отведено своё — персональное платье. Стрёмное, кстати, на мой вкус — дурацкого розового цвета, с нелепой шейной повязкой, украшенной тряпичной розочкой. Но, тем не менее, оно было…
А вот Ротару и Пугачева свои песни исполняли в одном и том же. Сарафан "Софы" был осыпан блестками, как новогодняя елка, а "Пугачиха" была одета, как и всю последующую за этим жизнь, в какое-то бесформенное недоразумение.
Впрочем, абсолютным победителем в моём персональном конкурсе "Кто одет хуже всех?", стала ведущая — Светлана Жильцова. Мало того, что ее платье напоминало цветом "детскую неожиданность", да еще и крой модели подразумевал, что у той, кто будет его носить, должна быть в наличии, хоть какая, но грудь. А так, спереди свешивались два жалобно пустующих мешочка лифа и зрелище было откровенно нелепое.
На этом скудном фоне, наши девицы в нарядах Львовой, по лекалам 21 века, должны будут произвести настоящий фурор! На репетициях и сейчас, во время общего представления, мы задействовали платья уже "засвеченные" на милицейском концерте, а "21 век" приберегли для основного действа. Что ж — таковым будет первый из обещанных мною "сюрпрайзов"!
По крайней мере реакция дочери Генсека, когда она впервые увидела нашу троицу в сценических платьях, была предельно эмоциональна:
— Ох, ты ж… Ёшкин кот! Богини!!! Давыдыч, ты ж глянь… Нельзя девок за границу — там за ними очередь из миллионеров выстроится!!!
Вполне понимаю и разделяю такую реакцию… Сам то я, в процессе примерок, видел каждую из девушек, но их явление втроем, в готовых платьях, даже меня заставило покрепче сжать зубы — чтобы челюсть не отвисла.
Постоянное общение снижает остроту первого впечатления и привыкание наступает даже к незаурядной красоте. Но сейчас, на какой-то небольшой миг, эти три красавицы показались мне незнакомками. Прекрасными, желанными, далекими и недоступными.
Иногда, очень редко жизнь дает нам возможность увидеть привычное и знакомое, как бы со стороны и заново…
В "той" жизни я, конечно, не мог пропустить в своих странствиях прибрежные города, равнинные просторы и горы далёкой Аргентины.
"Серебряное море" — так переводилось название того полумиллионного курорта на атлантическом побережье испаноговорящей страны. Красивый и уютный Мар-Дель-Плата, как магнитом, притягивал к себе состоятельных аргентинцев и "продвинутых" туристов, в основном европейцев. Но мало кто из них приходил по вечерам на пустынные белоснежные пляжи и наблюдал за закатом светила, дающего жизнь всему сущему на Земле. А закаты в Мар-Дель-Плата того стоили… Когда солнце скатывалось за горные пики, тяжелая масса воды, в этот момент, как бы превращалась в "расплавленное серебро", а бухта становилась гигантским драгоценным ковшом.
Намедитировавшись на "серебряное" море, после заката, я шёл в очередной ночной клуб. В тот раз это был "Ла Кумбре"… Я запомнил.
Вечеринка набирала обороты: шквал мигающих разноцветных огней, вибрация от мощных музыкальных колонок пробирает тело до самых косточек, изломанные тени дергающихся в танце стройных молодых тел, белозубые улыбки южных красоток и бесчисленные отражения в зеркальных стенах и колоннах.
Я занимаю место за арендованным столиком и с бокалом красного "Мальбека" погружаюсь в блаженную нирвану звуков, огней и образов. Закончился очередной день, а с ним в небытие ночи и в закоули моей памяти уходят новые места, встречи и люди.
Среди всеобщего веселья и искрящейся радости жизни, мой взгляд натыкается на немолодого европейца, одиноко сидящего за своим столиком. Он кажется настолько чужим и обездоленным на этом карнавале всеобщего ликования, что мне хочется встать и подойти к нему, со словами поддержки, чокнуться бокалами и выпить под какой-нибудь душевный тост. Уже мысленно начинаю подбирать слова, но… секундное наваждение проходит. Я понимаю, что в зеркале отражаюсь я сам. И, одновременно, вся моя жизнь. Потраченная и заканчивающаяся…
Следующее утро встречаю в дороге, по пути в аэропорт Буэнос-Айреса: "Эсейса" — "Барахас" — "Шереметьево-2". Почему-то остро захотелось, чтобы все "закончилось" на Родине. Пусть не прямо сейчас. Но, в принципе…
И вот, я как бы увидел всех трех девушек заново. Видимо, из таких моментов и рождаются фразы про божественность красоты и про то, что она правит миром!
Сильные эмоции… Нежелательные… Пришлось напоминать себе, что уже четыре месяца вон ту "божественную" брюнетку в красном платье я имею "всюду и в разных". Фи, конечно… Но помогло.
А заодно позволило заметить ту тишину, которая установилось в секунду назад шумной репетиционной. Все музыканты, без исключения, молча пялились на "Святую троицу". А кое-кто и зубы сжать не успел, так что челюсти отвисли очень заметно.
Девицы, к сожалению, произведенное собой впечатление оценили сразу и в полной мере. Собственно, надо быть слепым, чтобы не увидеть округлившиеся у присутствующих глаза!
Пришлось предпринимать срочные меры, а то управление над осознавшими свою "божественность" может быть потеряно раз и навсегда.
Паскудным голоском я подхватываю реплику Брежневой:
— Ваша правда, Галина Леонидовна… Красивое платье — страшная сила. Даже наших замарашек приодели и вот — уже, почти, как "богини"!
Величественность момента разрушена. Осуждающе смотрит на меня и… пытается задавить улыбку Клаймич, поперхнулась от неожиданности и смеха Брежнева, затем, постепенно отмирая, к зарождающемуся веселью присоединяются и все остальные.
Смеются даже две "замарашки", но обиженные взгляды я, все-таки, замечаю. Прибалтка же, в очередной раз, демонстрирует нордический характер и ноль эмоций…
Скептические размышления на тему "модного приговора" и прочие воспоминания совершенно не мешают мне лучезарно улыбаться на сцене, на протяжении всей тягомотной процедуры представления исполнителей.
«Режиссер — редкостный болван! Хоть и шепчутся, что он — внук Бухарина… Такая потеря темпа и эфирного времени в самом начале концерта…»
Сохранять жизнерадостное выражение на лице, когда количество представляемых певцов и коллективов зашкаливает за три десятка — непросто, а я еще не забываю подстёгивать своими взглядами улыбки на лицах Веры, Альдоны и Лады!
— Запомните… — вещал я вчера в Студии на "напутственном" собрании, — в зале сидит меньше тысячи человек, а у телевизоров — несколько десятков миллионов! Камеры показывать вас будут непредсказуемо, на пару-тройку секунд, в любой момент… и чтобы на экране вы были красивыми и улыбающимися — "лыбиться", как дуры, вам надо на протяжении всей четверти часа не переставая ни на секунду!
Знал о чём говорил — в айфоне, на видео с "канонической" версии концерта, бесстрастные камеры выхватывали скучающее лицо Кобзона, безразличие Лещенко, какую-то недовольную физиономию Кикабидзе и совершенно отрешенного Хиля…
«Опс!!! А это уже итс ми…»
— Лауреат премии Ленинградского комсомола, автор и исполнитель Виктор Селезнёв!
Делаю шаг вперед и слегка склоняя голову "смущенно"
