Додумать мысль до самого конца времени мне не хватает, но это уже не важно, потому что наступает пора не думать, а действовать.
— Вы мне надоели, — сообщает главарь и, повернув голову к своим «гвардейцам» (так я их про себя окрестил), добавляет. — Уберите их отсюда. Совсем.
Если дошло до драки, то бить нужно так, чтобы противник не встал. Этому меня учила жизнь, и я не разу не усомнился в справедливости ее уроков. В следующее мгновение мое кресло летит в того, кто занял позицию посреди комнаты. Летит удачно — оба падают на пол. За это время я успеваю очутиться рядом с главарем и с ходу наношу ему удар в челюсть. Он как раз быстро встает мне навстречу, и скорость его тела складывается со скоростью моего кулака. Плюс наши массы (я, между прочим, вешу 82 кило — только мышцы и кости, никакого жира). Все вместе дает замечательный результат: противник на спине и не двигается. Правда, я в кровь разбиваю костяшки пальцев, но обращать на такое пустяк нет времени, потому что на меня кидаются оставшиеся двое — от окна и от двери. Да и третий, которого я сшиб креслом, уже на ногах… Недолго он на них остается. Краем глаза вижу, как Петрович хватает лежащую у камина кочергу, подскакивает и бьет «гвардейца» по голове. С залитым кровью лицом, тот падает, но Петрович и сам немедленно получает сильный удар в лицо от того противника, который двигался на меня со стороны дверей… Затем я теряю контроль над общим ходом событий, так как «оконный» и «дверной» оказываются умелыми ребятками, и мне некоторое время приходится весьма туго. Я пропускаю несколько тяжелых ударов, которые сбивают мне дыхание, отступаю к стене, мне удается один раз попасть в одного из них ногой, затем я вижу, как Ирина с пронзительным криком прыгает на спину второго и вцепляется ногтями ему в щеки, но тот резким круговым движением сбрасывает ее с себя и снова кидается вперед…
В конечном счете я обнаруживаю себя придавленным к полу телом одного из «гвардейцев». Тело совершенно неподвижно и весит, как мне кажется, не меньше центнера. Спихиваю его в сторону, не без труда поднимаюсь на ноги и оглядываю поле битвы.
Все четверо живописно лежат и не шевелятся.
Кресла, кроме того, в котором, ошеломленно-испуганно хлопая глазами, сидит искусственное разумное существо Маша, перевернуто. Тут и там на полу видны пятна крови.
Мои все целы, хоть и растрепаны. Под правым глазом Петровича уже наливается роскошный фонарь, а у Ирины, кажется, разбита верхняя губа. Но вид бравый — хоть сейчас опять в бой. Петрович, как родную, держит наготове кочергу, Ирина — ножку от кресла. Интересно, она сама ее отломала?
— Очень хорошо, — говорю. — Благодарю за помощь. Теперь этих уродов надо связать, пока не очухались.
— Не надо, — подает голос Маша. — Они теперь очень не скоро… очухаются.
— Откуда вы знаете?
— Я знаю себя. А они такие же.
— Скажите, — задаю вопрос. — А в этом…мире есть, кроме нас и наших детей, хоть одно не искусственное разумное существо? Желательно из тех, кто обладает ответственностью и принимает решения?
— Нет.
— Ясно. Тогда почему я должен вам верить?
— Потому что я приняла решение, — она делает ударение на «я».
— Какое же?
— Я пойду с вами и постараюсь помочь вернуть детей. Сама я ничего не могла сделать. Этика.
— Очень хорошо. Куда и когда идти?
— Сейчас. У нас не очень много времени. С каждым часом вернуть детей будет все труднее. Здесь не очень далеко, а идти не надо — кони у крыльца. Только возьмем шляпы и плащи. Для маскировки. Не уверена, что в случае чего это поможет, но все-таки.
— У этих? — киваю на «гвардейцев»?
— Да.
— У меня своя шляпа есть, — гордо сообщает Петрович. — И я умею ездить верхом.
— Сережа, — обращается ко мне Ирина, — тебе не кажется, что все это сильно отдает каким-то безумием? Кони, шляпы, плащи… Что вообще здесь происходит? И потом, не знаю, как Петрович, а я не умею ездить на лошади!
— Это не трудно, — говорит Маша. — Я покажу.
— Чепуха какая-то! — фыркает мой стажер. — Сон и бред.
— В этом есть доля истины, — соглашается Маша. — Все, что вы видите вокруг себя, чувствуете и ощущаете, в какой-то мере смоделировано вашим подсознанием. Но это вовсе не значит, что вы находитесь вне определенной реальности.
— Что это значит? — хмурится Ирина.
— Это значит, — поясняю, — что надо не рассуждать, а действовать. На коней и — вперед. Это приказ. Кстати, я тоже не умею ездить на лошади.
