Слова историка убеждают в том, что в средневековой Европе был тайный интерес к забытым корням своей прежней религии. И лучший пример тому даже не слова Гиббона, а блестящий труд английского философа Джона Локка, основателя либерализма. В XVII веке, того не ведая, он повторил религиозную концепцию Чингисхана, но иным, научным языком. Слово в слово.
Разумеется, поразительное сходство мысли – до деталей! – отнюдь не случайно, знания ученого копились не в сознании, скорее, в его генах. Кровь заговорила в нем. Вот чего боялся папа римский, вот для чего организовал крестовые походы. Он боялся, что тюрки-католики вспомнят Алтай, веру в Бога Небесного и придут к мысли о ненужности папы и его свиты, которые увлечены политикой, и только политикой.
Люди, пусть и одурманенные Церковью, опасны тем, что в них рано или поздно проснется генетическая память и они, очнувшись от угара, начнут действовать. Бессмыслица и мифы им уже не покажутся религией…
Чингисхана называют «монголом», рисуют узкоглазым, лицом, одеждой не похожим на тюрка. И это очередной трюк Запада, его науки, умышленно искажающей прошлое. Из-за страха. Алтайский «варвар» и внешне иной, по описанию современников, его отличали большие голубые глаза, утонченное, чуть скуластое лицо, густая рыжая борода, а его отца – зеленые глаза, отсюда прозвище рода – Зеленоглазые (Борджигин), такие глаза тюрки сравнивали с невызревшей смородиной. Внешность отца и сына была в точности такой, как у их предков, которых волны Великого переселения народов доставили в Европу. Европеоиды? Очевидцы утверждали, что да. Политики от науки – нет. Кто прав?
А столь ли это важно выяснять, кто прав? Человека красят дела, поступки, но не лицо. Чингисхан был самым красивым тюрком на свете, потому что жил с верой в Бога Небесного. И в том был весь человек…
Между прочим, само слово «монгол» появилось при жизни Чингисхана. Может быть, чуть раньше. Как? К сожалению, подробности здесь не вполне ясны. Но в 1206 году правитель Алтая заявил своим подданным: «Народ, который связал себя со мной, против всех; народ, который вооружил мою мощную мысль своей великой силой. Этот народ, чистый, как горный кристалл, я хочу, чтобы назывался кеке-монгол». (То есть «небесное счастье».)
Вот, оказывается, откуда «монголы».
В устах Чингисхана слово значило не народ, а счастье, которое дарует народу вера. В том был тонкий расчет и никакого этнического подтекста. «Монгол», «монгал» и «могол» в Средние века считались синонимами, за ними стояла национальная идея, которая крепила не отдельно взятый народ, а народы, вставшие под знамя Бога Единого, принявшие Ясу Чингисхана… Веротерпимость отличала Алтай в его политике, в его делах. И это нельзя не заметить.
Западная церковь плодила «новые» народы, Халифат отказался от национальных корней, назвав мусульман «арабами», а Чингисхан призывал к единству человеческого рода. К родству людей, у которых один отец и одна мать, Адам и Ева. Он искал то, что объединяет и примиряет. Вот что раздражало и Запад, и Халифат – политика Алтая, которая была перспективнее.
Разумеется, об этнических оттенках слова «монгол» тогда не было и речи.
…Первыми силу армии Чингисхана узнали китайцы, которым Алтай платил дань. Император удивился прибытию далеких послов, удивляло их требование. А оно было ясным как день, Алтай назначал дань китайскому императору, этому «самому ничтожному из людей». Услышав такое откровение, китайцы потеряли дар речи. Но им быстро вернули его. Чингисхан вошел в Китай, девяносто городов окружил и взял штурмом. Огромная армия китайцев стонала от собственного бессилия. Всадники наводили ужас, они малыми отрядами появлялись из ниоткуда и туда же исчезали после внезапной атаки. Били и отступали, то была тактика войны тюрков с превосходящим противником.
Принято думать, что компас изобрели китайцы, нет. Не у них тогда был компас. И здесь не обошлось без гения Чингисхана, он, как выяснилось, знал Китай лучше, чем сами китайцы. Успешно воевать помогали знания, собранные разведкой, а это – географические карты. И разумеется, геодезические инструменты, без которых карту не составить, без компаса и астролябии, они были у тюрков в начале их «степной» истории, то есть с I века.
