Оказалось, что адрес принадлежит маленькой и довольно дорогой частной гостинице. Ее сотрудники вспомнили Шайану, которая останавливалась здесь на неделю несколькими месяцами раньше, но с тех пор они ее не видели.
– Вот только на шоу «Номер один», – сказала дама за стойкой регистрации. – Мы так удивились, когда она там появилась. Хотя можно было догадаться, она в комнате все время пела, и ночью ее приходилось просить замолчать. Вообще-то мне казалось, она неплохо поет. Кельвину не стоило ее отсеивать.
Шестая неделя
К началу шестой недели половина пути к финалу была пройдена, и у Кельвина появилась подходящая возможность подробно изучить стиль еженедельного зрительского голосования и узнать уровень популярности каждого из участников. В этом заключался великий элемент стратегии шоу «Номер один», который даже Челси, с ее инстинктивным пониманием темного искусства реалити-ТВ, понимала с трудом.
– Тайная правда всех этих шоу с голосованием, – радостно объяснял ей Кельвин, пока Трент пошел в «Старбакс» купить для всех кофе, – это даже не тайна. Как и абсолютно все остальные аспекты нашего процесса манипуляции, она видна каждому, кто хочет разгадать ее, но…
– Никто никогда этого не хочет, – перебила его Челси, цитируя одну из любимых максим босса.
– Вот именно.
– Потому что это испортит веселье.
– Пра-виль-но, милая. Но если бы кому-то захотелось испортить веселье, то он задумался бы о том, что продюсеры всех до единого шоу с голосованием, от «Большого брата» до «Секса со звездами на тонком льду», видят и анализируют каждое голосование каждую неделю на протяжении всего сезона…
– И могут менять свое поведение!
– Конечно! – Кельвин чуть не запрыгал от радости. – Представь себе, что политические партии во время выборов могут заглядывать в головы каждого избирателя с интервалом в семь дней на протяжении всех трех месяцев кампании! Вот о чем они мечтают! Вот что отчаянно пытаются узнать исследователи, изучающие рынок и общественное мнение, но, разумеется, тщетно. Это ведь настоящее окно в голове у избирателя. Если бы лейбористы или консерваторы могли действительно оценить реакцию общества на каждый политический проект, на каждую речь и на каждую личность на протяжении своих кампаний, они могли бы соответственно вести себя, выдвигать идеи, которые воспринимаются хорошо, убирать на задний план людей, которых чурается избиратель.
– Конечно! И у нас есть эта информация. – Челси была так же взволнована, как и Кельвин.
Кельвин всегда держал полученные данные в строгом секрете, поэтому никто в команде не мог даже представить себе, сколько власти давало ему это знание. Теперь он выкладывал свой козырь.
– Я просто обожаю, когда Кили зачитывает результаты голосования каждую неделю и говорит «не в определенном порядке». Потому что я сижу и думаю: «Я знаю порядок». Нация думает, что в забеге участвуют все, что любой может победить, но я с самого первого дня знаю, кто герой, а кто отстой.
– И потом ты это меняешь?
– Разумеется. Политик использовал бы эту информацию, чтобы внедрять популярные идеи, а я использую ее, чтобы сместить вектор популярности. Если кто-то становится популярен слишком быстро, я начинаю играть против него, чтобы снизить накал страстей, потому что последнее, что нам нужно, – это необузданный победитель. Разве мы не рискуем?
– Да. Спасибо, Трент.
Трент только что вернулся с кофейными стаканчиками.
– Да, спасибо, Трент, – рассеянно ответил Кельвин.
– Без проблем, босс. Я, – ответил Трент. – Я купил маффины.
Кельвин, увлеченный собственной гениальностью, не обратил внимания на предложенный пакет.
– А без риска, Челси, нет шоу.
За этим последовала обычная неразбериха со «Старбаксом», когда оказалось, что всем принесли не те напитки, и заказавшему обезжиренный карамельный латте приходится пить шоколадное фраппе со сливками.
– Трент, нужно просить их писать название на боку стаканов, – сказала Челси.
– Записал. – Если Тренту и не нравилось его нынешнее понижение, то он хорошо это скрывал.
– Отлично, – сказал Кельвин, наконец найдя свой двойной мокко со льдом и ванильным сиропом. – На этой неделе вылетит Незабудка.
– Слава богу, – воскликнула Челси. – Если бы мне опять пришлось слушать ее блядский смех…
– Ты не единственная, кого она раздражает, – сказал Кельвин. – Взгляни сюда.
