Предаваясь экзерсисам, он при каждом припадке ярости обращал запальчивость и злобу в новый эпизод Романа о Ферранте.
Так сюжету придалось более ехидное направленье, при котором Ферранта ждала заслуженная кара.
31. КРАТКОЕ РУКОВОДСТВО ДЛЯ ПОЛИТИКОВ[40]
Сюжет, по правде, не следовало надолго забрасывать. Конечно, поэты, описавши любопытный эпизод, на время отстраняются, дабы читатель оставался в любопытстве, именно в этом их умении увлекательность повести; но нельзя останавливать интригу на излишнее время, не то читатель о ней забудет среди параллельных линий. Пора наставала, значит, возвращаться к Ферранту.
Отнять Лилею у Роберта, это была лишь одна из двух целей, намеченных Феррантом. Второю было – навлекать на Роберта немилость Кардинала. Нелегкая цель: Кардиналу было безвестно само существование Роберта.
Но Феррант умел использовать случай. Ришелье при нем читал письмо и сказал: «Кардинал Мазарини намекает на эту английскую Пудру Симпатии. Вы слышали в Лондоне?»
«О чем идет речь, Ваше Высокопреосвященство?»
«Знаете, Поццо, или как вас там, не отвечайте вопросом на вопрос, тем более с теми, кто выше. Когда б я понимал, о чем речь, к вам бы не обращался. В любом случае, пудра или что иное, вы слышали о поиске долгот?»
«Признаюсь, мне не доводилось сталкиваться с этою темой… Если Вашему Высокопреосвященству угодно будет посвятить меня, я постараюсь…»
«Ваша фраза почти остроумна, Поццо, но звучит как – то дерзко… Я бы не был хозяином страны, посвящай я окружающих в секреты, им недоступные… если только они не короли Франции. Но это не ваш случай. Делайте что умеете: вынюхивайте, раскапывайте секреты, недоступные ни для кого. Потом изложите мне их. Потом потрудитесь забыть».
«Я поступал так всегда. Ваше Высокопреосвященство. По крайней мере, думаю, что поступал… Хотя потрудился забыть все».
«Вот теперь вы мне нравитесь. Ступайте».
Прошло время, и на памятном вечере Феррант услышал, как Роберт рассуждает подлинно о том порошке. Он не поверил своему счастью. Доложить Ришелье, что итальянский помещик, связанный дружбой с англичанином Д'Игби (бывшим приближенным Букингэма) что – то знает о Симпатической Присыпи!
Компрометируя Роберта, Феррант заботился сохранить для себя его место; поэтому довел до сведения Ришелье, что он, Феррант, выдающий себя за господина Дель Поццо (ибо работа осведомителя предполагает анонимность), на самом деле является Робертом де ла Грив и молодецки воевал в полку французов в казальскую осаду. Другой же, кто злопыхательствует насчет английской ружейной притирки, тот жульнически использует отдаленную внешнюю похожесть, а сам под именем Арабского Махмута шпионствовал в Лондоне на турецких хлебах.
Нашептывая это, Феррант подготавливался к мигу, когда, погубив брата, сумеет подменить его собой, назвавшись единственным и истинным Робертом, не только для родственников, остающихся в Грив, но и в глазах всего Парижа, как будто тот, другой, и не существовал на свете.
Тем временем, под обликом Роберта ухаживая за Лилеей, Феррант узнал, как остальные парижане, о гибели Сен – Мара, и немало, надо сказать, рискуя, но не жалея даже всей жизни ради свершения задуманной мести, в том самом облике Роберта умышленно показывался в компании знакомых наказанного крамольника.
Потом он нашептал Кардиналу, что лже – Роберт де ла Грив, осведомленный о тайне, интересующей британцев, без всякого сомнения, злоумышляет и имеются улики, поскольку многие наблюдали Роберта с таким – то и таким – то.
Так выплелась ловушка из передергиванья и лжи, куда Роберту сулилось попадать, когда бы он не подновился совсем по другим причинам; как – было неведомо и самому Ферранту, чьи планы вдруг переиначились ришельевскою кончиной.
Как это вышло, в самом деле? Ришелье, верх скрытности, держал при себе Ферранта, не посвящая никого, даже Мазарини, которому, понятно, не доверял ни в коей мере, наблюдая, как тот простирает, будто коршун, крыла над его бренным больным телом. И все же по мере отягчения недугов Ришелье снабжал Мазарини кое – какою информацией, хотя из принципа не указывал источник.
«Кстати говоря, Джулио драгоценный!»
«Слушаю, Высокопреосвященство и возлюбленный падре…»
«Обратите внимание на такого де ла Грив. Проводит вечера у Рамбуйе. Кажется, просвещен о симпатической примочке… И вдобавок, знаю от информатора, этот парень видается с заговорщиками…»
«Не утруждайтесь, Высокопреосвященство. Я им займусь».
