мешочек.
Варя чувствует, забирая мешочек, что уходить ей не хочется, что сейчас она в такой безопасности, в которой никогда раньше не была, и возможно больше никогда не будет.
— Я жду тебя здесь. Главное, ничего не предпринимайте сами. Все, торопитесь, скоро совсем стемнеет, вам не близкий путь.
— Хорошо, пожелайте нам удачи, в таком случае, — искренне просит Варя.
— Удачи, милые мои! — отвечает рыжая ведьма и обнимает обоих гостей, как собственных детей.
Они смущаются, но сопротивляться даже не думают.
«Вдруг она и мысли читает».
Время в доме у ведьмы летит очень быстро, и на улице уже начинает краснеть закат.
В дороге они напряженно молчат, Варя листает подаренную ей книгу, но бесполезно, разобрать письмена у нее не выходит. Тогда она нервно прерывает дурацкую тишину.
— Ты не хочешь все обсудить?
— Было бы разумно.
— Бред какой-то.
— Может да, а может нет. Моя функция здесь исключительно защитная.
— И что ты предлагаешь, защитник?
— Не хочешь уехать?
— Что? — обидчиво спрашивает Варя.
— Раз здесь опасно, значит нужно переместиться. Что непонятного я сказал?
— Ты просто не знаешь, о чем говоришь. Здесь проблем не меньше, чем там.
— А в чем отличие?
«Здесь есть ты, а там тебя нет».
— Забей, — бурчит Варя, снова утыкаясь в книжку.
— Нет, раз уж мне теперь доверено за тобой приглядывать, ты расскажи.
— А кто ты такой, чтобы рассказывать тебе об этом?
— Никто, — холодно отрезает Чернов.
Дальше они едут молча. Варя не высовывает носа из книги. За окном пролетают виды летящих полей, облачного неба, темных лесных зарослей. Играет тихая музыка. Незаметно для самой себя, Варя засыпает.
***
Тепло стало счастливым воспоминанием. Дни в подвале тянутся медленно, и Нина, в отличие от мамы, не считает их. Мама старается быть живее, улыбаться и петь, но ее сил недостаточно, чтобы порадовать дочь хоть на мгновенье. Мама часто ее обнимает, передает остатки тепла, однако обе они уже так холодны, что передают лишь легкое веяние с большим трудом. Нина кашляет, разрывая горло и легкие.
Нина ночами думает лишь в своей комнате и горячей еде. Мама думает о том тоже. Грязная скамейка стала для нее кроватью. Мама спит на полу.
В этот день мама очень взволнована. Топчется из угла в угол, иногда роняет случайные слова. Нина, наблюдая за ней, сидит на скамейке и болтает ногами. Она научилась определять время суток по щели в заколоченном окне, единственное место, откуда бывает видно солнце. Сейчас ночь, ей хочется спать, но взбудораженная мама не дает покоя.
Короткий стук в дверь. Кто-то гремит ключом в дверной скважине. Слишком поздно для ужина. Нина взволновано бежит к двери. Из полумрака вырисовывается фигура седого дяди Васи. Широко распахнутые морщинистые глаза, ошалелые трясущиеся руки, небрежно перебирающие слова бледные губы.
— Почти все уехали в город! Григорий спит! Я не смогу вывести незаметно вас обеих, сначала одну, потом вторую, по очереди, давайте быстро!
Мама толкает Нину вперед, к дверному проему. Нина пытается прижаться к ней, сжимает пальчики на длинной грязной юбке, но мама безжалостно настаивает.
— Ну же, иди с дядей Васей, милая, иди, я обещаю, я приду к тебе! Все будет хорошо!
Мама присаживается перед ней, берет маленькое исхудалое лицо в свои руки, и целует в обе заплаканные щеки. Нина безотрывно смотрит в ее глаза и почему-то впервые не верит. Нина нехотя отпускает маму, и дядя Вася сжимая ее руку, быстрым настороженным шагом выводит ее из подвала.
Он ведет Нину через кухню и зал. Нина слышит, как на диване кто-то дремлет громко сопя, не придавая им никакого внимания. Длинный коридор остается позади, и они оказываются на улице. Темно и пусто, дядя Вася дергает Нину за руку, и та идет за ним как можно быстрее. От голода и холодного окоченения ей не удается удерживать дрожь. Дрожащие тонкие ножки сводит судорогой в икрах. Они обходят дом, направляясь к тропе, ведущей в лес, куда раньше Нине было запрещено приближаться.
Громкий недовольный рык раздается за их спинами, посреди ночного сада. Они замирают. Дядя Вася сильным резком движением руки пришпоривает Нину к стене, прижимается сам, закрывая ее собой.
Отец спускается с террасы и раскуривая толстую папиросу, разгуливает по каменным дорожкам. Что-то разбудило его из крепкого сна. Он безобразно пьян. Развязным тоном он говорит что-то самому себе.
Нина старается быть тихой, не дышит, но голод так сильно ослабил маленькое тельце, что от нехватки кислорода тело, прижатое к холодной стене, начинает сползать.
Отец приближается, и вот вот их настигнет. Дядя Вася, смело оторвавшись от стены, выходит ему на встречу.
— Извините, я что-то припозднился и потерял очки, не могу их найти нигде, вы не видели их? В мастерской мне без них никак!
— Какие очки?! Дело мне будто есть, до твоих очков! Пшол отюдова!
Дядя Вася пытается преградить ему путь со всех сил. Перекрикивает, придумывает истории на ходу, просит остановиться. Отцу на это наплевать. Нацеленные в одну точку, почти не двигающиеся с места глаза, размеренные грузные шаги.
Каждая секунда и каждый шаг приближает отца. Сердце Нины колотится все быстрее, ноги все больше подкашиваются. Ком застрявший в горле давит, перекрывая путь легким, и вызывает жжение в глазах, но она не плачет.
Шаг… Второй… Третий… Он почти позади еще пара вялых шагов, и Нина наконец делает вдох, одновременно с дядей Васей. Он проговаривает слова медленнее, отстает от отца на несколько шагов.
Отец останавливается, как по чужому велению. Делает два пьяных шага назад. Его голова медленно поворачивается и всматривается в белую стену, и такую же белую дочь. В миг его глаза загораются красным светом. Из глотки вырываются грязные слова. Отец теперь стремительно приближается к ней, и с каждым шагом возводится его животная ярость.
Маленькую ослабшую Нину, почти потерявшую от страха сознание, он хватает за шкирку и поднимает вверх. Из ребенка вырывается пронзительный писк. Отец кидает ее с высоты на землю, с тошнотворным отвращением.
В глазах Нины вспыхивают звезды, в ней проносится оглушающая боль. Красные глаза наливаются еще краше. Дядя Вася где-то на земле находит железный лом, бьет его по затылку. Не шелохнувшийся отец, медленно разворачивается к пожилому, сгорбленному мужчине. Одним ударом валит его на землю, и с неведомой силой, резкими шагами убирается прочь, в дом.
— Беги! Беги как можешь быстрее, сейчас! — поднявшись на колени, подползая к Нине и поднимая ее на ноги, выговаривает дядя. Он сильно напуган, на его глазах блестят слезы.
Вкладывая оставшиеся силы, преодолевая свирепую
