
В капитанской каюте было тесно − все стены логова Рыбного короля украшали трофеи, привезённые со всего света. Чего тут только не было, от бивней нарвала до самой большой раковины альфидии. Даже кусок амбры, величиной с человеческую голову, который стоил целое состояние, просто лежал на деревянной полке рядом с поднятым со дна горшком, в котором, как говорили, нашлось немало старинных золотых дублонов.
Эмбер почтительно кивнула хозяину каюты и опустилась на стул. Какое-то время Тибурон изучал её: спрашивал о жизни, о Среднем ярусе, говорил о всяких незначительных вещах и вспоминал старые добрые времена, но всё это было лишь проверкой. Он прощупывал свою гостью и