После чего Мазарини затевает собственную слежку за Робертом, получая те немногие данные, которые и обнаружил в вечер ареста. При всем том он не имеет понятия о Ферранте.
Ришелье на смертном одре. Как повернуть историю Ферранта?
После смерти Ришелье Феррант остался без опоры. Во что бы то ни стало он хотел предложиться Мазарини, потому что предательство, как подсолнух, обращает голову к тому, кто светит ярче. Но не мог являться к новому министру, не располагая козырями, чтоб набить себе цену. А от Роберта простыл и след. Что он – болеет или уехал?
Феррант подозревает одно, другое, но только не арест по его же собственному навету.
Теперь Феррант не рискует и выходить в Робертовом обличье, чтобы не натолкнуться на тех, кому известно, что Роберт в другом месте. Как бы ни сложилось у него с Лилеей, он прерывает все их сношенья с хладнокровием знающего, что для победы порою требуется выжиданье. И расстояние можно использовать: достоинства утрачивают глянец, если к ним приглядеться; воображение сигает дальше зренья, и даже феникс предпочитает самые далекие сени для сохранения своей славы.
Однако время не терпит. Необходимо, чтобы к возврату Роберта Мазарини имел подозрения и желал его смерти. Феррант советуется с пособниками при дворе и узнает, что путь к Мазарини лежит через молодого Кольбера, и шлет тому письмо, в котором намекает на английские козни и на проблему долгот (ничего об этом не зная, помня только обмолвку Ришелье). За сведения он запросил изрядную денежную сумму. Ему назначают прийти, он является переодетым в аббата и с черной повязкой на глазу.
Кольбер не так простодушен. У аббата знакомый голос, немногие его слова сомнительны, вызывают двух из охраны, срывают фальшивые бороду и бельмо, кто же перед Кольбером? Роберт де ла Грив, которого он собственнолично сдал на руки надежным людям, дабы они препроводили его до отправки на корабле Берда!
Изобретая этот ход, Роберт торжествовал. Ферранта отправили в западню, им же и расставленную! «Как, Сан Патрицио?» – вскрикивает Кольбер. Поскольку Феррант мнется и запирается, его бросают в подземный каземат и замыкают дверь.
Нет ничего легче, нежели вообразить диалог Кольбера с Мазарини, которого тут же поставили в известность.
«Он, по – видимому, сумасшедший, Высокопреосвященство. Сбежать с задания, еще понимаю, но являться прямо к нам с вами, дабы перепродать, что от нас же и услышал, надо быть душевнобольным».
«Кольбер, нет такого полоумного, чтоб считал меня дураком. Значит, наш мальчик повышает ставку, руки полны козырей».
«Каких же?»
«Взошел на корабль и немедленно все выведал, нет нужды отправляться в плаванье».
«И замыслил перепродать данные… Так шел бы к испанцам, к голландцам. Но зачем он возвращается сюда? Что ему нужно от нас? Оплату? Но ведь знал, что если выполнит порученное, получит даже жалованье при дворе».
«Значит, он убежден, что добытый секрет стоит больше придворного жалованья. Поверьте мне. Я знаю людей. Остается принять его игру. Я увижу его сегодня же».
Принимая Ферранта, Мазарини собственными руками прибавлял последние штрихи, заканчивая сервированный для гостей стол. Триумф мнимости, все на этом столе прикидывалось чем – то иным. Светильники расставлены были в плошках из льда, цветные бутыли сообщали вину неожиданные оттенки, корзины латука были наполнены композициями из цветов, подобранных, чтоб напоминать плоды, и обрызганных фруктовыми эссенциями.
Мазарини, полагавший, что Роберт, то есть на самом деле Феррант, обладает секретом, из которого он, кардинал, сможет извлечь выгоду, решил делать вид, будто знает все, в расчете, что собеседник выдаст себя.
В то же время Феррант, оказавшийся в присутствии кардинала, догадался, что Роберт владеет неким секретом, из которого ему, Ферранту, хорошо бы получить как можно большую выгоду, и решил принять вид, будто знает все, в расчете, что собеседник выдаст себя.
Поэтому на сцене двое, и каждый из них не знает ничего того, что, по его мнению, известно второму, и дабы взаимно обманывать друг друга, они выражаются намеками, каждый из обоих в напрасной надежде, что у другого есть ключ от шифра. Какая красивая фабула, говорил себе Роберт, нашаривая кончик нити от силка, расставленного им самим.
«Господин де Сан Патрицио, – начал Мазарини, перекладывая на блюде живых омаров, казавшихся ошпаренными, с вареными, имевшими вид живых. – Неделю назад мы отправили вас из Амстердама на борту „Амариллиды“. Вы не могли попросту выйти из игры: ведь вам известно, что цена такого поступка – смерть. Значит, вы уже разведали то, что вам поручено разведать».
