– Я пойду с вами, – сказал Торкилстон.
– Нет, – возразил я.
– Сэр Ричард, посмотрите на себя в зеркало!
– Мужчину красят шрамы.
– У вас нет шрамов, – напомнил он. – Но будут, если еще удастся уцелеть, в чем я сомневаюсь. Бешенство – плохой помощник.
Я покачал головой:
– Сэр Торкилстон, мне нужно кое-кого навестить. Но мне нужно, чтобы на это время тыл был прикрыт. Я оставляю с вами Пса, он нечисть чует любую и рвет в клочья. Поможет не только с нечистью справиться… Если будет угроза Амелии и ее детям – сразу почует. А я на Зайчике…
Он сказал было упрямо:
– Но два меча – это…
Умолк, я кивнул:
– Вы правы, за моим Зайчиком не угнаться. Не обижайтесь, но придется останавливаться и защищать вас. А я хочу побыстрее добраться до этой мрази, что обещает уничтожить вдову и ее детей.
Я выскочил из дома, Зайчик прибежал на свист. Сэр Торкилстон крикнул с крыльца пониженным голосом:
– Вдову?
– Увы, да, – ответил я.
– Вы точно знаете?
– Да, – ответил я.
Он наморщил лоб:
– Сэр Ричард… вы крутую кашу заварили. Я слышал, в город приехали четверо бывалых бойцов, двоих я знаю хорошо. Может быть, стоит их позвать поработать? Это будет стоить недорого, а охранять госпожу Амелию они сумеют…
– Хорошая идея, – сказал я горячо. – Приглашайте! Я все оплачу.
– Я поторгуюсь…
– Но не слишком, – предостерег я, – нам каждый человек важен, а деньги у нас пока что есть.
Зайчик нетерпеливо потряхивал роскошной гривой, огненный глаз косит в нетерпении: что за черепаха этот хозяин… Меня все еще трясет, я похлопал его по шее, он посмотрел удивленно.
– Все путем, – заверил я с неловкостью. – Это я так… Что это мы в глухой обороне, будто и не люди вовсе? Что-то долго я на этот раз терпел. Совсем обобщечеловечился, тряпка…
Он не дрогнул, когда я запрыгнул в седло, только уши запрядали, стараясь уловить, что же меня так дернуло. Мы выметнулись, как будто из горящей конюшни.
Дробно застучали копыта, на улицах с криками бросались к стенам, мы несемся посредине, а кто не уступил дорогу вовремя, сам виноват. Дважды или трижды в сторону отлетали человеческие тела, а я направил коня к центральной части города.
Тегер, который похвалялся вновь изнасиловать Амелию, с компанией своих ублюдков сидел на открытой площадке перед трактиром дядюшки Крокуса. Площадка огорожена решетчатым заборчиком из крашеных дощечек, за тремя столами человек двенадцать, все наглые и уверенные, пьют и хохочут. Женщин на улице провожают такими взглядами, что даже шлюхи опускают головы, стараются убраться из виду как можно быстрее.
Я на скаку вытащил веревку с петлей, у одних это называется арканом, у других – лассо. Те и другие умеют метать его издали, но я не те и не другие, потому остановил коня рядом с заборчиком, держа веревку наготове.
Они сразу опустили кружки и смотрели с заинтересованным ожиданием. Никто даже не потянулся к мечу или ножу, сейчас ясный день, городская стража близко, да и не сумасшедший же я, заводить ссору с целым отрядом.
– Ты! – крикнул я. – Пьяная мразь!.. Думал, сойдет с рук?..
Он в двух шагах, но я не был уверен, что смогу даже с двух шагов метнуть лассо, потому спрыгнул прямо с седла на ту сторону заборчика. Петля мелькнула в моих руках и широко легла на шею Тегера, захватив и плечо. Я поспешно дернул, чтобы захлестнула именно шею, прыгнул обратно в седло и, быстро намотав веревку на седельный крюк, послал Зайчика вдоль улицы.
Конь ринулся, как будто им выстрелили из катапульты. За спиной затрещало, забор разлетелся в щепки, как стая вспугнутых голубей. Мы пронеслись два квартала прежде, чем я оглянулся. Тело задушенного Тегера волочится, подпрыгивая и ударяясь о неровные булыжники мостовой. Одежда излохматилась, и если он еще и жив, то уж в таком состоянии, что не вытащит нож, чтобы перерезать веревку.
На улице разбегались с криками, труп на поворотах заносит и с размаху бьет о стены, деревья, столбы. Я сцепил зубы, одной рукой вытащил меч, дома мелькают, как будто на полном скаку мчатся навстречу и лишь в последнее мгновение успевают отпрыгивать в сторону.
Распахнулась площадь, на той стороне роскошный дворец Бриклайта. Перед ним кучки народа – то ли праздношатающиеся, то ли бедолаги, попавшие к нему в зависимость и льстиво старающиеся попасть на глаза всесильному хозяину города.
Зайчик пронесся, победно гремя копытами. За нами тянется след слабого крика, но мы опережаем его намного, и когда копыта прогремели перед самым дворцом, народ лишь подался в стороны.
Я взмахом меча перехватил туго натянутую веревку, крикнул яростно:
– Эта сволочь наказана… вы знаете за что!.. И трое остальных подонков умрут так же страшно! Семя Бриклайта будет вырвано с корнем!!!
Зайчик развернулся и понесся, все больше набирая скорость. За спиной остались крики, свисток дудки городской стражи, я видел даже обнаженные мечи, но Зайчик все набирал скорость, впереди наконец появилась городская стена.
– Давай, – сказал я, – на ту сторону. Через ворота не светит…
Зайчик всхрапнул обиженно, зачем такое говорить, когда он сам раньше меня все понял и направился именно сюда. Еще два могучих удара копытами, сильный толчок, меня вжало в седло так, что заскрипели кости во всем теле. Стена выросла и опустилась. Копыта почти задели ее верх, но Зайчик подогнул ноги, и теперь мы неслись навстречу стремительно приближающейся земле.
Я едва удержался от желания закрыть глаза, не такая уж и высокая эта стена, но все-таки тряхнуло еще сильнее, позвоночник затрещал и кости заскрипели. Зайчик помчался в сторону гор, город за спиной быстро уменьшается, а ветер все сильнее выворачивает губы и пытается выдавить глаза.
– Тихо-тихо, – взмолился я. – Понимаю, тебе хочется показать себя в полной красе… но что делать, нам пока так далеко не надо.
Он остановился так резко, что я, даже крепко-накрепко вцепившись в ремни, едва не перелетел через голову ему под копыта.
Среди ровной выжженной пустыни, где желтая трава жмется к земле, вздымается башня из темного камня, блестящая, словно по стенам все время стекает вода.
Я смотрел и не верил глазам: исполинские камни, из которых сложена башня, по размерам побольше тех, что в Баальбекском храме. Непонятно, как их затаскивали наверх, откуда вообще их везли, поблизости ни гор, ни каменных карьеров.
В трещинах башни угнездились уже не кусты, а целые деревья, сейчас голые ветки угрожающе вздымаются к небу. От ворот так и пышет доледниковым периодом, в то же время ни ржавчина, ни что другое не коснулось этих врат.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
