Сыктывкар и Уфа.
Первая моя командировка была в Сыктывкар и Уфу. Середина лета.
Заранее подготовился – купил карты обоих городов, почитал о них что можно. Вылетели из Шереметьево на ТУ-134. Впервые в жизни лечу на самолете. Когда набрали высоту, внизу как на карте лежат подмосковные водохранилища – Клязминское, Пестовское, Учинское.
Погода ясная. Все два часа полета не отрываюсь от иллюминатора. При подлете к Сыктывкару внизу сплошной лес. Никаких населенных пунктов, озер, рек, полей. Вдалеке три лесных пожара. Дым от них поднимается на километр вверх, а дальше клубы срезаются, будто незримым стеклом.
Сыктывкар – столица республики Коми. От Москвы он в полутора тысячи километрах на северо-восток. Аэропорт Сыктывкара расположен практически в центре города. Два раза в неделю, в семь утра гостиницу будит рев авиадвигателей. Вокруг сосновая тайга, а
Сыктывкар сплошь в березках. Город небольшой и тихий, живет тысяч двести пятьдесят. Много деревянных домиков (первый этаж каменный). В центре – многоэтажные дома сороковых, пятидесятых годов. Красивая центральная площадь. Ее окаймляют здания администрации и филармония.
На площади много зелени и ни одного автомобиля и пешехода.
Автомобили в городе преимущественно отечественные. Цены на продукты московские. Стрижка дешевле в два раза. В городе редки киоски и реклама, как при социализме. Бабушки на улице у гастронома продают чернику в литровых стеклянных банках. Часто встречаются рыжеволосые люди. На улице пристает мошка (с ударением на -а-), маленькие черные мушки, размером с муравья, а кусаются как слепни. Мошка бросается на всех, выходящих из гостиницы, вьется перед лицом и кусает в открытые части тела. Дамы из сыктывкарского света покрывают себя защитным кремом.
Рядом с гостиницей небольшой парк. Здесь по утрам я бегаю по пешеходным асфальтированным дорожкам. Асфальт шероховатый с буграми от корней, как в 70-е годы в Московских дворах. Кроссовки стираются как об наждак. Делаю несколько кругов, чтобы набрать дистанцию. С шестого этажа гостиницы видна Вычегда с пологими песчаными берегами.
Через сотни километров она впадет в Северную Двину. Противоположный берег Вычегды безлесный с почерневшими избами. Там совсем другая жизнь. Пробовал бегать вдоль реки – слишком много мусора на прибрежном песке.
В краеведческом музее ни одного посетителя. Мы здесь по причине выходного дня и дождя. Когда переходим из зала в другой, смотрители за нами гасят свет. Рисунок начала 60-х: Сыктывкар зимой. Все белое от снега. Толстым слоем он покрывает дороги, крыши домов и ветки деревьев. Слева трехэтажный дом. Справа – центральная улица города.
По ней едет автобус, таких моделей уже нет в стране. А перед ним улицу переезжает лыжник.
Стали проверять систему – работает нормально, только появились ошибки при приеме данных из местного КГБ. В ответ на запрос возвращаются дублированные фамилии запрошенных. В нашей группе пять человек: двое из МИДа, тетенька из нашего отделения, изображающая компетентность и деятельность, Коля – сетевик и я, как программист.
Меня попросили съездить и попробовать разобраться. Кгбешники должны были бы вызвать своего программиста, но что-то у них не получалось, чтобы не задерживать приемку поехал я, хотя совершенно не представлял, что у них за программа. К нашему представительству на красной иномарке подъехал сыктывкарский кгбешник, дяденька лет тридцати, в черных очках, с бритым затылком и отвез меня в управление. Мне пришлось подождать на входе, пока оформляли пропуск.
Стоит офицер, рядом голый облезлый стол, два ободранных стула, один без спинки. Бритоголовый вернулся, и мы пошли по коридорам. Не видно ни одного человека. На полу ободранный линолеум, отбитая кафельная плитка разного размера и цвета. Проблема с программой оказалась простая. Мне просто повезло.
Приемка прошла успешно. По завершении – культурная программа.
Посетили минералогический музей. Здесь такое изобилие камней и таких размеров, с Московским политехническим не сравнить. Кварц, уголь, руды разные. Просто хочется рвать и метать. Лежит кусок нефти.
Оказывается, в некоторых месторождениях нефть выглядит как вязкая смесь с песком и глиной. В скважину загоняют воду, разбавляя нефть, а потом выкачивают.
В последний день сотрудники представительства повезли нас на пикник. Промелькнул обшарпанный рабочий пригород Сыктывкара, в котором живут семьи рабочих бумажного комбината. А вот и сам бумажный комбинат. Все пять минут, пока мы летели на высокой скорости мимо длинного забора, в салоне стоял крепкий дурной запах.
