– Еще Свейна Селедку убили, и Горма, Торирова сына, да Халлю так поранили ногу, что он теперь навсегда хромым останется. – Фру Арнгуд промокнула глаза краем покрывала. – Да еще одну девушку увезли, Раннвейг.
– Что?
Вспомнив о Раннвейг, Бьярни огляделся. Да, ее не было среди женщин, толпившихся вокруг, но он все смотрел, будто надеялся все-таки найти знакомое лицо. Только сейчас он понял, что из всех обитателей Коровьей Лужайки только ее, Раннвейг, побочную дочь Халльгрима, он по-настоящему хотел здесь повидать. Ведь это она, единственная из всех, не встретила с презрением и надменностью его сватовство, она хорошо отнеслась к нему такому, каким он был тогда, она вдохнула в него веру в успех – да она-то и подсказала ему мысль поехать на Зеленые острова за доказательствами своего происхождения. И ее… увезли?
– Но почему ее тоже? – спросил Бьярни. О Раннвейг он Торварду конунгу не говорил ни слова!
– Дуреха сама напросилась. – Фру Арнгуд всхлипнула напоследок, уже почти успокоившись.
– Как это – сама?
– Ну, когда Торвард конунг объявил, что увозит Ингебьёрг, она, Раннвейг, сказала, что поедет с ней, чтобы разделить судьбу своей сестры. А он сказал: поехали, на корабле места много. Хорошо, хоть будет кому за ней присмотреть, моей ягодкой, хоть будет кому за ней ухаживать. Зря, что ли, мы столько лет ее кормили, за свою держали, одевали как свободную. Сколько раз и я, и Ингебьёрг ей рубахи отдавали почти неношеные, хенгерок ей справили из такой уж хорошей шерсти, только вот неровно покрасилась. А так совсем хороший получился хенгерок, хоть сама надевай.
Похоже, фру Арнгуд видела нечто естественное в том, что девушка-рабыня добровольно пошла в плен за своей госпожой, чтобы и там ей прислуживать. Но Бьярни не знал, как расценить этот поступок. Что это – привычка рабыни тупо следовать везде за своей госпожой или решимость самоотверженного любящего сердца? Раннвейг, кажется, была привязана к своей знатной сестре, хорошо о ней отзывалась, старалась в разговоре с Бьярни оправдать ее надменность и разборчивость.
Да и не была она в то время рабыней! Ведь Халльгрим уже тогда погиб, а после смерти человека, имеющего детей от рабыни, эта рабыня вместе с детьми получает свободу. Такой закон есть даже у фьяллей – Торвард конунг ведь упоминал, что именно так когда-то получила свободу его мать, рожденная рабыней от хёвдинга. Ибо не годится, чтобы кто-нибудь, кроме самого отца, владел кровными родичами. Бьярни этот закон хорошо знал: ведь не так давно закон о правах «детей рабыни» и к нему самому имел непосредственное отношение. И Раннвейг, неглупая и сообразительная девушка, наверняка тоже его знала. Не вспомнила в суете и потрясении набега, что смерть отца-господина делает ее свободной и никуда идти за его законной дочерью она уже не обязана? Или она не придала значения перемене своего положения?
Да и не так уж велика эта перемена, строго говоря. Ведь наследства либо приданого таким детям все равно не положено, и Раннвейг предстояло точно так же жить в доме и выполнять все ту же работу. Ее только уже нельзя будет продать или как-то еще ею распорядиться против ее воли, но идти ей больше некуда.
Но и к фьяллям ее никто не посылал. Она решилась на это сама, чтобы быть с сестрой. И Бьярни ощутил настоятельное желание отправиться в путь как можно быстрее. Если не Ингебьёрг, то Раннвейг уж точно заслуживает того, чтобы поскорее вернуться домой!
До осенних пиров оставалось еще около двух месяцев, но Бьярни, не зная, какие еще сложности его ждут, не хотел задерживаться. «Синего Змея» снова готовили к походу, и теперь находилось еще больше желающих сопровождать сына Сигмунда: во всей округе Бьярни стал настоящим героем, каждый день в усадьбе толпились гости, жаждущие поглазеть на него самого и на привезенные подарки. И когда прошел слух, что он снова уходит в море, Бьярни стали прямо-таки осаждать желающие поучаствовать в его будущих подвигах. И даже известие о том, что идти предстоит не куда-нибудь, а во Фьялленланд, в самое логово грозного конунга фьяллей, мало кого испугало. Люди настолько верили в доблесть и удачу Бьярни, что, казалось, пошли бы за ним хоть в подземелья Хель.
Сам Бьярни, не показывая вида, был вовсе не так уверен в своей непобедимости. Другое дело, он просто не мог поверить, что Торвард конунг затеял все это с целью его погубить. «Элит просила, чтобы я тебя не убивал…» Или просьба Элит сдерживала Торварда там, на Зеленых островах, а здесь ведь ее нет. Но зачем ему это надо? Ведь это не Бьярни убил двоих его братьев. Он вообще ничего плохого ему не сделал. Главным чувством Бьярни перед этой поездкой была не столько тревога, сколько недоумение. Тревожился он только за девушек. Как знать, что с ними сталось в плену, среди фьяллей, имевших славу диковатого племени, соблюдающего множество старинных обычаев.
За проливом Двух Огней «Синий Змей» тронулся на север вдоль побережья Квиттинга. Дней через десять, миновав землю раудов, он вступил в пределы Фьялленланда. Границей служил Трехрогий фьорд, в котором стояла большая усадьба местного ход-трединга: на нем лежала обязанность охранять границы страны от нападений с юга. И Бьярни немедленно назвал свое имя: будь что будет.
– А, да, я знаю! – ход-трединг, высокий и худощавый мужчина по имени Лейдольв, а по прозвищу Уладский Беглец, даже обрадовался. – Конунг о тебе говорил. Он ждет тебя, и я рад, что ты не заставил ждать себя долго.
Чего конунгу нужно, Лейдольв ярл или не знал, или предпочел смолчать. Но в молодости он несколько лет прожил на Зеленых островах, где отбился от дружины своего вождя и попал в плен к ригу Брикрену, и они с Бьярни с удовольствием скоротали вечер за разговорами, которые было любопытно послушать и всем тамошним домочадцам. А наутро Бьярни отправился дальше.
Многочисленные местные рыбаки указывали путь, и до Аскефьорда он добрался без приключений. С Дозорного мыса взвился белый столб дыма – его заметили, но один корабль с дружиной человек в тридцать-сорок здесь не посчитали угрозой. С берега закричали, спрашивая, кто и к кому, Бьярни назвал себя, и к нему приблизился кормчий на лодке, чтобы провести мимо подводных камней.
– Конунг дома должен быть, – охотно говорил кормчий, коренастый мужчина с обветренным лицом и двумя косами. – Он обещал, что теперь уж до самой зимы никуда не тронется, так что ты его, скорее всего, в Аскегорде и найдешь.
«Синий Змей» встал у песчаной площадки, носившей название Конунгов причал, и хотя усадьбы отсюда видно не было, кормчий указал тропинку, уводившую вверх по берегу через сосновый бор.
– По тропе иди, и там Аскегорд будет. Не ошибешься – у него над крышей большого дома ясень растет, такой дом у нас во фьорде один. А может, он и на свете такой один, как знать?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
