— Ты, главное, не волнуйся, — Ирина останавливается в трех шагах от нас. — Я запрограммировала корабль на автоматическое возвращение на Землю, в случае, если мы сами не вернемся в течение трех суток.
— А если трех суток нам не хватит? — спрашиваю.
— Чему быть, того не миновать, — пожимает она плечами. — Прости, но я не могу отпустить тебя… вас одних.
— Характер не позволяет? — я искренне надеюсь, что мой голос переполнен ядом.
— Неважно что. Главное — не позволяет.
— Не быть тебе курьером.
— Значит, не быть. Но сейчас я иду с вами.
— Черт с тобой, — говорю, потому что сказать мне в данной ситуации все равно нечего. — Но предупреждаю. Начнешь показывать характер и дальше, буду ставить на место. Вплоть до применения физической силы.
— Согласна, — быстро отвечает Ирина. В темноте не видно, но мне почему-то кажется, что отвечает она с улыбкой.
После того, как Петрович кладет ладони на Яйцо, все происходит так, как он и рассказывал. Секунд, наверное, через пять. Как будто кто-то незаметно убирает одну реальность и вместо нее подсовывает другую. Так быстро, что заметить момент подмены невозможно. Вот только что мы стояли на дне котлована в Первограде, что на планете Гондвана, а в следующее мгновение под нашими ногами оказывается проселочная дорога, над головой — ночное, затянутое облаками, небо, а в сотне шагов впереди светится окно придорожного строения.
— Получилось, — выдыхает Петрович. — Что я говорил? А вы не верили.
— Это то самое место? — спрашиваю, оглядываясь по сторонам.
— Оно, — подтверждает Петрович. — В точности. Только время другое. Сейчас тут ночь, а тогда был вечер. Пошли?
— Одну минуту.
Я стою и пытаюсь глазами, ушами и носом уловить хоть малейший признак того, что окружающее нас пространство смоделировано искусственно или каким-либо образом нам внушено. Не ловится. Свет и тень, крик ночной птицы и ветер в листве, запах травы и земли — все настоящее. Или кажется таковым с высшей степенью достоверности. Присаживаюсь на корточки, дотрагиваюсь пальцами до чуть влажной от вечерней росы дороги. Нет, не чувствую различий.
— Это Земля? — осведомляется Ирина.
Хороший вопрос. Лично у меня нет на него ответа. Во всяком случае, пока. Молчит и Петрович. Да и откуда ему знать?
Я выпрямляюсь и вижу, как в здании у дороги открывается и закрывается дверь — желтоватый электрический свет на секунду вырывается в ночь и тут же пропадает.
— Зажгите фонарь, — просит Петрович. — Я думаю — это Маша.
Я зажигаю и тут же гашу фонарь. И так три раза.
— Эй! — доносится до нас женский голос. — Это вы? Идите сюда! Это я, Маша!
— Мы идем! — кричит в ответ Петрович, но, надо отдать ему должное, с места не двигается и выжидательно смотрит на меня.
— Пошли, — командую я.
Маша ожидает нас на крыльце и, когда мы подходим, здоровается и предлагает войти в дом. Мы не отказываемся. Хозяйка, одетая в штаны, очень напоминающие джинсы, и рубашку, ведет нас в гостиную (это явно не то помещение, о котором рассказывал Петрович) и усаживает в кресла, полукругом расположенные перед камином. В камине, как и положено, горит живой огонь. Гостиная довольно ярко освещена свисающими с потолка электрическими светильниками. Во всяком случае, мне кажется, что светильники электрические.
— Ну что ж, — говорит Маша, усаживаясь с нами в одно из кресел. — Вижу, что Петрович привел гостей. Давайте знакомиться. Я — Маша. Хозяйка этого дома, искусственно созданное разумное существо. На самом деле меня зовут иначе, но земное имя Маша, как мне кажется, подходит лучше всего.
— Ага, — говорю. — Значит, вы не с Земли.
— В этом не может быть не малейшего сомнения, — улыбается она. — Насколько я знаю, на Земле пока не научились создавать разумных существ.
— Где дети? — беру я быка за рога. — Учтите, если хоть с одним из них что-нибудь случиться…
— То что будет? — красиво приподымает бровь она. — Но могу вас успокоить — с детьми все в порядке, это я знаю совершенно точно. Все они живы и чувствуют себя хорошо.
— Зачем вы их забрали? И кто вы такие вообще?
— Я их не забирала. Наоборот, я и мои… единомышленники, скажем так, были против данной акции. Но, к сожалению, мы оказались в серьезном меньшинстве. Что же касается второго вопроса, то это длинный разговор.
— А мы никуда не торопимся, — говорит Ирина.
— Да, — подтверждает Петрович. — Торопиться нам совершенно некуда.
