оперативник, — и именно поэтому ты так увлеченно копался в ней целых полчаса.
— Мне просто хотелось увидеть дату, когда была сделана первая запись, — признался я, — только и всего. Но там, в конце, ну… то есть в начале вообще пошли какие-то непонятные закорючки и символы, написанные непонятно на чем. Я не смог в них разобраться.
— Сейчас вообще мало кто умеет читать наши руны, — флегматично заметил он, — я этому не удивлен.
— Так сколько же ему лет?
— Спроси его об этом сам, когда он проснется.
— Он не хочет говорить об этом.
— И что? — удивленно приподнял бровь Льет, — Ты думаешь, что я горю желанием говорить с тобой об этом?
— Я думал это не такой уж и сложный вопрос.
Молчание. И безразличный взгляд, уставленный в пространство.
— А что с вашими родителями? — осторожно спросил я, — прости, если задел, просто… меня всегда удивляло, что в одной семье родилось сразу четверо одаренных. Это… так необычно и…
— Мы не родные братья, — не поворачиваясь ко мне соизволил ответить Льет, — и у всех у нас были разные родители.
— О… я не знал…
— Стейнульв самый старший из нас. Именно он нашел меня в 1768-ом под Бирмингемом, истекающего кровью с перерезанными сухожилиями в сточной канаве города. Он вылечил меня, научил всему и принял в свою семью. С тех пор я обрел новый дом и взял себе его родовое имя. Точнее, одно из имен его рода. Ему я обязан всем. Я удовлетворил твое, любопытство, мальчик?
— Да… — мне стало как-то неловко, — хочешь, я сменю тебя сегодня пораньше? У меня сна сейчас ни в одном глазу, а ты наверное и не спал особо с тех пор как мы вернулись с того рейда.
А в ответ тишина и все тот же безучастный взгляд в сторону леса. Помню, как раньше меня сильно раздражала подобная манера общения у этого человека — хочет — ответит, а хочет — и нет, если не считает это нужным, разумеется. А потом как-то привык. Тем более что с ним мы не особо часто пересекались на базе, да и во время моей короткой рабочей карьеры в отделе. Чудо вообще, что он сейчас все это время со мной разговаривал.
Я вздохнул и поднялся на ноги. Немного поразмыслил и потопал в дальний угол, в котором виднелись осколки красивой напольной вазы и пара сланцев, враскоряку торчащие из ее обломков. Поднять, отряхнуть и поставить их возле кровати рядом с кроссовками. Вот так…
— Так тебя сменить пораньше или нет? — я повернулся к окну и уставился на пустой подоконник. В пустом проеме легонько играл занавесками прохладный лесной ветер.
* * *
Разбудил меня шум открывающихся дверей машины и рокот голосов, о чем-то оживленно переговаривающихся внизу. Помотав головой, чтобы быстрее прогнать остатки сна, я зевнул и вылез из-под козырька веранды, на которой так удачно прикорнул после своего скромного завтрака. При первом же воспоминании о еде, желудок жалобно квакнул, напоминая, что пара сухарей с тушенкой это, конечно, весьма хорошо, но за двое суток как-то не катит… Свесив ноги с крыши, я поправил мятые джинсы и посмотрел на солнце — времени было еще только чуть за полдень.
— Эй! Чьи это там волосатые ляжки висят? — тут же раздался снизу удивленный баритон.
— Мои, не видно, что ли? — буркнул я, свешиваясь через край, и от неожиданности чуть не свалился вниз, — Семен?!
— А кто ж еще, — добродушно усмехнулся тот, наблюдая за мной из под сложенной козырьком руки. Солнце палило нещадно.
— Семен! — спрыгнув вниз я, крепко обнял пожилого оперативника, с которым, в свое время, столько дней провел на дежурствах в лесу. На моей памяти, этот всегда спокойный, рассудительный дядька, так обожающий рассказывать забавные истории из своей богатой биографии, вызывал у всех исключительно теплые чувства. Бывают такие люди, что вот вроде бы и знакомы вы с ними всего ничего, а такое ощущение, будто бы знаешь их уже всю жизнь. Причем залезть в душу или как-то специально вызвать доверие Семен никогда ни у кого не старался. Он просто был таким, какой он есть, и жил так, как ему было комфортно. Этакий слегка простодушный, веселый работяга, любящий выпить и поговорить за жизнь, — как вы тут??
— Нормально, — вздохнул он, — устали только с дороги сильно. Да и там, — оперативник безошибочно махнул рукой в сторону севера, — было не до отдыха.
— А… Антон, — напрягся я, — вы нашли его?
— Нет, — покачал головой оперативник, — даже следов никаких. Расспрашивать впрямую, как ты сам понимаешь, никого особо мы не могли, тем более что там уже и без нас крутились какие-то тертые ребята. Но насколько смогли понять — все было цивильно. Поработал, закончил, улетел обратно. Отследили его передвижение до аэропорта, ну а дальше… все глухо. Службы аэропорта взяты под опеку так плотно, что ничего сделать нам не удалось. Арн даже не хотел обратно тем же маршрутом уходить — все чувствовал за нами наблюдение.
— У вас же сейчас практически другие тела и лица? — удивился я, — чего бояться? Это я еще молчу про качественные документы и прочее.
— Моторику мы тоже изменили, — хмыкнул он, — учитывая, с кем нам предстояло иметь дело — никакие предосторожности уже не казались лишними. И все равно меня не покидало ощущение, что мы буквально проскочили в игольное ушко. Да вон и Арн это подтвердит, — кивнул оперативник в сторону распахнутых дверей усадьбы.
— Было дело, — кивнул, вышедшей из кухни здоровяк, — здорово, Дима.
— Привет, — я пожал протянутую мне руку и слегка замялся, — Арн, тут такое дело… Мы…
— Можешь не стараться, — хмуро проговорил он, — Борисыч встретил нас сегодня в аэропорту. Пока мы ехали сюда, он ввел нас в курс последних событий.
— Мне жаль, — тихо сказал я.
— Знаю, — оперативник развернулся и пошел к открытому багажнику джипа, где виднелись еще не убранные в холодильник пакеты с продуктами. И только вздувшиеся желваки на его щеках, выдавали насколько мнимым было его внешнее спокойствие.
— Позже это обсудим, Димка, — похлопал меня по плечу Семен, — будет у нас еще время. А ты сейчас лучше давай-ка к полковнику. Он просил тебя зайти к нему как проснешься.
— Где он сейчас? — вздохнул я, предчувствуя не совсем приятный для себя разговор.
— В лаборатории.
* * *
Походная лаборатория, она же бывший спортзал, этого воистину безразмерного подвала, занимающего по площади, наверное, почти столько же сколько и весь первый этаж дома, встретила меня уже привычным запахом химии и сыростью. Большую ее часть занимали какие-то непонятные медицинские сооружения и
