– Так и быть, – сказала Алла. – В семь часов являются боги. Я вам покажу.
Мы отправились с Петей в буфет-ресторацию пробовать всякую вегетарианскую требуху. Пришло мое время платить, и я спросил кузена, как давать чаевые.
– Монахи чаевых не берут, – ответил Петя, – хотя можно и спросить.
Расслабленный официант информировал нас о том, что он не монах.
– Он просто друг повара, – перевел Петя, и я дал на чай.
В семь вечера Алла провела нас на галерею, обрамлявшую кубатуру молельного зала. На ковриках бритоголовые янки бормотали молитвы.
Петя посмотрел на часы – 19.10.
– Боги задерживаются, – объяснила Алла.
Тут из-за двери вышел лысый дядька с колокольчиком, завернутый в простыню. Отдернул шторку на противоположной стене. Показались три золоченых идола, похожие на цыган…
Вот так всегда. Сперва опаздывают, а когда появляются – лучше и не смотреть.
Хард-кришнаит меня раскусил и в запись не вписался.
И тут небо послало Савву, Сашу Савельева. Тот цыкнул на лысоватого (!) Стаса, столкнув тем ситуацию с мертвого двоеточия. Стас стал требовать денег за проделанную уже работу, ему выставили счет за работу сорванную. Он понял, но не понял, стал просить снова, ему снова объяснили, он понял, но опять попросил денег, ему не дали, он убежал с бобиной, но за такое могли оторвать коленные чашечки. Стас вернулся, все отдал, ушел, затем я его выгнал с должности за трудовую лажу. А Торопила, возникший, как всегда, после драки с бутылкой сладкого ситро, начало работы одобрил, отслужил молебен во славу себя, и мы ему помолились…
Господин Кирнос, участник прославленного коллектива «Пикник», согласился дать свои высококлассные, суперценные электронные барабаны и попросил:
– Только можно – я барабанить не стану.
– Можно! Коля Иванович отбарабанит один.
Мы погрузили барабаны в багажник «мерса». Дело было в Купчине, где живет Кирнос. Я дернул за пипку стартера, и в тот же миг раздался… взрыв! Полетели стекла и неожиданно закричалось:
– Ложись! Чеченский террор!
Мы с Кирносом вывалились из машины, и я даже стал целиться пальцем в разные стороны из-за двери, словно полицейский. Но никого подстрелить не удалось. Проза нападения заключалась в болте. Какие-то мудилы метнули болт из окна или с крыши, а могли ведь и – в глаз. Прохожий показал в сторону последних этажей – оттуда, мол. Я решил не дергаться и не бегать по лестницам и крышам за криминалами. Могли ведь и меня с этой крыши метнуть. К тому же на студии ждали люди, они же музыканты, которые толком не знали песенного материала, да и я сам до конца не знал. Но болт упал с неба! Разбил заднее стекло! И стало все предельно ясно! Концепция «Виртуозов» упрощалась – минимум дублей, максимальное приближение к концертному звучанию, всех загипнотизировать тезисом: «Пусть они, гарри муры, битлзы и сэтисфекшены, приедут на Большой проспект и сумеют лучше за то же время и без воды в унитазе!»
На чердаке студии жили и плодились все комары Петроградской стороны. Только к мистеру Багаеву они не подлетали. Тот пил на чердаке месяц, не вылезая, и нападение на него грозило комарам смертью. Багаев – человек странный, дремучий, всклокоченный, играющий мелодический хард, житель города Архангельска, пригретый Торопилой на чердаке. Именно такие безумцы, если они не окочуриваются от русско-народной водки, делают в искусстве интересные вещи.
Багаев лежал как полено и просил спасения. Ему вызвали «скорую помощь», и та сделала укол. Через день зеленый гитарист сидел за пультом с тремором в пальцах, но говорил категорически:
– А где мои доллары?
– Вот твои доллары, – я достал из кармана мятую пригоршню зеленых и показал.
– Я беру два доллара в час.
– Вот и бери.
Багаев взял и произнес застенчиво:
– Я же звукооператор западного класса.
Багаев вертел ручки хорошо. После и Мастер Жак научился.
Два доллара – это совсем мало, но – каждый час! Альбом можно год записывать, а после повеситься ввиду банкротства. Но ведь можно и усилить концепцию, отделавшись в итоге только вывихом бумажника… Мы должны были уложиться в десять вечеров.
Рок-артисты поверили в гипноз и заиграли замечательно, поскольку «ласковое слово и кошке…», а они же не кошки, хотя и на чердаке; даже Коля Б., тот лысый (!), с которым мы в Челябинске, возник ниоткуда, из монастыря, куда попал после спринтерских забегов нагишом по древнерусскому городу; Коля возник трезвый и мрачный, с тяжелой пургой в полушариях. Я покупал ему каждый вечер сайку, сто граммов сосисок и пачку сигарет.
– Коля! – настаивал я. – Бери гитару и играй. В первом куплете ты – негр, во втором – Джон (Джордж?) Бенсон, а в проигрыше – Эрик Клэптон. Поплачь, поплачь на гитаре. Ведь ты – виртуоз Санкт-Петербурга.
Коля съедал сосиски и плакал. Всего в записи приняло участие почти двадцать пять человек. За десять августовских суток лично я испытал космические перегрузки.
В последний день эпопеи какая-то дура на джипе долбанула и так задолбанный мой «мерседес», который тихо-мирно стоял во дворе на Московском. И уехала. После того случая меня все простонародье двора невзлюбило… Представьте себе теплый предвечерний августовский час. Бабульки на скамейках. Алкаши маются. А тут на глазах у публики дура на джипе. Все, кто были, записали ее номер, рассчитывая на разное: алкаши – на банку водки с моей стороны, бабульки – на благодарность и развлечение в виде гаишников с рулеткой. Когда я вышел из парадного и увидел мятую машину, народ набежал с загадочными улыбками и бумажками, но я ответил народу:
– Искусство свято! Вечно оно! А вы с какими-то глупостями! Это высшая сила проверяет меня на вшивость, болтами бьет стекла и мнет дурами двери! Или бесы шуруют, хотят помешать божественным звукам! Не надо мне сэтисфэкшена и гаишных ментов!
Сказав речь, я уехал и правильно сделал – на чердак уже поднимались Игорь Шадхан и его люди с камерой «Бетакам». Я помогал Игорю в фильме про алкоголиков. Теперь мне удалось убедить его снять процесс «Виртуозов».
– Уходящая натура! Последняя свободная территория искусства! В Москве инау… блядь… гурация. В Чечне опять Грозный назад взяли. В Питере музыканты просто музицируют!
Из фильма пока что ничего не вышло. Потому что мы бедные. И тупые. Все деньги народа ушли на войну и инаугурацию. Все ушло на гуру! На нашего главного кришнаита, так сказать. Ладно, еще не вечер, хотя уже почти что ночь.
В альбоме было занято где-то с двадцать человек. Как честный человек я должен назвать героев: Лысый Коля, Жак, Корзинин, Дюша, Али, Аверина, Болотников и его друг Рядков, Торопила один раз пел в хоре…
«Все познается в сравнении!» Горькое-сладкое, высокое-низкое, бессмертие-смерть, инь-ян: единство и борьба противоположностей. Единство и борьба этой книги состоит в том, что я должен, с одной стороны, потешать публику историями про артистов – публика может и не купить программное сочинение без диалогов; с другой стороны, мне хочется говорить о том, о чем хочется говорить. Но прежде чем опять перейти к своим хотениям, я процитирую предложение из работы Карла Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи-Наполеона»: «Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