— Что ж, — вздыхает Маша, — попытаюсь…
Тут она замолкает и, хмурясь, поворачивает голову к окну. Что такое… Окно распахнуто, ветер шевелит занавески, и вместе с ним до меня доносится смутно знакомый звук. Я не сразу понимаю, что это такое.
— Лошади? — удивляется Ирина.
Копыта! Ну, конечно же — это стук копыт. Он приближается, и теперь слышно, что лошадей несколько. Как там это называется, дай бог памяти… Эскадрон? Табун?
Мелькает за окном огонь факелов, доносится конское ржание. Хлопает наружная дверь. Решительные шаги. Распахивается дверь в гостиную, и входят четверо мужчин. Плащи, сапоги со шпорами, шляпы. Только шпаг не хватает. Я уже совершенно ничего не понимаю и вопросительно гляжу на нашу хозяйку, которая медленно встает с кресла навстречу, как мне кажется, не больно-то ожидаемым гостям.
Мужчины занимаю классическую позицию: один у окна, второй у дверей, третий на подхвате. Четвертый же садится в свободное кресло к нам лицом и небрежно закидывает ногу за ногу. Шляпа при этом остается у него на голове, что лишний раз подтверждает, во-первых, его начальственный статус в этой компании, а, во-вторых, не дружественность данного визита, — все-таки здесь дамы. Хотя, с другой стороны, откуда мне знать, в чем у них проявляется дружественность и галантность, а в чем нет? Петрович, вон, тоже шляпу не снял, но Петрович — это особая статья.
— Чем обязана? — Мария вновь садится и, как мне кажется, демонстративно тоже закидывает ногу за ногу.
— А то ты не знаешь? — ухмыляется главарь. Глаза у него, как и положено главарю, льдисто-голубые, губы и нос тонкие, лицо худощавое, на вид — мой ровесник или чуть старше. — Мы же договорились, вроде бы. Кто эти люди?
— Мы-то люди, — вступаю я. — А вот вы кто такие?
— Это неважно, — отмахивается голубоглазый и продолжает, обращаясь к Маше. — Я жду ответа. Не заставляй меня применять силу.
— Силу? — переспрашиваю я с максимальной иронией, на какую только способен.
— Вы бы помолчали, — советует главарь. — Я не с вами разговариваю.
— Зато я разговариваю с вами! — немедленно отвечаю цитатой из самого известного романа Дюма. Видимо, облачение незнакомцев манера их поведения вместе с сопутствующими обстоятельствами так действует. Странно, раньше я как-то не замечал в себе особой склонности к мушкетерской романтике.
— Хорошо, — он обращает на меня взор своих голубых глаз. — Давайте поговорим. Но только коротко, потому что времени мало. У меня, во всяком случае. Как я понимаю, вы явились сюда, чтобы узнать о судьбе детей? Так вот, с детьми все хорошо. Я удовлетворил ваше любопытство?
— Нет, — качаю головой. — Вы совершенно меня не удовлетворили, потому что любопытство здесь не при чем. Мы прибыли не для того, чтобы узнать судьбу наших детей, а для того, чтобы вернуть их домой.
— Этого не будет, — заявляет главарь, как мне кажется, весьма нагло. — Они нам необходимы здесь, и они здесь останутся.
— Вам не кажется, что это жестоко и негуманно по отношению к нам, людям? — намеренно увожу разговор чуть в сторону.
— Может быть, — соглашается он. — Но у нас нет другого выхода. Иначе цивилизацию наших хозяев не возродить. А мы и были созданы именно с этой целью. Вы знаете, что мы искусственные разумные существа?
— Знаю, — говорю. — Но, по-моему, ключевое слово здесь «разумные».
— Ключевое слово — «искусственные». А нам требуются настоящие. То есть, ваши дети. Могу заверить, что ничего плохого с ними не случится. Просто они дадут новую жизнь цивилизации, которая старше не только вашей Земли, но и всей галактики Млечный Путь.
— А у них вы спросили? Или у нас?
— Зачем? — удивляется он. — И так понятно, что вы не согласились бы. Ничего страшного. Вас, людей, много, нарожаете еще.
— Ах ты, сука! — вскакивает со своего кресла мой стажер. — Да я тебе сейчас глаза выцарапаю!
Во время всего разговора я стараюсь думать очень быстро. И частично мне это удается. Во всяком случае, я успеваю понять, что здесь что-то не так. Если бы этот главарь мог, он уже бы вышвырнул нас. Или вообще не допустил нашего появления с самого начала. Но мы здесь. И совершенно не важно в данном случае, где именно это «здесь» находится. Главное — здесь, и где-то здесь наши дети. А это значит…
Додумать мысль до самого конца времени мне не хватает, но это уже не важно, потому что наступает пора не думать, а действовать.
