Нечто подобное было знакомо и мне.
– С латиноамериканцами то же самое, – ответила я. – Послушали бы вы мою приятельницу Эмбер. По ее словам выходит, что она жертва геноцида.
– Америка – рассадник гнева.
– Да, здесь накопилось много ярости.
– Насколько я могу судить, это ведет в тупик. Мне приходилось беседовать в школах: «черные» ученики бросают занятия, не хотят стараться, неправильно одеваются, а потом обвиняют во всех своих проблемах «систему». Меня спрашивали, как я всего достиг и как преодолел предрассудки. И я отвечал, что не имел никаких предрассудков. Много работал и так добился всего. Черные американцы не хотели слушать меня. И белые, честно говоря, тоже. Кажется, удивлялись мне по тем же причинам.
– С латиноамериканцами то же самое, – повторил я. – Не со всеми, но с многими.
Андре покачал головой:
– В Нигерии муниципальные начальные школы не факультатив. Их просто не существует. Здешние черные дети не сознают, какими пользуются благами. Это одна из причин, побудивших моих родителей уехать из Африки. Черные хотели привлечь меня к своим вылазкам. Они не понимают, что у меня другой жизненный опыт и их выступления меня не интересуют. Они называют себя афроамериканцами, но ничего не знают об Африке. Я просил их назвать хотя бы две реки на континенте, и никто не сумел. Америка – замечательная страна. Нужно только стараться, и все получится. Просто, как день. Вот взгляните на меня.
– Или на меня.
– Я гляжу на вас с большим удовольствием, – улыбнулся Андре.
Я снова вспыхнула.
– У вас добрый глаз.
Он потянулся через стол и поцеловал меня. Быстрый, изящный поцелуй в губы.
– Ваш муж – безумец.
– Бывший муж, – скоро будет бывшим. Но для меня он уже прошлое.
– Мне нравится, что вы это сказали. Знаете, Ребекка, я мог бы смотреть на вас вечно. – Я смущенно отстранилась. Сама не знаю почему. Наверное, потому, что на нас глазели люди. Не все же знали, что я развожусь. И не всем нравилось, что у нас разный оттенок кожи.
– Не продолжить ли нам? Что предпочитаете на десерт? – Андре в очередной раз продемонстрировал хорошие манеры и, видя, что я смущена, переменил тему разговора.
– Я не ем десерт.
– Поэтому вы такая стройная. Но один не повредит. Всего один. – Легким жестом Андре подозвал официанта и спросил, что у них самое лучшее на десерт. Официант посоветовал горячий шоколадный торт. – Отлично. Возьмем его. И что-нибудь вкусненькое на ваш выбор. Плюс две чашки кофе. Вы ведь пьете кофе, Ребекка?
Я покачала головой:
– Мне травяной чай. Официант кивнул и исчез.
– Извините, что заказал за вас, – улыбнулся Андре. – Следовало сначала спросить вас. Но когда я только переехал в Америку, на меня смотрели как на ненормального, потому что я заказывал чай, а не кофе. Я привык к кофе, но в восторге от того, что вы предпочитаете чай. Обещаю никогда больше не заказывать за вас.
– Все в порядке, – успокоила я его. – Приятно, когда о тебе заботятся.
Вернулся официанте шоколадным тортом и сырно-черничным пирогом. Я позволила себе отведать кусочек, каждого. Вкус был такой отменный, что я чуть не заплакала. Андре налил нам еще по бокалу вина и предложил тост:
– За следующие выходные.
– За следующие выходные, – откликнулась я и тут же спохватилась, поскольку понятия не имела, что должно произойти в следующие выходные.
– Поедем в Мэн.
– Кто?
– Мы – вы и я.
– Вы и я?
– Я думал, вы знаете. – Андре лукаво улыбнулся, и на его щеках появились ямочки.
– Никто ничего не говорил мне. – Из-за спиртного я вела себя глупее, чем следовало.
Андре положил теплую ладонь мне на руку.
– Я только что сказал. Ваша очередь отвечать. Вы, я, ночлег и завтрак. Я знаю одно хорошенькое местечко во Фрипорте. Там превосходные магазины. Плачу я. Если бы чуть пораньше, могли бы покататься на лыжах, но весной во Фрипорте замечательно гулять.
Я съела еще кусочек шоколадного торта. Кусок был толще и слаще, чем все, что я пробовала.
– Никогда в жизни не каталась на лыжах.
– Выросли в Скалистых горах и никогда не катались на лыжах? – удивился Андре. – Какой позор!
– Знаете там такой городок Альбукерке?
– Конечно.
Я рассмеялась:
– Вы не поверите, сколько людей вообще не слышали о таком. Не слышали, что есть штат Нью-Мексико и его крупнейший город находится на высоте пяти тысяч футов над уровнем моря. Все считают, что я из пустыни.
– Я знаю о вас больше, чем вы подозреваете. Давайте поедем кататься на лыжах. В Южную Америку. Плачу я.
Лыжи – одно из моих увлечений. Будем кататься по равнине – это не опасно.
– Право, не знаю.
– Тогда магазины. Знаете, как ходить за покупками?
– Это я умею.
– В таком случае заберу вас в пятницу после работы. Подойдет?
– А если я не захочу подолгу гулять?
– Останемся в гостинице. Или пройдемся по соседнему лесочку, поговорим о вашем журнале.
– Это я умею.
– Значит, договорились.
Мать бы умерла, узнав, что я собиралась сделать. В глазах ее Бога я замужняя женщина, католичка, испанка и потомок древнего европейского королевского рода. И, тем не менее, я планировала провести выходные с афро-британцем, при этом не моим мужем. Чего доброго, наряжусь в свое новое красное белье.
– С удовольствием, – ответила я.
Не понимаю, откуда у меня такая уверенность, что я поступаю правильно?
И я не сомневалась: Господь одобрит меня.
САРА
Как правило, я не прошу в своей колонке пожертвований. Но я получила ужасное сообщение по телефону. Приют для бездомных «Тринити-Хаус» в Роксбери не уложился в смету, потому что нынешней весной родилось очень много детей. Удивительная в истории Бостона плодовитость объяснялась необычайно холодной прошлой осенью. Без пожертвований малютки остались бы голодными. И я умоляла: откажитесь сегодня от «Старбакс» – купите «Симилак».[166]
Из колонки «Моя жизнь» Лорен Фернандес
Я очнулась. Стены были небесно-голубыми. Шторы – серыми с красным, как в дешевой гостинице. Я слышала пиканье аппаратов и ощущала тяжелый запах антисептиков и йода. Я повернулась к маячившей рядом белой тени и заметила поправлявшую капельницы женщину. Увидев, что я открыла глаза, она улыбнулась. Но при этом выглядела удивленной.
– Выкарабкались?
– Выкарабкалась? – Я старалась повторить слово, но во рту пересохло и болело: он был полон пластиковых трубок. Женщина заметила в моих глазах немой вопрос и ответила:
– Вы больше двух недель то спали, то просыпались. Вы в больнице, Сара.
Я покосилась на пищащие аппараты и смутно припомнила, что уже видела их. Мне казалось, что это дурной сон. Трубки в носу и горле мешали говорить. Я только моргала и пыталась ощутить руки, ноги и все прочее, но не могла. Ничего. Сестра сказала, что сообщит всем, что я выкарабкалась, и ушла.
