С другой стороны, ухудшение обстановки в Китае не казалось нам фатальным для американских интересов. Китай не был страной с сильно развитой промышленностью и не имел перспектив, как мы считали, стать индустриальной державой в ближайшем будущем. Он не будет, в частности, располагать крупными вооруженными силами, во всяком случае, за пределами континентальной части страны, просто не имея на то возможности.
В то время именно так я и полагал, хотя, как оказалось впоследствии, мнение это было неправильным (о своих коллегах я не говорю). Вместе с тем я выяснил, что в случае их успеха (захват власти и распространение ее по всему Китаю) вряд ли китайские коммунисты будут в течение длительного периода времени оставаться под контролем России.
«Мне кажется, – сказал я в своей лекции в военном колледже 6 мая 1947 года, – если русские окажутся одни в Китае, то непременно столкнутся с проблемой, с которой сталкивались другие в предыдущие века. Представляя движение меньшинства населения, ведущего борьбу за свое существование… китайские коммунисты будут вынуждены поддерживать тесные отношения с Москвой. Когда же они установят контроль над основной частью территории Китая и окажутся в большинстве, полагаю, что их отношения с Москвой вряд ли будут значительно отличаться от нынешних отношений с Чан Кайши, поскольку, обладая большей самостоятельностью, займут позицию, которая позволит им проводить независимую от Москвы политику».
Если развитие событий в Китае не представляло видимой опасности для нашей страны, то иное положение складывалось в Японии, так как она представляла собой более важный потенциальный фактор политического развития международных отношений и располагала самым мощным военно-промышленным потенциалом на Дальнем Востоке. Американцы, общественное мнение которых всегда находилось под странным очарованием, производимым Китаем, завышали значение последнего и преуменьшали роль Японии. Я считал в те годы и не изменил своего мнения и сегодня, что, если бы советских лидеров в послевоенное время поставили перед выбором, осуществлять ли им свой контроль над Китаем или над Японией, они выбрали бы последнюю. Мы, американцы, чувствовали себя в достаточной безопасности, имея дружелюбную Японию и номинально враждебный Китай, считая, что такая комбинация не представляла для нас ничего плохого. Опасность же, которую таил в себе другой расклад – номинально дружеский Китай и явно враждебная Япония, – продемонстрировала война на Тихом океане. Хуже всего было бы наличие враждебного Китая и враждебной Японии. Триумфальное шествие коммунизма в Китае неминуемо будет связано с оказанием коммунистического давления на Японию, что должно привести, как на это надеялись в Москве, к тому, что Япония настроится враждебно по отношению к нам.
Такие соображения привлекли в конце лета 1947 года внимание группы планирования к ситуации в Японии и состоянию оккупационной политики, которая там проводилась. То, что мы обнаружили, вызывало на первый взгляд беспокойство. Теоретически после достижения целей оккупации – проведения первичной демилитаризации и получения репараций – оккупация страны должна заканчиваться подписанием мирного договора. Генерал Макартур официально заявил 17 марта 1947 года, что Япония готова к заключению мирного соглашения. 11 июля Госдепартамент разослал приглашения одиннадцати странам-участницам дальневосточной комиссии (союзное представительство ее располагалось в Вашингтоне, которому генерал Макартур подчинялся в вопросах осуществления условий капитуляции Японии) на предмет проведения предварительной конференции по подготовке проекта мирного договора. Эта инициатива, однако, натолкнулась на невосприятие предложенного со стороны России и националистического Китая. Выяснилось, что в данный момент из этой затеи ничего не выйдет. Тем не менее у нас сложилось мнение, что при согласии других стран мы могли бы все же подписать мирный договор, после чего эвакуировать из Японии свои войска и предоставить ей свободу действий.
Неудивительно, что, разобравшись летом 1947 года в ситуации в Японии, я приступил к реализации напрашивавшихся решений. Если правительство Соединенных Штатов намеревалось оградить Японию от коммунистического влияния, то было бы глупо оставлять ее одну, полностью разоруженную и демилитаризованную, в сложившихся обстоятельствах. После передачи Советскому Союзу Южного Сахалина и Курильских островов да при наличии советских оккупационных войск в Северной Корее Япония фактически находилась в полуокружении СССР. Наш же оккупационный режим не предпринял никаких мер для обеспечения ее будущей безопасности. Более того, никто в нашем правительстве да и руководстве союзных государств не подумал в ходе подготовки к заключению мирного договора, какие же шаги должны быть сделаны в этом направлении после его подписания. А ведь центральное управление японской полиции было ликвидировано. Япония практически не располагала никакими эффективными средствами противодействия коммунистическому проникновению и политическому давлению даже при наличии американской оккупации. Перед лицом такой опасности администрация генерала Макартура должна была действовать, чтобы обезопасить японское общество от политического давления и перекрыть возможные пути прихода коммунистов к власти.
Естественно, мы не были полностью уверены в своих оценках. Да и не имели возможности получить точную информацию по действующим правительственным каналам связи о том, что сделано и делается администрацией Макартура. Но по данным, которыми мы располагали, и в результате проделанного анализа напрашивался вывод, что наше руководство подошло к опасной черте, взяв на себя инициативу начать переговоры о заключении мира с Японией. Однако отказ России и Китая принять в них участие значительно упростил решение вопроса, чего мы даже не ожидали, получив возможность еще раз проанализировать сложившуюся ситуацию и тщательно продумать генеральное направление нашей политики в отношении Японии. Таким образом, группа планирования получила, как говорится, карты в руки. Но в своей работе мы должны были исходить из общих направлений американской внешней политики в целом. Вместе с тем требовалась более точная информация о положении дел в Японии, чем та, которая поступала опосредствованно по каналам связи военного министерства. К тому же было бы трудно подготовить толковые рекомендации и выдвинуть новые идеи без переговоров и консультаций с генералом Макартуром лично.
Эти соображения нашли свое отражение в документе, представленном мной генералу Маршаллу 14 октября 1947 года, где говорилось об опасности преждевременного снятия нашего контроля над Японией. Кроме того, я указал на то, что оккупация, как она осуществлялась ныне, теряла свое значение. Попытки применения существующих концепций и директив вряд ли дали бы возможность Японии после заключения мирного договора с ней спокойно воспользоваться обретенной независимостью. Поэтому возникла необходимость, прежде чем предпринять дальнейшие шаги по заключению мирного договора с Японией, переговорить лично с генералом Макартуром по всем проблемам и тщательно изучить соответствие директив, которыми руководствовалась его администрация, современным требованиям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
