Следующим выступал Грэм, который исполнил «I Can See Clearly Now», отчего Берилл расплакалась.
– То, что слепой мальчик спел песню, в которой говорится, что «надо суметь увидеть», свидетельствует о такой храбрости и отваге, что страшно делается, – прохрипела она. – Я снимаю перед тобой шляпу, детка. Ты сделал эту песню.
Наконец, принц Уэльский удивил всех тем, что спел «Do Ye Ken John Peel?».
– Я бы хотел посвятить эту песню всем лисам, которых пришлось усыпить с тех пор, как запрещена охота на них. Люди думают, что это песня о жестоком убийстве лис, но на самом деле она о любви к природе, и я всерьез думаю, что это важно, вы согласны?
Люди согласны не были. Это был первый мощный гол в свои ворота для принца Уэльского, в результате чего он оказался вторым с конца рядом с «Четверкой-Х». План Кельвина воплощался в жизнь. Он не хотел, чтобы процесс выделения принца в любимчики был слишком очевиден, и поэтому распорядился, чтобы исполнению «Do Ye Ken John Peel?» предшествовал видеоролик, симпатизирующий охоте, который вызовет достаточно отрицательных эмоций, чтобы на время поставить под сомнение быстро растущую популярность ЕКВ.
– Если я что-то и знаю о британских зрителях, – уверенно сказал Кельвин, – так это то, что они не любят жестокости к лисам. Они ненавидят ее, презирают ее, они ее категорически не одобряют. Им безразлично ведерко с двадцатью кусочками цыпленка из «Кентакки фрайд чикен» и парой биг-маков в придачу, а также отличной большой сосиской из восстановленного мяса, и им все равно, что последнюю треску, выловленную в Западном полушарии, окунут в тесто и засунут во фритюрницу, но они приходят в ярость, когда сотня заносчивых снобов знатного происхождения преследует лису.
Принц встретился с «Четверкой-Х» в повторном выступлении в конце шоу. Джо-Джо снова сразился с «Сор Killa», а ЕКВ спел «Do Ye Ken John Peel?», и большинство наблюдателей решили, что убийца лис вызвал слегка больше гневных выкриков, чем «Сор Killa». Однако решение оставалось за судьями, и во время последней рекламной паузы перед голосованием Кельвин отвел Берилл в комнату для гостей и велел ей голосовать за принца.
– Ты хочешь, чтобы я голосовала за чертова охотника на лис! – ответила она, бездумно высосав пару устриц и заев их двумя сосисками и йоркширским мини-пудингом с говядиной.
– Да, – ответил Кельвин. – Родни – наставник «Четверки-Х», поэтому он не может за него проголосовать, а я хочу, чтобы принц остался.
– Зачем? Он аристократ, сноб и лисий убийца! – ответила Берилл, вытаскивая хрящик из зуба. – Я мать, я человек из народа, я мать народа, черт побери! Я не могу голосовать за убийцу!
– Ну а я продюсер этого шоу, и я приказываю тебе голосовать за принца.
– Не буду! – крикнула Берилл, и кусочек недожеванной говядины прилип к пиджаку Кельвина. – Я не стану голосовать за паршивого убийцу. Я посол группы «Люди за этичное отношение к животным», черт возьми! Да и вообще, это просто абсурд, как можно выбирать между стареющим поганым педиком и четверкой роскошных парней?
– Которые только что спели «Сор Killa».
– Мне плевать. Я не буду этого делать. Я не буду голосовать за принца.
– Берилл, если ты не будешь делать того, что я тебе говорю, – твердо сказал Кельвин, – ты уйдешь из шоу до того, как пройдут титры.
– Ты этого не сделаешь. Я нужна тебе.
– Я это сделаю, и ты мне не нужна. Я не позволю ставить под сомнение свой авторитет в этой программе ни тебе, ни кому бы то ни было. Ты проголосуешь за того, за кого скажу я, или можешь идти на хер.
– А как же мой целостный образ?
– Берилл, дорогая, – спокойно сказал Кельвин, улыбнувшись широкой ледяной улыбкой, – шоу «Номер один» сделало из тебя настоящую звезду, превратило из новичка в «Бленхеймах» в настоящую знаменитость. Трижды «Национальная мамочка года». Ты действительно хочешь отказаться от этого ради целостности образа? Попытайся вспомнить, что у тебя нет никакой целостности.
Берилл кивнула.
– Ладно, мать твою, согласна, – сказала она.
В конце концов, выбор песни, которую Кельвин навязал группе мальчишек, дал Берилл совершенно убедительный повод проголосовать так, как было нужно.
– Слушайте, я не фанатка охоты на лис, – сказала она, – и людям это известно, но, мальчики, – ее глаза внезапно наполнились жалостью, – я ужасно люблю вас, люблю так, что страшно делается, и вы это знаете. Но как я могу голосовать за вас? Это будет голос против британской полиции, голос в защиту преступности, это будет пощечина всем вдовам и сиротам, потерявшим кормильца, погибшего при выполнении долга. Извините, ребята, но убийство полицейских – это неправильно даже в мире поп-музыки.