С этими словами Кельвин показал двум старшим отборщикам информацию по голосованию, которая делала его жизнь столь легкой. Незабудка, как оказалось, никогда не поднималась в общественном мнении выше четвертого места снизу из двенадцати. Зрителей удивила бы такая информация, потому что с первой по пятую неделю на экране ее представляли любимицей публики, неотразимой мамочкой с ее громким «заразительным» смехом, огромными габаритами и постоянно повторяющейся историей о том, что она «просто уборщица, которая пришла на шоу случайно».
– Поверить в это не могу! – восклицала Незабудка каждую неделю, сотрясаясь от смеха, когда Кили предлагала ей прокомментировать свои чувства. – Это просто безумие, но я наслаждаюсь им, я мечтаю, и я здесь, чтобы показать миру, что женщины внушительных размеров и в возрасте по-прежнему могут зажигать!
Незабудке было всего тридцать восемь, но, как и в случае со Стэнли, все, кому за тридцать, были представлены на шоу «Номер один» людьми солидными, и из Незабудки создали мощную фигуру зрелой матери в мире крошечных куколок. Ей давали песни Ареты Франклин и Ирмы Томас, словно она была стареющей примадонной.
– Я ЛЮБЛЮ тебя, Незабудка, – визжала Берилл каждую неделю. – Ты сильная женщина, и, будучи сильной женщиной, я узнаю сильную женщину, и я так тебя люблю, что страшно делается. Ты большая, храбрая, сильная, и ты женщина! И, будучи тоже сильной женщиной, которая в прошлом втайне боролась с лишним весом, я так ЛЮБЛЮ тебя за то, что ты крупная женщина! Вперед, детка! Вперед!
– Незабудка, – соглашался Родни, нацепляя на себя знаменитую маску искрящегося очарования, – твой голос так же велик, как и твоя личность, и так же заразителен, как и твой чудесный смех. Я люблю тебя. Тебя все любят. Ты сильная крупная женщина и настоящая звезда. Просто слушай зрителей. Они ужасно тебя любят. Мы все ужасно тебя любим.
Но Кельвин, который каждую неделю читал результаты голосования, знал, что зрители не особенно любят Незабудку, а порой не любят вовсе. Поэтому отсеять ее на шестой неделе было легко.
– Особые указания будут, босс? – спросил Трент. – Может, дадим ей спеть панковскую рок-песню или нарядим в шорты?
– Зачем, Трент? – ответил Кельвин. – Просто скажи ей, чтобы продолжала смеяться.
Седьмая неделя
Кельвин и Челси смотрели на стену, где висели данные об оставшихся и отсеянных финалистах.
– Ну и кто следующий? – спросил Кельвин.
С каждым днем он все больше и больше доверял Челси. Он обсуждал с ней мысли, которыми хотел бы поделиться с Эммой, но которые не мог открыть ей, не оправдав самых ужасных ее подозрений: он один из тех, кому нельзя доверять.
– Начиная с этого момента нужно проявлять осторожность, – сказал Кельвин. Единственное, где я могу потерять контроль над процессом, – это финал, тот эпизод, где остаются только трое кандидатов.
– Ну да, – согласилась Челси, – но разве теперь это имеет значение? На этом этапе мы или хорошо выполнили работу и сняли хитовый сезон с финалом, который должен увидеть каждый, ведь это телевизионное событие недели, или нет. Нация либо прикипела к нам, или мы облажались. Кому интересно, кто победит? Ты всегда говорил нам, что в наши дни продажи альбомов не имеют значения. Единственное, что ты создашь, – Кристиан Эпплярд следующего года.
– Да, это правда, – согласился Кельвин. – Обычно мне наплевать, кто выиграет финал, и я счастлив, если битва идет честная и трое оставшихся конкурсантов используют свои сильные стороны. Но в этом году я сам наметил победителя.
– ЕКВ? – спросила Челси.
– Да, – с улыбкой сказал Кельвин. – Думаю, это очевидно.
Кельвин, разумеется, не собирался разглашать суть своей сделки с Дакотой или соглашения, заключенного с Эммой, и его совершенно не тревожило то, что Челси знала о его планах. В конце концов, она была связана пунктом о неразглашении, как и все остальные сотрудники, а также конкурсанты, что ж до его мотивов, то, если наследник престола станет победителем в телевизионном шоу, это будет сенсацией даже в нашу эпоху, когда люди привыкли к тому, что знаменитости замешаны во всевозможных скандалах.
– Кто знает? – сказал Кельвин. – Может быть, я стану пэром.
– Боюсь, он больше титулов не раздает, – заметила Челси. – Их продает правительство.