Дороги совершенно пустые. Заехали в лес. Асфальт местами выщерблен.
Эта дорога идет к крутому берегу Вычегды. Ее строили специально для партийных гостей из центра лет тридцать назад. По обеим сторонам сплошная молодая сосна, по земле стелется серый лишайник, травы нет.
Выехали на берег Вычегды. Отсюда хороший вид на окрестности, обдувает, и потому меньше мошки. Развели костер. Еда домашняя, вино.
Наш старший полез купаться. Я тоже спустился к реке. Впервые вижу такое сильное течение. Стоять можно только по пояс. Зайдешь глубже – уносит. Вот это река. Поели морошки. Водитель представителя в десяти шагах от нашей стоянки увидел барсука, погнал его на меня и я сфотографировал его.
Когда машины представительства уже везли нас в аэропорт, мы попросили остановить у универмага. Все дни были загружены – не нашли времени купить что-то на память. Малахитовые шкатулки я пропустил, а купил маленьакую куклу с косыми глазками, в песцовой шапке и берестяной шубке с узором.
Из Сыктывкара наш путь в Уфу. До Уфы тысяча километров. Сели на
АН-24. Сиденья здесь сдвоенные (в ТУ-134 – по три). Мне повезло, сижу у иллюминатора. Только большущий винт загораживает. Впрочем, когда поднялись в небо, винт, как и шасси, куда-то исчез. Домики и деревья становятся все меньше и меньше. Стюардесса подробно рассказала и показала нам, как пользоваться спасательными жилетами.
А потом в салон вышел командир корабля и стал разучивать с нами песню: 'Бак пробит, хвост горит, и машина летит на честном слове и на одном крыле'. Всех кто выучил, стюардесса обошла с подносом грызных конфет, а командир посмотрел в иллюминатор и вернулся в кабину сажать самолет.
Весь полет в салоне стоял грохот, как в прессовом корпусе, в
ТУ-134 тише.
При подлете к Уфе поражает совершенное безлесье. Внизу прямоугольные поля разных размеров и оттенков, разделенные узкими полосками деревьев. От аэропорта до города минут двадцать на машине.
В Уфе живет больше миллиона. Башкиры, русские, татары. В пригороде нефтеперерабатывающие заводы. В городе в основном старая застройка, лишь в центре есть несколько современных многоэтажных зданий банков или крупных фирм, но небоскребами их не назовешь. Пробок нет, но движение оживленное, сильно пахнет плохо очищенным бензином. Запах так же долго держится, как запах дизельного топлива. С запада Уфу омывает река Белая, с востока – река Уфа.
Нас хорошо встретили. Поселили в двухэтажной гостинице для бывшей партийной элиты. Особняк 50-х годов в центре города с одним входом, на этаже семь номеров. Чисто. Пожалел, что не взял фотоаппарат на завтрак. Весь стол заставлен красно-черной икрой, белуга, салат с крабами, другие закуски. Арбузы, кофе-чай, горячее. Всего не запомнил.
У башкир голова отличается от европейцев. Смотрел в основном на женщин. Если посмотреть сбоку, линия скулы и линия макушки составляют угол между собой. У европейцев эти линии пересекаются в бесконечности. У башкир крупный лоб и острый подбородок.
Начальник представительства Палыч – человек доброжелательный. По виду он башкир или татарин. В городе у него много друзей и связей.
Ходит в неудачном коричневом костюме. Иногда он засовывает руку в карман пиджака, и тогда ему делает замечание его помощница. Даже нас, посторонних, не стесняется.
Палыч устроил нам обед у председателя одного из банков. Нас пригласили в зал со столом посередине. За столом мы – пятеро москвичей, Палыч и председатель банка. Перед каждым бокал с кумысом.
Напиток непривычный. Отпиваем понемногу, нужно же показать уважение.
Но официантки с острым глазом тут же доливают до края.
Потом кумыс стал присутствовать за каждым обедом. Мы привыкли к нему. Башкиры говорят, что кумыс и конина – полезные вещи. Лошадь, в отличие от коровы не болеет туберкулезом. Нам рассказали, что даже французы ездят за конской колбасой в Башкирию. А кумыс? Разве сравнить его с Парижским?
Палыч сводил нас в мечеть. Она сильно отличается от православного храма. У входа все снимают обувь. Внутри большая комната, пол полностью покрыт ковром. Во всех стенах по два, три окна, как в обычном доме. Никаких икон, скульптур, свечей, аналоев, канунов.
Единственная надпись на арабском – слова аллаха.