И вот так «Четверка-Х» вдруг провалилась.
День, или два, или даже неделю после этого Майкл и его друзья верили, что, возможно, их мечте еще не пришел конец. Ведь сколько раз опытные судьи торжественно провозглашали их звездами, говорили, что у них впереди блестящая карьера, что они лучше, чем «The Commodores»! Новые «Jackson Five». Ну конечно же контракт на выпуск записей, о котором постоянно говорил Родни, теперь по праву должен принадлежать им? Ну конечно же все, что случилось, не было сплошным бредом?
Но это был сплошной бред. В мире было полно привлекательных мальчишек, которые хорошо пели, и они были просто очередной четверкой (или тройкой, если не считать Джо-Джо). Громкие обещания, которые были даны на шоу «Номер один», умерли, не успев прозвучать, и «Четверка-Х» вернулась к жизни, которую так надеялась оставить позади.
Восьмая и девятая недели
Трой вылетел на восьмой неделе после повторного выступления вместе с ЕКВ, который по-прежнему страдал оттого, что не встречает понимания в вопросе охоты. Кельвин вывел Троя из игры, повторив трюк с чтением текста. В первый раз зрителям это понравилось, но, когда Трой проделал то же самое снова, они отреагировали отрицательно, приняв это за неуклюжую попытку взять их на жалость.
Кельвин знал, что свалить Грэма окажется куда сложнее. Во время первых недель живых эфиров Грэм поднялся на уровень популярности, уступающий только «Четверке-Х», и, если позволить ему пробиться в финал, его будет трудно контролировать. Поэтому на девятой неделе Кельвину предстояло разделаться с ним.
– Нам нужно настроить зрителей против него, – объяснил он Челси и Тренту, – и лучший способ сделать это – запороть его ролик перед показом.
– Как насчет того, что он так легко бросил Миллисент? – спросила Челси.
– Умница! – сказал Кельвин. – Именно об этом я и думал. Нам нужно заставить его выглядеть эгоистичным, черствым и подлым.
– Думаете, можно так поступить со слепым парнем? – с сомнением спросил Трент.
– Конечно, можно, – ответил Кельвин. – Все негодяи в литературе были инвалидами, вспомни хотя бы Джона Сильвера.
Трента отправили в репетиционную со съемочной бригадой и велели ему заставить Грэма очернить себя. Однако он вернулся разочарованный.
– Девчонка ему действительно нравится, – объяснил Трент. – Он в нее влюблен, это точно. Более того, он знает, что певец из него никакой. Мне не удалось обмануть его.
– Давай взглянем на пленку.
Сидя в монтажной, Кельвин, Трент и Челси смотрели пленку с записанными интервью.
– Мне неприятно думать о том, что Миллисент сейчас не со мной, – говорил Грэм. – Если честно, я действительно считаю ее более сильной певицей и поэтому чувствую себя глупым, эгоистичным и бездарным существом, как будто мне нет дела ни до кого, кроме себя. Иногда я просто ненавижу себя и даже не хочу победы. Я люблю Миллисент и намерен добиться ее. Она всегда была моим другом и уважала меня, не помыкала мной и не сюсюкала, потому что я слепой.
– Видите? – сказал Трент. – Парень отказывается играть.
– А по-моему, наоборот, – сказала Челси.
– Ты хочешь сказать, что можешь заставить его бросить свою подружку?
– Конечно, могу.
На секунду к Тренту вернулась его былая самоуверенность.
– Хорошо, детка, тогда иди и поговори с ним. Посмотрим, что у тебя получится.
– Мне не нужно говорить с ним, – сказала Челси, – ты уже это сделал.
– Ой, Челси, ладно тебе! Думаешь, из этого можно сделать «колбасную нарезку»?
Челси улыбнулась, взяла распечатку текста интервью Грэма и начала вычеркивать слова:
Закончив, она показала результат Кельвину и Тренту.
– Ты просто молодец, – сказал Кельвин с ободряющей улыбкой.
Трент снова покорился неизбежному.
– Да, отлично, – согласился он. – Ты действительно думаешь, что сможешь смонтировать это гладко?
Челси не удостоила его ответом. Вместо этого она повернулась к монтажному столу и опытными пальцами начала резать интервью Грэма. В проверенном временем стиле «колбасная нарезка» шоу «Номер один» она использовала монтажные переходы и резкую смену кадров, а также разные углы камеры, подложила под интервью мрачную музыку и отдаленный шум дороги, чтобы скрыть швы. В окончательной редакции Грэм говорил убедительно, хотя и нервно, а изъятия придали интервью болезненную настойчивость.