Войско уверенно продвигалось вперед, разведка – одно из достижений Чингисхана! – в походе была безупречна, предсказывая события грядущего дня. Китайцы получали удар за ударом, всегда неожиданно и в самое больное место. Чиновникам императора ничего не оставалось, как самим пригласить послов Чингисхана и согласиться платить тюркам дань.
Однако завоеванием Китая эту акцию Чингисхана называть нельзя – неправильно. Алтай и Китай имели слишком много общего, что видно даже из их топонимов. Скорее, то были две части большой центральноазиатской страны, одной единой культуры. Великой Поднебесной империи, родины общих предков: культ Неба сплотил их задолго до новой эры. Они не составили государства в привычном понимании этого слова, потому что в античные времена были свои представления о государстве. Видимо, тогда произошла простая смена правителей, которая со временем бывала в каждой крупной империи…
Вторым походом Чингисхан взял власть над Северным Китаем. Но полководец не был бы мудрейшим из мудрых, не проявляй он избранность. Бог открывал ему то, что другие не замечали. В хлопушках салюта, устроенного в его честь, он увидел ружье – огнестрельное оружие. И понял, в руках китайцев порох – ключ к средневековому миру, а они, не догадываясь о том, пускали его на хлопушки.
О непобедимой армии Чингисхана западные ученые пишут как о полчищах «диких кочевников» (в точности как об Аттиле), но о технических ее новинках молчат. Например, о зажигательных снарядах – прародителях артиллерии… Нужна книга, чтобы рассказать о Чингисхане-полководце. То был художник на поле брани, всегда придумывал что-то свое. Скажем, каждому всаднику дал два коня, чтобы тот на ходу менял их в походе, и армия стала вдвое быстрее. Конница Чингисхана появлялась чуть раньше, чем ее ожидал враг. Ее удар был точным и неожиданным.
В обыкновенной степной колючке он увидел оборонительное оружие – железный шип. Ими срывал атаки неприятеля, сбивал любое преследование, рассыпая шипы перед наступающим врагом. Все в его армии было неповторимым, как в мастерской великого художника.
…Следующим после Китая на пути Чингисхана стоял Халифат, мусульманская страна, где жили потомки парфян, бактрийцев, кушан – словом, тюрки, отошедшие от Алтая. У них уже давно не было единства. Самовлюбленный султан Хорезма Мухаммед, царствовавший на землях от Персидского залива и границ Индии до Дешт-и-Кипчака, недостойно повел себя. Не как мусульманин. Он тайно сочувствовал секте исмаилитов, которая по-своему развивала теорию ислама, у нее были иные взгляды на Единобожие, на Коран. Взгляды, подозрительно близкие к католическим, та же самая философия «наместничества».
Идея наместничества находила сочувствие у представителей разных течений в исламе. Так, багдадская надпись 1221 года, ее приводит академик В. В. Бартольд, неплохо поясняет эту мысль. Халиф Насир называл себя «имамом, повиноваться которому предписано всем людям», «халифом господа миров». Возвеличивание себя становилось нормой духовных лидеров и в Халифате, и в Западной церкви. Видимо, в том и выражал себя процесс разложения духа, который, согласно тюркской традиции, духовенство обязано беречь. Меняя тюркские традиции веры, религиозные лидеры разрушали и саму веру. Так, один из багдадских халифов, принимая «египетского посла, сидел на престоле с плащом пророка на плечах, с мечом пророка на поясе и с посохом пророка в руке; на вопрос пораженного таким великолепием посла: «Не сам ли это Аллах?» – государь будто бы ответил: «Это – заместитель Аллаха на земле его».
Высокомерие, чванство и показная роскошь духовенства вызывали протест у истинных верующих. Отсюда рост «сект» и «еретических» течений, отсюда несогласия, которые стали отличать мир христиан и мусульман. Вот почему слова Чингисхана о чистоте веры были ясно услышаны и на Западе, и на Востоке.
Не сразу понял двуликий султан, кто перед ним!
Чингисхан не хотел воевать с мусульманами, он искал дружбы и союза с братьями тюрками, жившими в Халифате, предложил выгодную торговлю на «шелковой дороге». В 1218 году отправил султану караван с дорогими подарками. Однако тот напал на караван, купцов убили, товары украли. Чингисхан потребовал удовлетворения, Мухаммед убил и послов, заподозрив в них угрозу. Тогда оскорбленные мусульмане сами обратились к «великому заступнику всех тюрков», так записано в их обращении. Им стал неприятен султан с душою раба, который ждал момента, чтобы объявить себя арабским «папой римским», то есть наместником Аллаха на земле (Ага-ханом).
