Когда она продолжила, ее голос был тверже.
– Все закрутилось слишком быстро – то, что мы делали – и я заливала проблемы водкой. Чем больше она от меня хотела, тем сильнее мне нужно было напиться, чтобы сделать это, потому что это больше не было возбуждающим. Я ненавидела это, ненавидела себя за это… но я так сильно любила ее, и я пыталась, действительно пыталась, быть тем, кто был ей нужен.
Она резко встала и отошла на несколько шагов, скрестив руки на груди и глядя на океан.
– Наконец, она попросила о том, что я просто не могла сделать… Я не могла больше этого делать, и когда я сказала ей…
Я видела, как она напряглась, и поднялась со стула, чтобы встать рядом с ней; не касаться ее, но быть рядом на случай, если я ей понадоблюсь.
– Что случилось?
Робин долго смотрела на воду, прежде чем ответить.
– Она рассмеялась. Она рассмеялась и сказала, что знала – я скоро сломаюсь, но она получила от меня больше, чем ожидала, и это было очень весело – подталкивать меня к этой границе. – Робин посмотрела на меня и горько улыбнулась. – Все это было большой игрой. Посмотреть, как далеко глупая наивная американка зайдет ради любви… Я вообще никогда это не контролировала.
Она с отвращением покачала головой, и на сей раз, я осторожно обняла ее за талию, и положила подбородок ей на плечо.
– Мне жаль. – Этот ответ выглядел абсолютно неадекватным по сравнению с тем, через что она прошла, но он был от чистого сердца. И когда Робин расслабилась в моих руках, я знала, что этого достаточно.
Мы стояли так несколько минут. Робин потерялась в воспоминаниях, а я думала о том, что эта история проливает свет на ее нынешнее поведение. В конце концов, она погладила мои руки.
– Видимо, эта мерзкая история объясняет, почему я была такой эмоционально-неполноценной дрянью с тех пор.
Я почувствовала себя немного виноватой за подобные мысли, хотя мои и не были столь резкими. Я быстро поцеловала ее в щеку.
– Спасибо, что рассказала мне.
– Не за что. – Робин развернулась в моих руках, и прижалась своим лбом к моему. – Думаю, ты должна знать, во что ввязываешься… Возможно, мне следовало сказать раньше.
– О, Pish. Ничего бы не изменилось. Мне не так-то просто отпугнуть.
Она отодвинулась с удивленной усмешкой.
– Pish?
– Pish-posh, out with the washnote 29, – пояснила я, и ее улыбка стала шире. Я пожала плечами. – Так бабушка говорила.
Робин рассмеялась и крепко обняла меня.
– Боже, ты такая миленькая.
Было приятно снова слышать ее смех, и я была рада, что это я заставила ее смеяться, даже при том, что я ненавидела, когда меня называли 'миленькой'. Щенки были миленькими. Кермит-лягушонок был миленьким. Шумный четырехлетний ребенок был миленьким. Жутким, должна признать, но миленьким. Мне не нравилось, когда обо мне думали, как о миленькой, но от нее я это стерплю.
– Спасибо, что выслушала, – пробормотала она мне на ухо, – только не считай меня ненормальной, и не думай плохо обо мне… – Робин отступила на шаг и пристально посмотрела на меня. – Ты ведь не станешь? Думать обо мне плохо?
– Конечно, нет. Почему я должна плохо о тебе думать?
Она опустила глаза.
– Кое-что из того, что я делала…
– Робин. – Я прикоснулась к ее подбородку, чтобы снова посмотреть ей в глаза. – Единственный человек, о котором я плохо думаю – та женщина с которой ты была. Из-за того, как она поступали, как травмировала тебя… а не потому, что ей нравится боль. Я хочу побить ее за то, что она причинила боль тебе.
Робин улыбнулась.
– Я покажу тебе ее в следующий раз, как увижу, и ты сможешь сделать это. Я поставлю на тебя.
Я нахмурилась, положила руку ей на плечо и слегка погладила.
– Ты видишься с нею.
Робин беспечно кивнула, но в ее глазах мелькнули эмоции далекие от этого притворного безразличия.
– Время от времени. У нее дом в ЛА, и у нас есть общие знакомые… Мы видимся на вечеринках, бенефисах, открытиях…
– Это, должно быть… трудно.
Она немного помолчала перед тем, как ответить.
– Стало немного легче через некоторое время, но, да, иногда это все еще трудно. Особенно, когда у нее… игривое… настроение. – Робин произнесла это слово с очевидным сарказмом. – Тогда это становится особенно забавным. Она называет меня своей petit sadiquenote 30 и жаждет поговорить о старых временах.
– Мне жаль, детка. – Я мягко поцеловала ее.
– Спасибо. – Она поцеловала меня в ответ, столь же мягко.
Некоторое время мы просто смотрели друг на друга, потом Робин наклонилась и снова поцеловала меня. Прошли минуты, прежде чем она отстранилась, и любой, наблюдающий за нашим не-настолько-частным пляжем, получил довольно интересный вид.
– В дом? – Хрипло спросила она.
– Боже, да. – Я схватила ее за руку и потащила к дому.
Она замешкалась, потеряв сланец в песке.
– Ужин…
Я остановилась и раздраженно уставилась на нее.
– Ты хочешь ужин или ты хочешь меня?
Робин взяла мое лицо в ладони и снова меня поцеловала.
– Ужасно глупый вопрос.
Мы даже не дошли до дивана, рухнув на ковер, сразу за дверью.
Глава двадцатая
Я была бы абсолютно счастлива и остатками лазаньи с сыром и крекерами… черт, хлеб и вода – тоже неплохой выбор, пока Робин со мной; но, по ее просьбе и из-за того, что она назвала 'чувством противоречия', мы проехали несколько миль в сторону Islamorada за устрицами, каменными крабами и похлебкой из моллюсков в популярный пляжный ресторан. Как сказала Робин, 'разве совместный ужин – не лучший способ показать всем, что мы не ссоримся из-за Джоша'?
Нельзя отказать ей в логике; единственный лучший способ, который я могла придумать – это придти вместе на какой-нибудь официальный раут, но мы обе еще не были к этому готовы. Ужин был приятным – настолько, насколько вообще может быть приятным ужин, который множество раз прерывали, чтобы попросить автограф или сфотографировать нас – потом мы вернулись домой, и Робин показала, как она благодарна за мое терпение.
Ради этого стоило терпеть.
Робин спала, а я поглаживала ее волосы. Она лежала на боку, лицом ко мне, одной рукой обнимая подушку, а другую – вытянув над головой, и я уже почти час просто смотрела, как она спит. Это было похоже на каждый проклятый любовный сдвиг, о котором я когда-либо слышала. Я чувствовала себя переполненной любовью, которая просто распирала меня изнутри, волнами расходясь вокруг. Я смотрела на нее, и мне хотелось смеяться и плакать одновременно… это было волнующе, замечательно и пугающе.
