– Вдрабадан, – сказала она.
Франческа пригладила ладонью волосы и надела жакет, который был наброшен на плечи. Ее шелковый костюм помялся от сидения, но от этого стал выглядеть еще шикарнее, приобрел естественность, которая ценится особенно высоко. Франческа подобрала со столика сумочку.
– Джон, пока. Мы ненадолго.
– Хорошо.
Он улыбнулся Франческе, чтобы скрыть свою растерянность и тревогу. Им нужен успех, обязательно нужен. И беда в том, что он не знает, как его в этих условиях обеспечить. Если пресса так и не проявит к их коллекции никакого интереса и в печати не будет никаких откликов, значит, никто не станет ее раскупать, не удастся даже покрыть расходы. Весь напряженный труд, все вдохновение, все надежды пойдут прахом. Фирме Дэвида Йейтса и модельеру Дэвиду Йейтсу придет конец. Разве это справедливо?
– Джон! Ты меня слышал? Я говорю, мы вернемся часов в девять.
Дэвид рылся в карманах своей камуфляжной куртки в поисках платка. Наконец нашел и высморкался.
– Значит, пока!
– Да, пока!
Джон послал Франческе воздушный поцелуй и проводил их с Дейвом глазами. Как хорошо они смотрятся вместе, подумал он, как хорошо им вместе, какая они замечательная пара! Он глубоко вздохнул. Нет, нельзя терять надежду. Если они потерпят крах, это будет несправедливо.
Патрик Девлин сидел в баре ресторана «Гадкий утенок» на Винсент-сквер, одной из улочек в районе Вестминстера рядом с Пимлико, уткнувшись в тарелку с пирогом и жареной картошкой. Весь день он провел в палате, и ему еще предстояло идти на вечернее заседание, поэтому он специально выбрал местечко, куда члены парламента не заглядывают. Ему хотелось отдохнуть от политики. Он развернул и прислонил к пивной кружке свежий номер журнала «Ланцет» и ни на что не обращал внимания.
Проискав подходящее место не меньше часа, Дейв и Франческа наконец устроились на табуретах возле стойки бара «Гадкий утенок». Франческа тут же скинула свои замшевые лодочки и, поставив ногу на соседний табурет, принялась растирать онемевшие пальцы. Она даже не оглянулась вокруг – все равно все бары были для нее одинаковыми, просто сидела и ждала, когда Дейв дочитает вслух до конца меню, высказавшись в пользу сосисок против корнуэльского паштета.
В этот момент ее и увидел Патрик – как она сидит, наклонив голову набок, задрав ногу на соседний табурет, а густые волнистые волосы рассыпаются по плечам и спине. Он поднял голову, чтобы позвать бармена, а взгляд его упал на Франческу. Хотя волосы ее сильно отрасли за эти недели и загораживали лицо, он узнал ее каким-то внутренним чутьем, и кровь бросилась ему в голову. Он смешался и не знал, как поступить. Достаточно было одного взгляда, чтобы ожили самые волнующие воспоминания. Его охватило щемящее чувство невосполнимой потери.
Он поднялся, на ватных ногах прошел между столиков и вышел на задний двор. Ему нужен был глоток свежего воздуха, нужно было привести в порядок мысли. Сердце его бешено билось, в горле застрял ком, нечем было дышать. Господи, что же он делает? Он весь покрылся холодным потом и, найдя носовой платок, вытер лоб, втянул в себя побольше холодного воздуха и ступил на летнюю веранду.
От холодного воздуха ему быстро полегчало. Кругом было темно и пусто. У забора громоздились сложенные столики. Стульев не было. После шума и духоты приятно было посидеть в прохладе, ощутить спиной ледяной холод каменной скамьи, прижаться затылком к стылому камню стены. Патрик прикрыл глаза. Прошлое нахлынуло на него, заставив вновь пережить чувство стыда за глупый и бесчестный поступок, а более всего – за свою жалкую слабость. Ему было противно думать о том, как он позволил командовать собой.
Он понял, что сделал роковую ошибку, сразу после того как покинул ее. Какую ошибку, Господи! Он недооценивал властность Маргарет, ее силу и неуступчивость. Он пытался разыскать Франческу, но Маргарет пустила в ход все средства – угрозы, подкуп, шантаж, так что в конце концов он сдался и прекратил борьбу. «Ты скоро ее забудешь!» – увещевала она его – теперь эти слова вызвали у него горький смех. Он даже не может собраться с силами, чтобы вернуться в зал и взглянуть в лицо этой женщине, женщине, которую он любит. Господи! Забыть ее! Он почувствовал знакомую сосущую боль под ложечкой и почти обрадовался ей. Забыть!
Он открыл глаза и оглянулся. Как можно забыть, один-единственный взгляд разбудил в нем такую боль! А этих пяти месяцев, когда Маргарет опутывала его интригами, желая женить на Пенни Брэчен, будто не было. Все ее ухищрения пошли прахом: образ Пенни растаял как дым, она перестала для него существовать. Вся его собственная жизнь, политика, Маргарет, Пенни, все это сгинуло. Осталась одна Франческа. Франческа. Он вновь и вновь повторял в уме ее имя. Как оно прекрасно! Ни о чем бы больше не думать, только называть это имя. Франческа. Только она теперь реальна, реальнее, чем когда бы то ни было раньше.
Он встал, с трудом проглотил подступивший к горлу комок. Надо идти к ней, этого не миновать, все его нутро рвалось к ней, и сладить с этим было не в его силах. Патрик открыл дверь в коридор. Забыть ее? Как могла эта мысль хоть на мгновение завладеть им, если от одного взгляда все сразу потеряло свой смысл, и в мире осталась только она!
Остановившись возле стойки, Патрик сначала молча наблюдал за ней, оглядывая поворот головы, улыбку, знакомую естественную грацию, которая когда-то так поразила его. Вот она чему-то засмеялась – и он тоже улыбнулся, поддавшись ее заразительному смеху. Стоять в стороне больше не хватало сил. Он откашлялся и позвал ее по имени.
– Франческа!
Ему хотелось дотронуться до ее волос. Пальцы помнили их шелковистость.
– Франческа!
Она обернулась.
Франческа поняла, кто ее зовет, не успев увидеть Патрика. Она почувствовала это сердцем, которое подсказало ей, что рядом любимый. В долю секунды боль и унижение последних пяти месяцев унеслись прочь. Но ненадолго. Ей вновь припомнилось все. Она обернулась, увидела его лицо, и ее пронзила все та же нестерпимая боль, будто все это случилось только что. Ее охватил гнев. Он увидел ее лицо и этот гнев в глазах, но не поверил, что она может его ненавидеть, и подошел, чтобы коснуться ее руки. Она отпрянула и выронила стакан. Он упал на пол и разбился.
– Не смей! – Франческа соскочила с табурета и увернулась от протянутой руки. – Не смей прикасаться ко мне! – Ища защиты, она взглянула на Дейва.
– Франческа, прошу тебя!
Господи, он напугал ее, бесчувственный идиот! Она инстинктивно отпрянула, словно испуганный зверек, но он отчаянным жестом схватил ее за руку.
– Франческа! Прошу тебя!