Петрович и в самом деле оказывается неплохим наездником и дает пару дельных советов. Как ни странно, мы с Ириной приспосабливаемся довольно быстро, да и кони наши на редкость послушны. Едем шагом, сквозь прореху в тучах время от времени выглядывает, очень похожая на земную, луна и освещает проселочную дорогу и, подступающий к ней с обеих сторон, лес.
«Все-таки чертовски дешевая романтика, — думаю я. — Вот уж не ожидал, что мое подсознание набито такой чепухой. Если еще в конце пути окажется средневековый город, окруженный крепостной стеной… Нет, как только все это закончится, надо будет всерьез собой заняться. Книги, что ли, хорошие и умные почитать. И вообще…»
Что именно «вообще» додумать я не успеваю, потому что Маша, которая едет впереди, оборачивается и говорит, что надо прибавить ходу — ночь не бесконечна, и хорошо бы попасть на место до рассвета.
— Галопом? — спрашивает Ирина, и в голосе ее слышится откровенный ужас.
— Следуйте ритму, — советует Маша. — И не бойтесь, эти кони вас не сбросят.
— И опирайтесь на стремена, — подсказывает Петрович. — Они для этого и предназначены.
Следующие двадцать минут превращаются для меня в сущую пытку. Тот, кто думает, что впервые в жизни лететь на коне галопом сквозь ночь большое удовольствие — жестоко ошибается. Тут бы просто в седле удержаться… Какого черта, в конце концов! Почему именно лошади, а не, скажем, велосипед?! Прекрасно управляемое, простое и довольно быстрое транспортное средство. Опять же, тихое — никакого тебе стука копыт на всю округу. И безопасное — высота, с которой, ежели что, придется падать, гораздо меньше высоты конской спины…
Город вырастает за ближайшим поворотом.
Мы снова переходим на шаг, я с облегчением перевожу дух и усмехаюсь про себя: так и есть — крепостные стены, факела на башнях, горбатый мост через ров. Хорошо еще не подъемный. Кажется. Неужто и стража на воротах?
Слава Разуму, обошлось без стражи. А с учетом того, что наряду с факелами я вижу и явно электрический свет в окнах, и улица, по которой мы въезжаем в город, мощена брусчаткой, а не грубым булыжником, у нашего коллективного подсознания еще есть шанс оправдаться в наших же глазах. Прохожих на улицах мало, и пока, судя по всему, никто из них не обращает внимания на четверых, закутанных в плащи, всадников. Но это пока.
— Маша, — негромко окликаю я, — вы хоть скажите, к чему нам готовиться — к драке или разговору?
— Это уж как получится, — тихо отвечает она, натягивая поводья, чтобы наши кони поравнялись. — Но я очень надеюсь, что обойдется без того и другого. Потому что разговор легко опять может перейти в драку. И закончится, она скорее всего, тем, что вас вышвырнут отсюда навсегда. А может быть даже… — она прерывается подыскивая формулировку помягче, но не находит и говорит прямо. — Может быть, даже убьют. И тогда уже детей точно не вернуть. Если нам… то есть вам удастся остановить часы на Ратуше…
«Ну, разумеется, — думаю. — Часы. Кто бы сомневался. Нет, с подсознанием надо точно что-то делать — набито штампами по самое… сознание».
— Господи, — доносится до меня шепот Ирины, которая словно только что прочла мои мысли. — Какая еще Ратуша? Какие часы? Почему так банально?
— Ратуша городская, естественно, — поясняет Маша. — Что же касается банальности… Хм, не знаю. По-моему, уж лучше часы, чем какой-нибудь термоядерный реактор или гравигенератор.
Она поворачивает коня в узкий, освещенный редкими фонарями, переулок, который совершенно неожиданно упирается в довольно обширный пустырь. Здесь мы оставляем коней пастись на травке и дальше идем пешком. Надо сказать, что лично мне первые несколько десятков шагов даются с немалым трудом. Кошусь на Ирину и вижу, что мой стажер также не слишком уверенно передвигает ноги.
— Чтобы я еще раз села на лошадь или коня… — бормочет она. — Как вы себя чувствуете, Петрович?
— Честно сказать, давненько мне не было так хорошо, — признается Петрович, и я искренне за него радуюсь. Хоть кому-то хорошо…
Маша ведет нас безлюдными переулками. Здесь нет фонарей, и лишь слабый свет из редких не спящих окон позволяет не спотыкаться в темноте. Если таков средневековый город, то я предпочту современные. Впрочем, откуда мне знать, каковы на самом деле были средневековые города? Если то, что мы видим вокруг, всего лишь бредни нашего подсознания, реализованные при помощи каких-то неведомых технологий… Запутанная история, и я даже не уверен до конца, что мне хочется ее распутывать. Единственное, что я знаю совершенно точно — детей надо вернуть. Любой ценой.
