прибалтка намерено не отводит глаз.
— Преждевременный разговор… И, вообще, тебе все показалось! — и я дурашливо улыбаюсь.
К моему удивлению, "Снежная королева" принимает это без возражений, только ещё раз хмыкает и отворачивается к сцене.
— У меня тут нарисовалась проблема… — говорю ей в спину.
Чуть заметное движение плеч демонстрирует, что меня слушают.
— Остался без тренера… Непосредственно в боксе — обойдусь… Леха поможет ( "А скорее айфон!"), а вот в "физике": скорости, выносливости и реакции мне нужна твоя помощь.
Блондинка снова разворачивается ко мне:
— Вроде, не дураак… Значит понимаеешь, насколько бокс отличаетсяя от того, что умею яя?
Подождав и убедившись, что ответа не последует, она все же согласно кивает:
— Хорошо…
И поднимает руку в ответ на призывные жесты Клаймича.
И снова самолет, и снова "стюардесса по имени Жанна"! Вот только впервые дневной рейс…
Двукрылая машина уносит из "Пулково" в Москву новоиспеченного "Лауреата премии Ленинградского комсомола". И такая премия оказывается есть!
Подарок Романова — уверен. Почему? Да, потому что он сам так сказал! Ха-ха! Ну, или почти так…
К телефону меня вчера вызвали прямо с репетиции, и сегодня, ранним стылым утром, я снова спускаюсь по трапу на промерзлую невскую землю. Точнее, мы спускаемся. С Лехой…
Ровно в 10-00 Жулебин — помощник Романова, завел меня в огромный кабинет к своему шефу — "поздороваться". А уже через 15 минут я, ведомый Виктором Михайловичем, шествовал по длинным внутренним переходам, прямиком в Смольный собор, поскольку, именно там и находился Ленинградский обком ВЛКСМ. А кабинет первого секретаря, вообще, расположился прямо под крестом часовни!
Его хозяин — Александр Колякин, предшественник пресловутой "Вальки", которая — "стакан", встречает нас еще в приемной:
— Здравствуй, Виктор! — он крепко стискивает мою руку (ну, пытается…), — рад… Искренне рад с тобой познакомиться! Я под твои "Ленин, Партия, Комсомол" и ладони отбил, и голос сорвал! И не я один! Что говорить… на областном Пленуме твою кандидатуру поддержали единогласно! Пойдемте в кабинет, товарищи…
Награждение лауреатов премии в большом актовом зале с высоченными ("церковными"!) потолками началось ровно в 11 часов. Помимо меня — "за достижения в области искусства и создании произведений высокой коммунистической нравственности", награждали также за научные открытия, высокие достижения в труде и спорте, за работу на селе и в промышленном производстве. В зале присутствовал комсомольский актив города и области, ветераны войны и труда, а так же представители различных трудовых коллективов и объединений. В Президиуме же наличествовал весь руководящий "ареопаг", как молодежный, так и "взрослый", во главе с самим Первым секретарем ленинградского обкома КПССС — Григорием Романовым. Тем не менее, все прошло вполне душевно и… оперативно! На торжественные речи и вручение значков с дипломами ушло, от силы, полтора часа. Потратили бы еще меньше времени, если б один тип не разявил на трибуне свою "варежку", вместо того, чтобы, как все приличные люди, просто поблагодарить за "высокую награду", пообещать "новые достижения" и вернуться в зал.
— А можно сказать пару слов не совсем по теме? — "неуверенно" промямлил я в микрофон, когда "комсомольский вожак" прицепил мне на пиджак лауреатский значок, вручил диплом и отправил благодарить на трибуну.
И тут же, буквально затылком стало ощущаться то материальное напряжение, в момент, возникшее за моей спиной в Президиуме. Растерянное лицо Колякина и сгустившаяся тишина в большом зале…
Я оборачиваюсь и встречаюсь с глазами с Романовым. Первый секретарь добродушно улыбается:
— Конечно… если не долго, а то нам тут еще других товарищей награждать!
Однако взгляд члена Политбюро недвусмысленно предупредил — "ой не ошибись сейчас, парень!".
Но "парень" ошибаться и не думал.
Начал я несколько "скомкано и рвано":
— Товарищи! Я тоже, конечно, хочу поблагодарить… И постараюсь продолжить писать хорошие песни… Такие, чтобы вам нравились!
В зале кое-где появились улыбки.
— Но сейчас хотел бы, все же, сказать о другом… А то, когда еще возможность выпадет… на таком собрании выступить…
Опять несколько улыбок, но большинство, чтобы определиться в реакции, ждёт сути.
«Ну, сейчас дам вам и суть…»
— Я вот в песне написал: "Если дело отцов, станет делом твоим — только так победим!" И касается это, в равной мере, и отцов, и дедов… У меня вот дедушка воевал… как и у многих здесь… Не на Ленинградском фронте, правда, а на Каспии… но это ведь не важно?‥ Просто во многих семьях ветераны уже…
Я запнулся и "нервно" сглотнул.
— …ушли. Болезни, раны… А я знаю… — (мой голос зазвенел!) — …огромное множество людей снова хотели бы придти на встречи ветеранов. Снова увидеть однополчан своих отцов и дедов! Снова вспомнить, поговорить с ними, помянуть… Но не идут… Потому что… уже не с кем идти… А это неправильно! Сидеть дома и выпивать… не чокаясь… Я что хочу предложить?! Может ленинградская комсомольская организация выступила бы с инициативой? Я даже название уже придумал — "Бессмертный полк"! И 9 мая… мы — не воевавшие, но ПОМНЯЩИЕ прошли бы в праздничном строю по проспектам и улицам наших городов и сёл с фотографиями наших БЕССМЕРТНЫХ ГЕРОЕВ!‥
Я резко замолчал.
Пара секунд молчания. Несколько робких хлопков, откуда-то с задних рядов… А нет, уже покатилось и вперед… Уже хлопает большинство в зале. Все!
— Что ж… Вот, считай и проголосовали…
Слова Романова переводят аплодисменты в овацию и поднимают зал на ноги.
Снова, с Лехой, заехали к Шпильманам. Изя Борухович нас не ждал, но обрадовался. Принялся придирчиво изучать мой костюм, отобрал пиджак и зачем-то стал переделывать подкладку. Хотя, на мой взгляд, и так все сидело идеально! А затем битый час, потеряв возможность заскочить на работу к деду, я изображал манекен, на котором белый костюм сменялся черным смокингом, и наоборот!
— Четыре дня и все будет-таки так, как должно быть… И Боря привезет вам весь гардероб в Москву… Витя, я хотел поговорить с вами за Борю… Боря очень хороший и талантливый мальчик… Ему надо развиваться! Надо двигаться вперед… А что тут?! Таки, решено… Боря будет переезжать к нашим хорошим знакомым в Москву. Но там надо освоиться… Москва, я скажу вам — большой город! Я был в нем до войны… Я — заблудился. Я не хочу, чтобы Боря заблудился! Вы должны пообещать мне, что присмотрите за нашим Борюсиком!
И все остальное, в таком же духе… Делать нечего — пришлось пообещать "присмотреть"!
Уже, когда ехали в обкомовской
