Упрек в неправильно начатой пропагандистской акции встревожил нацистов. В сопроводительной записке к сообщению от 30 ноября 1943 г. говорилось: «…я пересылаю Вам отношение экзарха Сергия в Риге к Венскому епископскому собору с просьбой передать его Министерству церковных дел, которое в этом деле на соборе было ведущим, и затребовать его мнение относительно канонической законности затронутых вопросов… Если же аргументы экзарха окажутся состоятельными, то пропаганду, которую мы ведем в связи с Венским собором, надлежало бы перевести в другую колею». Мнения министерства и Антикоминтерна оказались неблагоприятными для митрополита Сергия[732].
Германские власти категорически настаивали на запрещении в богослужениях возношения имени патриарха Сергия, и 18 ноября архиереи экзархата приняли решение прекратить поминовение его, объясняя это тем, что за ликвидацией титула Местоблюстителя отпадает необходимость и в поминании Сергия с подобным титулом. В то же время они не отдали распоряжения возносить его с новым титулом, «ссылаясь на неосведомленность о канонической правомочности избрания Патриарха», но подчеркнули свою принадлежность к Матери-Церкви, с которой остаются в каноническом молитвенном единстве. Это не удовлетворило гестапо. К тому же экзарх в заявлении на имя рейхскомиссара «Остланда» неосторожно написал, что православный «епископат и теперь желает падения Советов, но, возможно и даже определенно, свои надежды больше не связывает с победой немцев»[733].
Начался сбор компрометирующего материала на митрополита. В октябре 1943 г. под руководством начальника полиции и службы безопасности в Риге оберфюрера Ланге состоялось совещание, на котором обсуждалась деятельность экзарха. По свидетельству участника этого заседания И.Л. Глазенапа, майор СД В.В. Поздняков на нем заявил: «Все молящиеся слушают его [митрополита Сергия] проповеди с замиранием сердца. Совсем недавно преосвященный посвятил свою проповедь одной из заповедей „Не осуждай — не осужден будешь“, и все свои высказывания свел в конечном итоге к тому, чтобы верующие не осуждали тех, кто проявляет недовольство существующим порядком, и никуда об этом не сообщали. А проповедь о помощи ближним по заповеди „Возлюби ближнего своего как самого себя“ была направлена к тому, чтобы побудить слушающих „оказывать помощь семьям, кормильцы которых погибли от рук басурманов“… Его постоянные молитвы „о ниспослании мира и благоденствия нашей православной Родине“ настраивают верующих против установления нового порядка на территории, освобожденной великой немецкой армией. С помощью господина Левицкого [секретаря экзарха] я подсылал к Сергию агентов-женщин, которые обращались к нему с „жалобами“ на то, что арестовали их кормильцев. Он всегда помогал им материально, утешал их, говорил, чтобы „надеялись на Бога и на свою великую Родину“»[734].
Эти фразы о подлинных настроениях экзарха подтверждает свидетельство священника Михаила Кузменко, в конце 1943–1944 гг. исполнявшего обязанности начальника его канцелярии: «Когда был избран Святейший Патриарх, оккупанты запретили возносить его имя за богослужением. На епархиальном собрании в Вильно митрополит с волнением в голосе оповестил об этом решении оккупационных властей местное духовенство, но оставил за собой право поминать Патриарха. Я всегда в Вильно сослужил экзарху и не знаю случая, чтобы эта воля его когда-либо нарушалась. За три дня до смерти… в слове своем Высокопреосвященный остановился на страшном историческом моменте, переживаемом Родиной, когда „нашу святую Русскую Землю попирают враги. Близится час — и, поставленные на колени, они будут просить у нас прощения. Но мы будем тогда так же тверды и немилосердны, как они теперь к нам“. А за день до убийства экзарх совершал панихиду по певцу Д. Смирнову и после нее сказал о. Михаилу: „А ведь я по себе служил панихиду… Так оно и обернется. Теперь я уже не сделаю для них того, что позволил себе сделать раньше“»[735].
Лично знавший митрополита Сергия архимандрит Кирилл (Начис) также рассказывал, что владыка предчувствовал возможное покушение на свою жизнь и накануне убийства в комнате, где он ночевал, переставлял кровать подальше от окна[736].
