ПУСТЬ ЛУЧШЕ ГЛАЗА МОИ ВЫТЕКУТ…
Когда мы подошли к Ручьям, уже совсем почти рассвело. Утро выдалось ясное, тихое. И над крышами села стояли, упираясь в небо ровные, недвижимые белые дымы. В такие часы хозяйки обычно готовят завтрак и выгоняют из ворот скотину. И в полусонной тишине слышится тягучее мычание да лай собак, да щелканье пастушьего бича… Но не эти мирные звуки услышали мы на сей раз, а густой, взволнованный гул голосов.
Село было чем-то пробуждено и сильно встревожено.
Возле крайнего, Анциферовского дома сгрудилась многолюдная толпа. И увидев ее, мы с Семеном сразу же поняли, что опоздали.
Мы сидели в кабине мощного, многотонного грузовика. И когда он поравнялся с крайним этим домом, Семен крикнул шоферу:
— Стой! Слезаем.
Но я сейчас же возразил:
— Нет, нет! Погоди, Семен. Сделаем иначе. И потом, поворотившись к шоферу:
— Проезжай дальше. И остановишься вон у того перекрестка. Видишь?
Шофер молча кивнул. И подрулил к перекрестку. Я сунул ему пятерку и вылез из машины. Семен спрыгнул следом за мной. Затем грузовик ушел, окутав нас бензинным чадом. И друг мой спросил, нетерпеливо и гневно:
— Ну?
— А ты не понимаешь? — в свою очередь спросил я. И ухватив его за рукав, потащил в переулок, за угол. — Дело в том, что в толпе возле дома я заметил лесника.
— Что-о? — Семен резко дернулся. — Ты не ошибся? Ты в этом уверен? Он там стоит?
— Ну, да, он! Стоит, покуривает свою трубочку… Как ни в чем не бывало.
— Как же это он так ничего не опасается?!
— А чего ему опасаться? Он же тайный наводчик. Понимаешь — тайный! И он превосходно замаскирован.
— Замаскирован, — повторил, как эхо, Семен. — Да… Но это я сейчас поломаю. Маску с него сорву… Пусти-ка!
И опять он дернулся, и я снова его удержал.
— Не делай глупостей, Семен, — сказал я торопливо. — Ты что хочешь?
— Убить его, подлеца!
— Правильно. Но только не здесь. Не так. Не сейчас.
— А когда же? И как?
— В другой раз. И без свидетелей. Его надо заманить куда-нибудь и кончить тихо, аккуратно. Иначе ты просто себя погубишь… Тебя сразу же схватят, и как ты оправдаешься?
— Но он — пособник бандитов! Наводчик! Тут дело ясное.
— Ясное для нас… Но как ты это докажешь? Доказательств-то нет пока никаких.
— Что значит нет? — он посмотрел на меня с изумлением. — А ты? Ведь ты — живой свидетель.
— Но я же один! Мое свидетельство не имеет никакой силы. Эх, если бы был еще кто-нибудь! Хотя бы тот же Скелет… Но ты ж его первого прикончил тогда, во время перестрелки.
— Н-да, глупо получается, — пробормотал растерянно Семен. — Но что ж поделаешь? Все-таки пойдем!
— Пойдем. Но порознь, по отдельности. Не надо, чтобы нас видели вместе.
— Не понимаю, к чему эти хитрости? Лесник-то все равно ведь знает, что мы друзья…
— Тут есть один психологический нюанс. Как бы это лучше объяснить? Видишь ли, для лесника я — личность непонятная и странная. Я знаю правду! И меня он, конечно же, боится больше всего. И если ты появишься вместе со мною, он сразу же переполошится, уйдет сквозь землю. А увидит тебя одного, кто знает, возможно, захочет потолковать. Даже наверняка захочет.
— Ах, так, — задумался Семен. — Да, пожалуй.
— И вот когда вы разговоритесь, ты должен будешь сделать вид, что лично его ни в чем не подозреваешь. Ни в чем! Главное — не вспугнуть гада.
— Пожалуй, ты прав. Что ж, попытаюсь… Но где мы потом с тобой встретимся?
В городе, в редакции газеты. Буду ждать тебя до ночи.
Мы были тогда напряжены до предела. И говорили стремительно, нервно, перебивая друг друга и хрипло дыша. И время для нас обрело как бы особую емкость; стало течь по-иному…
— Беги, Семен, — сказал я затем, — беги огородами, так лучше. Я пойду не спеша, а ты торопись!
И напоследок еще раз предупредил его:
— Смотри, не оплошай. Не вспугни лесника! Помни, как сказано в Писании: „будьте мудры, как змеи".
* * *
Я не спеша вернулся на шоссе и увидел, что толпа вдали заметно возросла. Теперь там, возле дома Анциферова, стояло несколько разномастных машин. И среди них выделялись две: зеленая с красной полосой вдоль бортов милицейская легковушка и небольшой запыленный автобус службы „Скорая помощь".
И хотя я понимал, что в данной ситуации лучше всего для меня — это уехать отсюда побыстрее, я все же не мог этого сделать, не узнав, что же такое тут произошло?
Приблизившись к дому, я осмотрелся опасливо, выискивая в толпе знакомую замшевую парку. Но ее нигде не было; лесник куда-то исчез. И Семена я тоже не заметил. И подумал, что они, вероятно, уже успели встретиться и где-то сейчас „толкуют"…
А может, лесник все-таки разглядел меня как-то, узнал и в панике бежал?
„Было бы жалко, — сокрушенно вздохнул я. — Упускать такую дичь ни в коем случае нельзя. От него наверняка тянется много разных ниточек…"
Я протиснулся к самому крыльцу. И уже хотел было взойти на него, но вдруг застыл, закаменел. Сверху по скрипучим ступеням спускались санитары, бережно поддерживая под руки Анциферова.
Впрочем то, что это именно он, я сообразил не сразу. У человека, ведомого санитарами, всю верхнюю часть лица покрывала плотная марлевая повязка.
Видны были только обвислые, закрывающие рот усы и худые, впалые щеки. И по этим щекам из-под белой повязки ползли темно-красные струйки… Он словно бы плакал кровавыми слезами.
Да он и действительно плакал, вернее, выл негромко. И не было в этом вое ничего человеческого.
Его провели мимо меня и посадили в госпитальный микроавтобус. И следом, так же бережно, осторожно, провели плачущую девушку.
С одной стороны девушку поддерживала какая-то женщина, а с другой — милиционер. И она шла медленно, спотыкаясь, тяжело повиснув на их руках.
И тут я увидел Семена. Он стоял возле автобуса. Наши взгляды встретились. Я подался к нему. Но он сказал, слабо махнув рукой:
— Потом, потом.
Он сказал это с усилием, трудно шевеля занемевшими, белыми, как на морозе, губами.
— Сейчас я должен уйти.
— Куда?
— К леснику. Мы с ним договорились…
— Значит, вы все же увиделись?
— Сразу… И он пригласил меня к себе домой.
— Осторожно, Семен! Не попади в западню.
— Ну, дома он не рискнет. — Семен привычным жестом поправил на плече ремень карабина. — Да и все равно идти надо. Может, там я нападу на след Каина.
— Так Каин, значит, был и ушел?
— Да. За час до нашего приезда.
— Где же он теперь?
— Неизвестно. Где-то в тайге.
