— Выкладывай, а там решим, — упавшим голосом отозвался Бурдюк.
Когда все трое достигли берега, усеянного влажной скользкой галькой, на сержанта и Калама было лучше не смотреть. В десяти ярдах от кромки воды замерла большая рыбачья лодка. Ходунок изо всех сил тянул веревку, прикрепленную к носу лодки. Он кряхтел от натуги, пытаясь подтащить судно к воде. Остальные сгрудились и негромко обсуждали бесплодные усилия их товарища. Скрипач поднял голову. Увидев приближающегося Бурдюка, он побледнел.
— Эй, Ходунок! — зычно крикнул сержант.
Баргаст повернул к нему свое ошалелое лицо и выпученными глазами уставился на командира.
— Брось веревку, — велел Бурдюк.
Стоя позади сержанта, Калам не без удовольствия наблюдал за происходящим. Бурдюк сердито проехался глазами по своим подчиненным.
— Где были ваши мозги, когда Ходунок уверял вас, что лодки грузятся на берегу, а потом их волокут к воде? Вы согласились? Вот теперь и доведите дело до конца. Лодку тащить к воде будете все. А ты, Ходунок, полезай внутрь и займи место на корме.
Лицо девчонки оставалось безучастным, будто к ней все это не имело никакого отношения.
— Слушай, Печаль, мне понадобится твоя помощь. Я думал, Скрипач с Ежом управятся сами, но они в таких делах не очень соображают.
Девчонка пожала плечами.
— Ты сумеешь поставить парус?
— Ветра нет.
— Сейчас нет, потом появится! — в отчаянии воскликнул Бурдюк.
— Я попробую, — сказала Печаль. — Парусина у нас есть. Но нужна еще и мачта.
— Возьми себе в помощники Скрипача. Укажешь ему, какое дерево лучше сгодится для мачты. Он срубит. Остальные поволокут лодку к воде.
Ходунок с наслаждением прыгнул в лодку и устроился на корме. Он вытянул длинные ноги и одной рукой обхватил борт. Острые зубы оскалились в довольной улыбке.
Бурдюк обернулся к ухмыляющимся Каламу и Быстрому Бену.
— А вы чего ждете? — спросил он.
Оба разом перестали ухмыляться.
ГЛАВА 9
Может, он тебе встречался,
одинокий, заплутавший,
проклинаемый своими
в ритуале единенья,
что собой скрепляет души
и несет их после смерти
по просторам того света?
Он, кому не сыщешь равных,
всех привычно сторонится,
скрытый времени покровом,
обреченный на скитанья…
Может, он тебе встречался —
тлан-имас, корней лишенный?
Песня про Оноса Тулана. Тук-младший
Тук-младший перегнулся в седле и сердито плюнул. Вот уже третий день, как он выехал из Крепыша, и сейчас ему очень недоставало высоких городских стен. Куда ни глянь — только трава Ривийской равнины, уходящей к самому горизонту. Налетит ветер, взъерошит желтые волны и умчится прочь.
Воин поскреб края раны, зиявшей на месте левого глаза, потом вполголоса выругался. Неужели он заблудился? Они должны были встретиться два дня назад, но в последнее время все рушилось. Сначала исчез капитан Паран. Бурдюк его так и не дождался. Потом эта гончая, вырвавшаяся откуда-то из преисподней. Четырнадцать разорванных в клочья солдат на слухи не спишешь, да и единственной оставшейся во Второй армии колдунье тоже досталось. Чего ж теперь удивляться, что и эта встреча пошла наперекосяк?
Хаос. Похоже, он становится знамением времени. Тук выпрямился в седле и натянул поводья. Дорог как таковых на Ривийской равнине не существовало. Была лишь колея, оставленная торговыми караванами, двигавшимися с севера на юг вдоль западных отрогов гор. О караванах давно уже забыли, но следы их колес до сих пор проступали среди жесткой травы. Где-то в глубине равнины обитали племена коренных ее жителей — низкорослые смуглокожие люди, кочевавшие вместе со своими стадами. Ривийцы не отличались воинственным нравом, но с появлением малазанских войск все изменилось. Кочевники не стали союзниками империи, они сражались против нее в легионах Каладана Бруда и тистеандиев. Ривийские дозорные оказались истинной находкой для здешних краев.
Моранты сообщали, что сейчас ривийцы кочевали в основном по северу и востоку равнины. Одиночество, конечно, штука не из приятных, но уж если выбирать из двух зол, лучше тяготиться одиночеством, чем нарваться на ривийцев.
Проехав еще немного, Тук обнаружил, что его одиночество не являлось полным. В лиге от него над желтым травяным унынием кружились вороны. Вестовой закусил губу и вынул из ножен кривую саблю. Ему хотелось пустить лошадь галопом, однако он не поддался искушению и поехал быстрым шагом.
По одну сторону от колеи трава была изрядно примята. Воздух гудел от карканья, похожего на зловещий хохот. Вороний пир был в самом разгаре. Тук до предела натянул поводья и чуть нагнулся вперед. Птицы чувствовали себя безраздельными хозяевами. Раз они держатся столь нагло, живых людей не осталось. Раненые, если они и были, умерли. Туку сделалось не по себе. Он не видел опасности, но ощущал ее, как будто она имела запах и вкус.
Тук сам не знал, чего ждет. Ему очень не хотелось двигаться дальше. И вдруг он догадался: магия! Убитые солдаты не сражались с противником на равных. Может, вообще не сражались, а их просто перебили.
— Какая гадость, — пробормотал Тук и спрыгнул с лошади.
Вороны нехотя расступились перед ним, давая пройти, но далеко не улетали. Не обращая внимания на их рассерженные крики, Тук приблизился к убитым. Их было двенадцать; восемь — в мундирах военно-морских частей малазанской армии. Прищурив единственный глаз, Тук узнал серебристую эмблему на их шлемах. Да ведь это не просто солдаты!
— Джакатанцы, — прошептал он.
Дивизия отборных воинов. Цвет малазанской армии. Можно представить, кому противостояли эти восьмеро, если их тела оказались изрубленными на куски. Тук перевел взгляд на остальные четыре трупа и вздрогнул от страха. Неудивительно, что эти четверо устроили восьмерым джакатанцам такое побоище. Тук присел на корточки над одним из погибших. Он немного разбирался в символике баргастских кланов. Каждый отряд у них имел свою татуировку, сделанную темно-синей краской, которую добывали из вайды* {4}. Тук осторожно перевернул убитого, взглянул на его лицо и понимающе кивнул. Ильгресы. Пока они не влились в состав Малиновой гвардии, они жили за полторы тысячи лиг отсюда, в горах к югу от Поруля. Тук медленно встал. Ильгресы считались едва ли не самыми сильными баргастскими воинами, примкнувшими к Малиновой гвардии в Чернопсовом лесу. Но отсюда до Чернопсового леса — четыреста лиг. Что же привело ильгресов в унылые пространства Ривийской равнины?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