8 марта 1944 г. IV отдел полиции безопасности и СД, ведавший церковными делами в «Остланде», составил справку о деятельности экзарха. В ней отмечалось, что он в победу Германии больше не верит, предпринимает попытки отмежеваться от других иерархов, наиболее тесно сотрудничавших с немцами. Митрополиту ставилось в вину регулярное прослушивание передач московского радио, пение в компаниях советской песни «Синий платочек» и т. п. В эти же дни рижскому гестапо приказали срочно организовать в Риге конференцию православных иерархов и добиться, чтобы она приняла резолюцию, направленную против Московского патриарха. 20 марта из Берлина пришла категоричная телеграмма: конференция должна состояться в течение 14 дней; заранее была разработана ее программа[737].
Такая острая необходимость в конференции возникла из-за широкой антисоветской церковной пропагандистской кампании, развернутой германскими ведомствами на Балканах. В заметке ландесдиректора Трампедаха, возглавлявшего отдел политики в РКО, о переговорах с представителями Партийной канцелярии Шмидт-Рёмером и Главного управления имперской безопасности Нейгаузом в Берлине 7 марта 1944 г. говорилось: «Доктор Шмидт-Рёмер и штурмбаннфюрер Нейгауз исходили из того, что религиозно-политическая пропаганда православной церкви в Советском Союзе делает очень заметной доброжелательность к Советскому Союзу на Балканах, особенно в Болгарии, и что необходимо предотвратить это антибольшевистскими заявлениями русских православных церквей… Формально принадлежащая к русской матери-церкви православная церковь в Остланде является особенно подходящей для эффектного заявления против церковной политики в Советском Союзе. Однако при этом безусловно необходимо гарантировать, что не будет подготовлена резолюция и не последует заявления, которые противоречат германским политическим интересам». Видимо, полагая, что требуемую резолюцию получить будет очень сложно, Трампедах высказался против проведения конференции, но под сильным давлением был вынужден уступить[738].
Руководитель группы религиозной политики РМО Розенфельдер также сомневался в целесообразности конференции и возможности добиться от митрополита желаемого образа действия. 23 марта 1944 г. он сообщил начальнику руководящей группы политики Восточного министерства Милве-Шредену о переговорах с представителем Главного управления имперской безопасности: «Я еще раз обратил внимание доктора Нейгауза на то, что в настоящий момент я не особенно высоко оцениваю пропагандистское воздействие этой конференции, тем более в связи с возможным исключением экзарха Сергия». Однако и Розенфельдер в конце концов согласился выполнить требования полиции безопасности: «Я согласовал с др. Трампедахом, что данная конференция по возможности состоится к Пасхе и что меня ознакомят с направляющей линией, которую дала СД… для этой конференции»[739].
Созванное 5 апреля 1944 г. в Риге архиерейское совещание приняло не «заказанную» гестапо резолюцию, а свое обращение «Православным людям в Литве, Латвии и Эстонии». В этом обширном документе речь главным образом шла о духовных нуждах верующих экзархата: учреждении во всех 3 епархиях внутренней миссии для работы с беженцами из русских областей, обеспечении сохранности и эвакуации святынь, предметов церковного обихода и т. д. Лишь в заключительной части содержались антикоммунистические призывы с сильной русской национальной окраской: «Чтобы жила свободная Россия, большевизм надо уничтожить. Только тогда будет свободна и Церковь… Сознавайте отчетливо, что место наше в рядах борцов за новую свободную счастливую Россию, в рядах Русской Освободительной Армии… Господи, спаси и сохрани Россию!» В воззвании полностью отсутствовали фразы о непризнании избрания Московского патриарха и даже употреблялся термин «Первосвятитель» Русской Церкви, что по сути как раз означало его открытое признание[740].
Уже 5 апреля 1944 г. Розенфельдер сообщил в телеграмме Трампедаху, что у Главного управления имперской безопасности существуют предложения по исправлению резолюции конференции (с которыми он согласен), и высказывал предположение, что они могут натолкнуться на трудности у экзарха. 7 апреля 1944 г. Нейгауз писал командующему полиции безопасности и СД в Минске и Кракове в связи с планируемыми новыми архиерейскими конференциями в этих регионах о «слишком длинной части воззвания, посвященной в первую очередь внутренним вопросам Остланда». Штурмбаннфюрер СС рекомендовал не повторить главный недостаток рижского обращения: «Только в воззваниях местных архиереев должна быть выражена ясная позиция против патриарха Сергия в Москве, без личных оскорблений»[741].
